Глава 40. Преступная беспечность.
Специально в этом году взял отпуск пораньше, чтобы накупаться вволю. Вот уже несколько лет подряд пролетает лето мимоходом, без любимого купания. Хоть и ранней осенью, а в Бурно-Октябрьском, у родителей, где в последние два года проводила моя семья отпуск, – уже поздновато пляжными делами заниматься. Бурная весной, горная речка Терс к этому времени окончательно растрачивает водные ресурсы, тончает и превращается в обидно мелкий ручеёк. Да и говорят родители – давно уже и в помине нет той, глубокой реки, из детства…
Время, или люди, что-то непонятное творят с природой. Ушла в никуда испарилась неизвестно где та мощная её стать, которая завораживающим видом манила к себе, быстрым течением, горным норовом и водоворотами, учила бороться со стихией, закаляла меня и сверстников, и заставляла относиться к ней с уважением и восторженной любовью.
В пору моей юности речка Терс была лучшим местом отдыха для сельчан. Здесь, бесстрашно ныряя с высоких, обрывистых берегов в её пучину, вырабатывали мальчишки характер, преодолевали под взглядами деревенских девчат собственную слабость и страх, учились верить в свои силы, и нарабатывали навыки, смело преодолевать потом, во взрослой жизни, любые препятствия, обязательно встречавшиеся на пути и даже, отдающие реальной опасностью.
Манила к себе речка пацанов загадочной таинственностью, кроющейся в её глубинах, под толщей льда, зимой, и учила, тут же, бесстрашно стоять на этой скользкой глади и бегать на коньках. Подстерегала опасностью – попасть в полынью на стремнинах. Обладала непреодолимой притягательностью и поражала способностью, летом, подарить райский отдых телу, измотанному нещадной южной жарой. Фатально и неизбежно готовила река, из пацанов попавших в её воды, обжигающие горным холодом, отличнейших ныряльщиков и пловцов. И вот – щемящей болью и тоской отдаёт её нынешний вид…
В Синегорске тоже есть своя водная примечательность – городское озеро. Тоже пострадало оно от времени. Изрядно заросло илом, подзамутилось принимая в себя водные стоки, сплошь состоящие из отходов городской жизни, грязными потоками весной и осенью несущими в него всякую нечисть, и поэтому сильно засорённое, и давно уже не отдающее синевой.
Но по-прежнему, вопреки всем предостережениям санитарных врачей манит оно летом горожан на неухоженные песчаные пляжи. И если не быть привередливым – всё ещё можно в нем хорошо покупаться и отдохнуть. Поваляться и, позагорать на грязноватом, но приятно, до неги, обжигающим тело, песке, накопившем живительную энергию солнца.
Непередаваемое блаженство для человека – чувствовать себя в воде как рыба! Я обязательно научу плавать, дам возможность моим дочерям тоже полюбить воду в будущем, и уже сейчас, ещё совсем маленькие, пусть к ней они потихоньку привыкают.
Специально к пляжному сезону запасены для моих девчат два подобранных по их размерам, накачанных воздухом ярких разноцветных круга. Вот и настало время ими воспользоваться, применить на деле.
С утра погода выдалась отменная. Сегодня обязательно с детьми я пойду на озеро, и это уже не первый наш совместный поход. Там, на озере, дорвавшись до воды, всегда – заплываю как можно дальше – туда, в водную синеву, чем дальше от берега, тем больше, принимавшую естественный первозданный окрас.
И с неописуемым удовольствием плещутся обычно Леночка и Оля у кромки озера под неусыпным присмотром жены. Они ещё слишком малы. Младшей только исполнилось три годика, старшей – осенью исполнится пять. Жена бранится и бурчит
– Рановато им ещё приобщаться к большой воде!
Пусть бурчит. У меня идея «фикс»
– Мои дети должны научиться плавать и как можно раньше!
