2-я глава "Взлёт и посадка" повести(16+) «От Невы до Арпы и обратно»
о путешествии молодой женщины от себя к себе (в стиле «дамских романов»).
Начало повести – http://proza.ru/2021/01/21/92
* * * * *
Как добралась до «пяти стаканов», так ленинградцы прозвали здание аэропорта, уже и не помню!.. Помню лишь недоумённые и любопытные взгляды в метро и автобусе; кто-то сочувственно что-то спрашивал, но я не отвечала, боясь вновь расплакаться. Лёгкий халат не спасал от утренней свежести и сквозняков, тапочки без задников то и дело норовили соскользнуть с ноги, отражение в окнах транспорта моего лица, с распухшим носом и заплывшими глазами, меня саму пугало... Совершенно обессиленная я не задумывалась о том, что стремлюсь не столько в аэропорт, где была назначена встреча всех сотрудников, сколько прочь от дома, где остались боль, страх и унижение. Не отдавая себе отчёта, я не думала и о сыне.
Аэропорт поразил деловитой толкотнёй и приподнятым настроением всех и вся!.. Слепящее солнце панорамных окон, сверкающая чистота влажного камня под ногами и яркость всевозможных ларьков с «туристической» мишурой. Сдержанно-нарядная толпа, двигающаяся вразнобой и целеустремлённо скручивающаяся в немногочисленные очереди у табло и выходов на лётное поле. Неразборчивый звук объявлений из громкоговорителей, резкие вскрики людей в синей форме, гомон множества возбуждённых голосов, оживляемых женским деланным смехом и детскими взвизгами. Запах пота и металла, машинного масла и антисептиков, аромат кофе и ванили…
Ужасно захотелось есть, и тошнотворный комок подкатил к горлу, но денег было лишь на обратную дорогу; и вместо наверняка дорогущего кафе я пошла к туалету, на специфический ничем не перебиваемый запах.
Напилась пахнущей хлоркой воды из-под крана и, подняв голову, взглянула в зеркало... Худенькая девушка с голубыми тенями вокруг покрасневших серых глаз, курносый носик с россыпью веснушек и припухшие бледные губы… Пригладила растрёпанные волосы и заплела их в пепельную косу ниже плеч. Отклеила несколько прилипших к шее лиловых цветочков сирени и наконец-то умылась ледяной водой из-под хлещущего крана. Сушилка для рук обдала жаром и я, присев, подставила под волну тёплого воздуха шею, прижавшись спиной к кафелю стены. Но автомат, взвизгнув, отключился; и, поймав на себе удивлённый взгляд расфуфыренных дамочек, я вышла в общий зал.
Наконец-то на табло появился номер рейса «Ленинград-Ереван» и, как было условлено, я встала неподалёку от стола регистрации. И здесь пронзила острая мысль: «А вдруг Валерий Захарович меня не узнает? Или я не узнаю его!»… Мы виделись лишь пару раз – в сумраке парка и полутьме лабораторного коридора. Документы на поездку я отдавала совершенно другим людям, инструкции получила неведомо от кого в кабинете с окнами на Биржу… Я вспомнила термин «паническая атака» и задышала часто-часто, отчего замелькали «мухи» в глазах!.. И здесь, словно шлепок спасательного круга для тонущего в пучине, прозвучал надтреснутый голос, что поразил меня своей вкрадчивой интонацией ещё при первой встрече с моим «спасителем»!..
Действительно, я бы не узнала руководителя экспедиции! Теперь это был не медлительный старикашка сорока лет, а бодрый седовласый мужчина в форменной ветровке и с потёртым рюкзаком на одном плече. Рядом с ним, стараясь забежать вперёд и заглянуть в лицо, семенила молодая плотная женщина в синих джинсах и в детской панамке на огненных кудрях. Не отставая, с другого бока уверенной походкой шла пожилая женщина в тренировочных штанах, обтягивающих полные ляжки, и с косынкой поверх шестимесячной завивки. А следом почти в ногу маршировали высокий парень с ярким румянцем и пара мужиков неопределённого возраста.
Эта плотная стайка прошла уже мимо меня, когда я неуверенно окликнула Валерия Захаровича. Он, не замолкая и не меняя выражения лица, повернулся на зов и остановился так резко, что рыжая девица успела просеменить несколько шагов прежде, чем затормозить, а румяный дылда налетел на тётку, похожую на пуделя в косынке. Вся компания развернулась, молча недоумённо разглядывая меня сверху вниз и снизу вверх…
* * * * *
– Ты понимаешь, каких трудов мне стоило уговорить взять повара с двухлетним ребёнком?..
Мы сидели рядышком на залитой солнцем скамье, и мужчина бережно держал мою руку, как тогда в парке, а я вытирала щёки его носовым платком и, всхлипывая, лишь кивала головой.
– У нас каждый человек на счету. Никто не может встать к плите, и нового повара искать уже поздно!..
