Но она мне спуску тоже не давала. Как говорится, долг платежом красен.
Как-то после полуночи позвонила мне с общаги, это в Пушкине под Питером.
«Андрюшенька! Скорее приезжай! -- со слезами в голосе молила она. -- Мне очень плохо!».
И рассказала, что она из любопытства решила узнать, действует ли на неё конский возбудитель.
Но не рассчитала дозу. Подружка с племзавода не успела ей всё объяснить.
«Голова раскалывается! Страшный жар! Просто умираю! Не приедешь, -- пригрозила она, -- побегу на улицу мужиков ловить!».
Услышав такое, я, естественно, лечу, запрыгиваю в последнюю электричку. Приезжаю к её общаге.
Но здание после 12-ти всегда закрывают на ключ. И как ни проси -- никто тебе не откроет.
Хорошо ещё, что Тая жила на первом этаже. Вместе с двумя припозднившимися девицами я залез в её комнату через окно. Она от радости бросилась мне на грудь.
… В конце концов, я «снял с неё хворь».
Удовлетворённый не столько физически, сколько морально –- спас жизнь, можно сказать, близкому человеку.
И когда мы мокрые, разгорячённые, абсолютно обессилевшие, задыхаясь от только что схлынувшего чудовищного напряжения, пытаемся перевести дух, она вдруг заявляет, что разыграла меня…
-- Я очень соскучилась по тебе, любимый мой! мне стало так одиноко…
Ну, скажите на милость, -- как после этого можно на неё сердиться?
И что поразительно. Иногда, при такой страстности и горячности, при такой неуёмной жажде наслаждений,
её охватывала удивительная робость, будто она стеснялась самою себя.
Она очень осторожно прикасалась к моему лицу, моим губам, как будто боялась разрушить ту хрупкую невидимую нежность, что обволакивала нас.
http://proza.ru/2020/12/30/99