С утра – наобещал, но так редко в летний сезон бывает – какой-то суховей налетел на город, гонит пыль и песок в лицо. И совсем не прохладой, а обжигающим зноем ополаскивает всё живое. Не очень приятная погода для времяпровождения у озера. Но дети канючат. Ещё бы, они уже вошли во вкус, и берег озера для них с набегающей на песок тёплой, ласковой водой – место увлекательных игр, и они не желают упустить обещанную отцом возможность, именно сегодня ещё раз побывать там. Что для этих милых несмышленышей ветер?..
Рома, конечно же, не пойдёт с нами на этот раз. У неё свой план-график на генеральную уборку в доме матери. Я же, в плену у своего обещания, на поводу у детей, с понятной неохотой в душе, но всё-таки, не могу не исполнить их ожиданий.
Путь к озеру от дома бабы Вали совсем не длинный – с километр, не больше. Неспешным шагом по протоптанной тропинке через поле, покрытое белёсым солончаком, с жалким подобием проросшей на его кочках, пахнущей болотом травы, совершаем мы путешествие к желанной воде.
Похоже, пустырь скоро исчезнет с карты города, энергично подминает его под себя новое жилищное строительство. Коробки современных зданий Коммунистического проспекта, спешно разворачивающего свою стать, вгрызаются прочными фундаментами в эту, совсем ещё недавно, ни на что не пригодную, землю. А ещё – где-то здесь должен разместиться микрорайон Центральный. Как на дрожжах разрастается город и вширь и вдаль, оглушает перспективами развития.
А пока впереди, по-прежнему, одинокий, выдвигается навстречу нашему неспешному шагу мощный стадион Юбилейный, ещё до перестроечных лет воздвигнутый на пустыре, на совсем ещё тогда неясную перспективу. В имени своём отражает комплекс повод для строительства.
В поле на пустыре ветер просто сумасшедший. И это – при палящем солнце, несколько растворившем свою яркость то ли в блеклых облаках, то ли в пыли…
Но, хода назад уже нет. Сразу за стадионом осталось только дорогу пересечь, и вот оно озеро, вот она водная гладь.
Какая там гладь! Бушует озеро, ну впрямь, как море на картинке к известной сказке о рыбаке и золотой рыбке, возмущённое непомерными притязаниями жадной и ненасытной старухи, на богатство его. И совершенно пустынны его берега. Ни души нет вблизи озера и только нас, непонятная сила привела к его берегу в такое, совсем непригодное для купания, время.
Конечно же, надо отказаться от затеи, но я не успеваю принять решение.
Лена до этого, во время пути, вяло перебиравшая, начинающими распрямляться от кривизны и набирающими силу ножками по пыльной тропинке, гирей висевшая на моей руке, вдруг срывается с неё и метеором устремляется к набегающей на берег волне, и уже, щебечет что-то и полощет ручки в её затихающих остатках.
Оля тоже успела скинуть сандалии и тоже бежит, радостная, вдоль берега, расплёскивая брызгами воду, утопая ножками в кромке влажного, лишь на миг, обнажающегося от очередного набега волны, песка.
Всё – теперь оторвать моих детишек, совсем не боящихся разбушевавшейся воды, от её притягательной силы вряд ли удастся без слез и испорченного, и у них и у себя, настроения. И я не могу решиться на отступление.
Солнце по-прежнему, слепит в стороне, а над озером гуляют тяжёлые грязно серые тучи. Как будто притягивают они и пытаются вобрать в себя всколыхнувшийся со дна ил, угадывающийся на поверхности, набегающих на берег метровых волн, пытаются сорвать с их гребней, такие же на вид, как и тучи, грязно серые пенные буруны.
Так и не принявший окончательного решения уходить с озера несолёно хлебавши, с любопытством всматриваюсь в бушующие волны. На этом озере я ещё не видел их такими, огромными и грозными. Тяжёлая свинцовая с пенно-белым гребешком, пугающей хлёсткой мощью накатывает волна на берег и в конвульсиях умирает одоленная песком, с виду слабым и беззащитным.
А Лена, моя Лена уже бежит навстречу очередной волне и сбитая с ног её силой буквально вышвыривается назад. Лена не понимает опасности. Несколько озадаченная она тут же вскакивает и опять отталкивается от песка, и опять бежит бесстрашно навстречу волне, устремляясь в не растерявшую теплоты манящую водную стихию.