Я вновь всхлипнула и протянула мокрый платок его хозяину, но он, выпустив мою руку, платка не взял, а, отстранившись, полез в рюкзак и достал толстенную папку с ленточными завязками. Открыв её, вынул стопочку паспортов с вложенными в них авиабилетами, отошёл к группе своих сотрудников, с нескрываемым любопытством смотрящих на нас, и отдал кому-то из них. Вернувшись ко мне, протянул мой паспорт:
– Решай сейчас и не пожалей потом! Но ещё раз подумай: два месяца свободы от кошмара, в который загнала сама себя, возможность всё спокойно обдумать и прийти к правильному решению. Или замкнутый круг, грозящий помешательством!..
– Алёшка!.. – лишь выдохнула я.
– С ним ничего не случится! У него есть место в яслях, бабушка-пенсионерка и неработающий отец, скоро вернётся и дед. По прилёту я всем выдам аванс, отошлёшь его домой! Или вернёшься сейчас в скандал и долги. Думай!
– Но у меня… – я смущённо запнулась и, встав, сунула мокрый платок в карман, где лежали полтора рубля, вся моя наличность.
– Тряпьё не проблема! На месте оденем и обуем повара. И откормим, а то – стыдобуха, кожа да кости. В двадцать два выглядишь на пятнадцать. Едем!.. – голос был повелительным, а улыбка задорной.
И я неожиданно улыбнулась в ответ, но… Всё же протянула руку и взяла. Оказалось – вытянула билет, а паспорт так и остался в мужской руке.
– Вот и судьба! – Валерий Захарович рассмеялся и, обняв меня за плечи, повлёк к нетерпеливо переминающейся компании.
И я, поддавшись мягкой силе, окутанная лаской и теплом, забыла обо всём, что было за пределами этих объятий, и, вновь потеряв предательский тапок, шагнула навстречу новой для меня «семьи»! Новой для меня жизни! Новой и меня самой, что поняла лишь много позже…
* * * * *
Говорят, что первую половину пути человек ещё в прежней жизни, а вторую – уже в новой! Заняв своё место в салоне самолёта, я всё ещё судорожно вздыхала и представляла, что делает сейчас мой «зайка»! Как он проснулся, топает по комнатам, наверняка босой и неумытый, ищет свою «беспутную мамку», которая потратила последние деньги на телеграмму «Улетела тчк напишу зпт пришлю денег».
Сердце заныло от мысли, что для ребёнка не годятся ни наваристый борщ, ни острый гуляш… Лишь для завтрака оставались овсяная каша и компот, а потом... Захотелось дёрнуть стоп-кран, но в самолётах такого нет! Обманув себя, что смогу вернуться обратным рейсом, и наконец-то согревшись, я провалилась в тяжёлый сон без сновидений. Ни монотонный говор соседей и гул винтов, ни стремление стюардессы накормить и напоить даже спящих, не смогли вывести меня из забытья…
Проснулась, разомлев от духоты, лишь через несколько часов, и босиком прошла по ковролину в конец салона, а когда вернулась на своё место, то получила подносик с незамысловатым кушаньем, которое показалось странным, но вкусным. Ещё бы! Я не ела более суток, а голод, как известно, – лучшая приправа, даже для аэрофлотской несъедобности. Запив «бумажную» курицу стаканчиком газировки, улыбнулась, вспомнив себя в отражении туалетных зеркал: того, что в аэропорту и здесь в самолёте – как непохожи были эти две девушки! И эта «повеселевшая» с любопытством повернулась к иллюминатору...
Под серебристым крылом самолёта расстилалась взбитая перина облаков, сквозь которую тут и там виднелись пёстрые пятна Земли: то синева вод среди кудрявой зелени лесов, то полосатая золотистость полей, то пёстрый бисер крошечных домиков вдоль серых ниточек дорог. Ждала, что вот-вот увижу горы, но самолёт резко наклонился, делая разворот, и лёгкая невесомость заставила стихнуть гомон салона. Вдруг подумалось – вот сейчас кааак… Как же я смогла оставить?!.. Но мысль так и не сформировалась до конца – голова неожиданно опустела… И здесь самолёт подпрыгнул, коснувшись земли, и, повизгивая тормозами, побежал по взлётному полю!..
Под аплодисменты лётчикам, что довезли нас в целости и сохранности, улыбнувшись стюардессе у выхода, я сделала шаг на трап, словно в дверь сауны!.. От неожиданно жёсткого света зажмурилась и, подталкиваемая в спину торопящимися пассажирами, стала спускаться по раскалённому трапу, цепко держась за поручень. Только теперь поняла, что злополучные тапки с пуховками остались под креслом самолёта, но вернуться уже не было возможности. Обжигаясь о раскалённый металл ступеней, сошла на столь же обжигающий бетон и стремглав перебежала в тень крошечного автобусика, что неторопливо повёз половину спустившихся с небес к зданию аэропорта.