И пока я тут размышляю и взвешиваю за и против – Лена, бесшабашная Лена, вовсю уже полощется у кромки, где теряет волна силу, и тоже, готовится следовать её примеру более осторожная Ольга.
Светятся счастьем лица моих дочерей, смешивается с их заливистым смехом, наталкивается на меня упруго наваливающийся, с озера, ветер. Ну что же – пусть порезвятся дочурки, вот только, резиновые круги надо на них закрепить…
Круги добавляют уверенности не только мне, но и детям, и им уже не просто бегать по воде, им уже плавать на этих кругах хочется. Ну что ж, пора и мне окунуться. Не спуская с детей глаз стою, погрузившись по колено в воде, отсекая от них озеро, повернувшись к нему спиной, а волны накатываясь, почти достают плеч и очень трудно после их порывистых ударов удерживать равновесие.
Зорко отслеживаю поведение девчат и только успеваю выкрикивать
– Оля! Лена! – Не смейте глубоко заходить! Купайтесь у берега!
Куда там… Дети устремляются на своих плотиках-кругах ко мне. Папа для них сейчас заразительный пример. Раз папа забрался вглубь, то и им можно. Но вот, вроде бы набарахтались, подустали. С трудом, но мне всё же удаётся выманить их, наконец, на берег.
Утираю и укутываю их полотенцами, постукивающих зубами, от накопившегося в тельцах озноба, и усаживаю отогреваться на пледе, с трудом развёрнутом, и рвущемся из рук, жаждущем оторваться от песка, и улететь вслед за стремительно убегающим в город ветром. И заражённый их примером уже знаю – пока сам не искупаюсь, ни за что не уйду с этого неприветливого на вид, а всё равно, призывно зовущего в себя, озера. Пока не окунусь с головой, в его прохладу, пока не поборюсь с его волной хотя бы с пяток минут.
– Сидеть на месте! Не смейте ходить за мной, не смейте лезть в воду – строго наказываю детям. – Обсыхайте, грейтесь пока! я сейчас, ненадолго, только окунусь…
Одни их головки, с выбивающими ознобную дробь губами, только и торчат из полотенец, плотно обтянувших и постепенно согревающих сжавшиеся в комочки согбенные фигурки.
– Ну-у, – накупались! Теперь, вряд ли скоро поманит их снова вода.
Хотя, Ленка так и не далась, чтобы снять с неё круг. Так и сидит младшая моя дочь, опоясанная им, опираясь локотками о его жёсткую, прорезиненную ткань.
И всё-таки – в воду, в воду…
С разбега бросаюсь в набегающие волны. Мимолётом отмечаю, что у берега волна значительно умерила норов, и вроде бы ослабила напор.
Показалось. Ритмично колышется водная поверхность озера, вздымается колебаниями всё на большую высоту – по мере отдаления от берега. Она бросает меня с гребня вниз в глубокие впадины, не даёт возможности приспособиться к её ритму, захлёстывает с головой, превращает тело в слабоуправляемую пушинку, швыряется водными барашками в лицо – только успевай отплёвываться.
Подныриваю под очередную волну. Я натренирован, долго – больше минуты могу находиться без воздуха под водой. Здесь у самого дна колебание воды почти не ощущается и на боку, увлёкшись, ритмично работая руками и ногами, всё дальше и дальше отдаляюсь от берега. Сколько могу, задерживаю дыхание, сейчас, вынырну и отдамся на волю волне – пусть сама потом тащит назад к берегу…
Вынырнув, первым делом бросаю взгляд перед собой на ставший вдруг достаточно далёким берег и… не нахожу на нем моих детей. Вздымающиеся волны заслоняют горизонт, и берег не очень отчётливо, то появляется, то исчезает в промежутки между их подъёмом и спадом. Детей не видно.
Тревожно ёкает сердце мне уже не до катания на осёдланной волне, мощными саженками устремляю тело к берегу, лихорадочно всматриваюсь в его кромку, и вот они, – нашлись! Конечно же, не усидели на берегу – снова плескаются в воде. Но нет, – я вижу только Ольгу…
Всё обрывается внутри. В смятении, бешено работаю руками – берег стремительно приближается, я уже нащупал ногами дно и тут – вот она – обнаружилась Лена! На своём спасательном круге загребает ручками, где-то сбоку, и на удалении от меня метров в сорок, бесстрашно борется с волной, молотит ручками и только пластмассовый круг держит поплавком её на поверхности...
Меня едва не парализует от страха, от внезапно навалившегося, и ставшего чётко осязаемым, предчувствия беды.
– Назад, назад!!! – вырывается из парализованного ужасом горла. Я изо всех сил отталкиваюсь ногами от дна, лихорадочно машу, бью руками по воде – то ли бегу, то ли плыву к моей дочери, но слишком она далеко! Расстояние не уменьшается и временами она исчезает из вида. Лену подбрасывает волнами и тут же скрывается она за высокими гребнями. Меня она не видит и не слышит, и, похоже, в страхе, уже ничего не замечает вокруг.
Душа изо всех сил рвётся к доченьке. Как цепка эта вода, навалилась тяжестью и не выпускает на простор моё тело из своих свинцовых объятий. И всё-таки расстояние между нами сокращается. И вот уже перебивает отчаяние надежда
– Не дёргайся, не суетись, – ты успеешь, успеешь…
И вдруг… – это происходит, как в замедленном кино и я отчётливо всё вижу. Лена, качающаяся поплавком на волне, уставшая отбиваться слабеющими ручками от настойчивой волны, наклоняется всё ниже и ниже, опрокидывается и переворачивается, уходит головкой под воду – и уже только круг и её лихорадочно бьющиеся, пытающиеся уцепиться за воздух, ножки торчат из воды.
До дочери ещё метров двадцать, мучения её на виду, наверное там, под водой она уже захлёбывается, а я по-прежнему, – далеко, мне не дотянуться до её беды и от бессилия и обречённости происходящего, дикий неописуемый ужас сковывает сознание, и лишь одна молитва бьётся, перебивая всё
– Боже, только бы не выскользнула из круга только бы не выпала, только бы не ушла под воду…
Как медленно сокращается расстояние! Управляемое подсознанием, тело подскакивает, выпрыгивает из воды, яростно перебивает её цепкую силу, рвётся, рвётся к дочери! Охваченное первобытными инстинктами, ужасом охваченное сознание, всё-таки не потеряло окончательно разума, душа вся там, на небесах, в мольбе о помощи неизвестно к каким силам – только бы не выскользнула доченька – пусть даже захлебнётся! Пусть наглотается воды – откачаю… но только бы не выскользнула! Только бы не исчезла в пучине – тогда – всё… конец… – не смогу её отыскать в водной мути…
Мозг работает, управляет телом на удивление чётко и рационально, вечностью кажется время, но всё же я довольно быстро приближаюсь к, всё ещё, барахтающимся на виду ножкам. Энергично перемалывают они воздух – значит, жива ещё моя девонька, значит жива!
И вот, уже десять прыжков до неё, и вот, уже пять… – только бы не соскользнула только бы… И бьётся, мольбой и заклинанием, в груди дикая надежда Я должен успеть я успею…
Все движения тела наперёд чётко просчитывает мозг, просчитываются все варианты действий на случай внезапного изменения ситуации. Кроме одного, непреодолимого – выскользнет моя доченька из круга и тогда… Нет! Такого просто не может произойти! Не может!!!..