Валерий Захарович оказался рядом. Сняв ветровку, он перекинул её через руку, и я машинально ухватилась за рукав, как Алёшка обычно хватался за мою юбку… И поймала на себе заинтересованный взгляд высокого парня, что был украшением мужской части нашего коллективчика. Парень подмигнул и, скинув сандаль со своей ноги, подтолкнул его в мою сторону: «Надевай, не стесняйся!». Я улыбнулась в ответ и надела, лишь чтобы показать смехотворность предложения – в один сандаль легко поместились обе мои ноги!.. Валерий Захарович резко повернулся в сторону парня, но ничего не сказал, а тот потупился, смутившись, и густая краска залила его лицо, шею и уши. Обувка вернулась к своему владельцу.
Войдя в зал прибытия мой поводырь, за рукав которого я по-детски цепко держалась, уверенным шагом пошёл в сторону противоположную от выдачи багажа, а у меня такового и не было. Казалось, что Валерий Захарович меня не замечал, но, подойдя к стойке телеграфа, он достал из напоясной сумочки пачку купюр и несколько красненьких бумажек протянул мне.
– Отправишь деньги, или купить обратный?..
Я колебалась под испытующим взглядом. Вновь вспомнились полупустая кастрюлька с кашей и рубашонки на ветвях сирени. Вспомнилась и закрытая перед моим носом дверь… И всё ещё неуверенно я спросила:
– А на обувь?..
– Куплю. Думай быстрее, а то мои вещи отправят обратно!..
Жар от раскалённых стен и слепящих окон, пышущие теплом плиты мраморного пола, говор возбуждённой толпы, где гортанная незнакомая речь перемежалась с русской… Это был незнакомый и какой-то нереальный мир, наполненный бодростью и ожиданием сиюминутных перемен!..
Всю сумму, до копейки, я отправила телеграфом на имя свекрови, ничего не приписав в строках сообщения. А что я могла написать?! Что бросила полуторагодовалого ребёнка, сбежав… И вновь в голове закружилась мелодия обидной песенки: «Едут беленькие сучки к чёрным кобелям...». Вон один уже готов разуться, хотя и не грузин – подумалось мне почему-то брезгливо. И чувство горечи скользкой змеёй заползло в сердечко, выдавив из него тревогу о сыне. Горечи по отношению к мужчине, что не оправдал моих ожиданий, к женщине, что не захотела заменить мне мать, к ребёнку, что лишил меня беззаботной юности… Я почувствовала себя опустошённой старухой, не хотящей ничего, кроме душевного покоя, которого, вернувшись в Ленинград, не смогла бы обрести. Может быть здесь…
* * * * *
Багаж был получен, и «пудель в косынке» выдала аванс всей группе, кроме меня, стоящей в сторонке. Люди оживились и деловито заспешили из зала прилёта, как оказалось – за покупками!..
Почти у стен аэровокзала, в жиденькой тени корявых деревьев, раскинулся небольшой шумный рынок. В открытых ларьках и просто на асфальте под навесами соседствовали одежда всех размеров и расцветок, выделанные овечьи шкуры и лохматые папахи, рулоны ковров и штуки тканей, груды ранних дынь и коробки обуви разных фасонов, корзины с фруктами и овощами, вёдра с поникшими от жары цветами, ящики с бутылками и бутылями домашних вин… Ароматы спелых фруктов и умирающих цветов, запах пыли и бензина, вонь потных тел и гниющих отбросов, зазывные крики продавцов и жаркие споры торгующихся – всё, под непривычно ярким солнцем, сплелось для меня в пьянящую кутерьму, лишив возможности соображать.
Валерий Захарович, словно безропотного ребёнка не спрашивая «нравится или нет», купил мне «сланцы», яркое платьице, расчёску и пару атласных лент; проводил до дверей туалетной комнаты в зале ожидания.
Вымыв тёплой водой из-под крана уже сбитые от непривычки ступни, я наконец-то обулась. Не стесняясь переглянувшейся пары смуглянок, сменила на коротенькое платье халат и, не задумываясь, бросила его в мусорное ведро. Умылась тепловатой непривычно пахнущей водой, расчесала волосы и заплела две тугие косицы, стянув каждую из них бантом и, повернувшись к двери… Увидела себя в мутном зеркале в полный рост! И впрямь – девчонка-былинка лет шестнадцати, уже забытая мною. Острое чувство жалости захлестнуло, захотелось обнять этого полуребёнка и приласкать, уберечь от того, что уже невозвратно произошло за последние нескольких лет… И отражение благодарно улыбнулось, послав воздушный поцелуй, который, словно по волшебству, закрыл дверь в моё прошлое. Захотелось, как в детстве, подпрыгнуть! Взвизгнуть от полноты чувства и побежать! Раскинув руки, словно крылья, обнимая весь мир, сулящий счастье; оставляя далеко за спиной горький опыт, от которого «дуют на воду». Ах, как коротка девичья память!.. Даже отягощённая материнством.
* * * * *
Продолжение – 3 глава "Анварово подворье" – http://proza.ru/2021/01/23/116