И к счастью всё ещё держит Леночку под попку спасательный круг, и вот!!! – О чудо! – я дотягиваюсь и сжимаю железной хваткой уже совсем вялую, почти неподвижную, скользкую ножку моей доченьки, выдёргиваю её тельце из воды, и появляется, зависает над поверхностью её головка. С плотно сжатым ртом, заполненным воздухом, распёршим щёчки до почти неестественного натяжения, и бессмысленно ловят свет широко раскрытые выпученные глаза. Несколько мгновений, и ротик распахивается, со свистом вырывается из него воздух и тут же судорожно ловит, глотает в себя живительный, свежий…
А если бы я не успел и он распахнулся бы в воде…
Подхватываю второй рукой её спинку, переворачиваю тельце, лихорадочно прижимаю его к груди! Глаза дочери приобретают осмысленность, шарят вокруг и наконец, ловят мой взгляд. Она, ведомая утробным инстинктом, умудрилась не сглотнуть ни капли воды, не впустить в себя её убийственную силу.
– Папа, я утонИла – выдыхает Леночка первые, и только эти слова, продолжая лихорадочно и жадно хватать воздух ртом. С её волосёнок, прямо по зрачкам глаз, по-прежнему, широко распахнутых, тонкими струйками стекает вода. Просто капает с ресниц на оболочку глазок, на зрачки, и ползёт по ним. И нет сил у моего ребёнка, обратить внимание на эту, такую несущественную неприятность, по сравнению с только что пережитой смертельной опасностью, и просто прикрыть глазки веками, просто зажмурить.
Да ведь она и под водой всё время находилась с открытыми глазами – мелькает почему-то в голове именно эта мысль, и совсем нелепые умозаключения рисует воображение. Воспалённый мозг чётко представляет, ярко пронзительно, в реалиях воспроизводит картину: – там, под водой, с открытыми глазками, шарит моя дочь в грязной мути, выискивая спасение. Её ручки беспомощно и судорожно рыскают во все стороны в поисках твёрдой опоры, и не может смириться душа её, и не понимает, что властвует вокруг только жестокая и неумолимая обрёченность. Именно эта картина, стоит в глазах и вызывает во мне, наибольшую жалость к ней.
Я прижимаю девочку к себе, из враз охрипшего горла, вместе с рыданиями, вырывается
– Нет, ты не утонула!!! Нет, всё хорошо! Всё… все... сейчас выйдем на берег! – и чувствую, что никакая сила теперь не сможет оторвать от меня почти сросшееся со мной бесценное тельце.
– Папа, я утонИла, я утонИла, – возбуждённо продолжает она бормотать самые главные для неё, сейчас, слова. Это так она жалуется мне, и… – не плачет.
Забавная в слове, буква «И» умильно ласкает слух, и я испытываю к своей «утопленнице» безграничную нежность…
И вот мы уже на берегу, и с тревогой – так ничего и не понявшая, но почуявшая смутную опасность жмётся к моим ногам, и смотрит на нас, округлившимися глазами, старшая дочь.
Почти шёпотом срываются с губ деткам моим успокаивающие слова, и всего меня бьёт неудержимый озноб, то ли от холода, то ли ещё отчего…
Какое провидение выхватило мою доченьку из бездны? Кто уберёг нашу семью от страшной беды? Кого мне благодарить… и как я расскажу о допущенной очередной, бесшабашной, преступной глупости своей жене?..
На удивление, быстро, Леночка успокаивается, мне кажется даже, что она совсем не напугана происшедшим. Но купаться она уже явно не хочет.
И уже не хочет купаться больше Ольга и тянет меня за руку, и начинает канючить:
– Папа, – пойдём домой, пойдём…
Не слишком ли быстро и я успокоился, глядя на расслабившееся, наконец, личико моей младшенькой? Даже подобие улыбки появилось, – сама потянулась к платьишку, в сандалики ножками ныряет, лопочет Ольге что-то.
Наблюдаю за её вознёй и начинаю понимать, что – то, что произошло с ней несколько минут назад, может так отпечататься в её неокрепшем сознании, так отложиться может это – «я утонИла», что на всю жизнь её душу, пережитый испуг, отлучит от большой воды.
А как же с идеей «фикс»?
– Мои дети обязательно должны уметь хорошо плавать? Вот, что называется, приобщил к воде сдуру, вот это – привил любовь!
Я знаю средство, как избавить сердце моей дочери от страха, ещё прочно не закрепившегося в нём. Я знаю!