Глава 49. Сердце Висящева.
Висящева на моих планёрках нет и нет. Постоянные участники планёрки уже и свыклись с его затянувшимся отсутствием. Всё как-то слилось у Висящева. Одной продолжительной полосой сопровождает затянувшуюся болезнь, и поездка на обследование в Москву, и полноценный отпуск с полным отвлечением от производственных забот, и по всем канонам, казалось бы, достаточный перерыв, способный расслабить и размягчить его перенапрягшееся и начавшее давать пугающие перебои сердце.
Он приехал же, довольно бодрым из Столицы, обнадёженным и заметно посвежевшим. Отпуск в летнее время в придачу, разумные физические нагрузки на его любимой даче, на свежем воздухе – казалось – что ещё надо.
Но всё совсем не так. Всего нескольких дней на работе хватило Александру Дмитриевичу, чтобы снова угодить в больницу – и надолго, угодить. Замещающий его Бугаенко тянет ношу за двоих, кряхтит, но тянет. Мы с Макарычевым явно видим, как она его тяготит, эта ноша.
Нет, он виду не показывает и довольно бойко и дельно разводит проблемы, и линейных монтёров, и кабельщиков. Да и все разносторонние цеховые заморочки не откладываются на поздний план, а находят у него разрешение. Но нет блеска в глазах Иосифа Александровича, и богатырская его фигура, как бы многотонным грузом нагруженная, выдаёт его состояние – руководить людьми самостоятельно, со всей полнотой ответственности за принятые им лично решения, на затянувшееся в неопределённости время, – для него, настоящая мука. Кратковременно заменить Висящева – куда ни шло, а вот на длительное время – мука…
Уже успели навестить в больничной палате Висящева и профком, и сам Бугаенко – неоднократно, и вроде бы он, вот-вот, должен выписаться – ан нет, – держат его почему-то врачи, упорно держат.
Промозглая, дождливая слякотная погода на улице. Мы с Макарычевым ныряем в вестибюль больницы, пробираемся темными коридорами к крылу, в котором расположена палата Александра Дмитриевича, – где-то на четвёртом этаже. Поднимаемся вверх, по мокрой от обуви посетителей, непривычно неухоженной для медицинского учреждения, лестнице. Она продолжает нести в себе ощущение уличной слякоти и промозглости, к тому же, ещё, и окрашенная в тёмно-синие, мрачные тона. И поднимаясь – слышим характерный бархатисто-рыкающий голос нашего больного – обычный, нормальный голос, обычного, нормального Висящева.
А вот и он, совсем не в палате, а на лестничной площадке своего этажа обсуждает с таким же, как и сам, бедолагой, совсем не больничные, судя по воспринимаемым слухом, словам, проблемы. Зябко кутается в затёртый стирками байковый больничный халат.
Холодно на площадке, а ведь по информации тепловиков – больницы и детские садики уже начали отапливаться в наступившем новом сезоне.
Он рад, он очень рад нашему приходу, и кажется – немного смущён вниманием начальства к своей персоне. Такое чувство, что Висящев как бы отвык от нас, и даже как-то отдалился. И ему неудобно за свою болезнь. Да неужели ему и впрямь кажется, что он меня с Макарычевым и коллектив подвёл?!
Неудобно расспрашивать о приключившейся болезни – только душу бередить. А он интересуется делами, и мы докладываем о рабочих успехах цеха, да и предприятия – тоже, мол, всё там нормально.
– Главное – выздоравливай Александр Дмитриевич, нет сейчас для тебя более важной работы!
Висящев всё понимает, кривовато усмехаясь с иронией, подтрунивает над нами, обращаясь при этом больше к Макарычеву.
– Ну, вот и хорошо! Наверное, единственный недостаток, который не успел мой цех устранить – это неработающие через один, в больнице телефоны-автоматы. Александр Николаевич, пришлите сюда бригадира «автоматчиков» Айсина Женю. Лично, я уже устал тратить «двушки» на звонки в бюро ремонта. Всё не дождусь сюда своих, образцово работающих, как вы тут бодро заливаете, монтёров. Ну, серьёзно, мне очень неудобно перед моими врачами – ведь они все знают, что работа телефонов и телефонов-автоматов – это по части моей службы, и когда не выдавишь, даже с помощью монет, из этих железок ответа станции – как мне в глаза врачам смотреть! А ещё, тем больным, особенно из районов области, что со мной вместе, и по соседству, в палате лежат – ведь для них телефон-автомат – единственное средство подчас, пообщаться со своими родными. Александр Николаевич, проследи…
Мы дружно, разом удивляемся
– Александр Дмитриевич, что неужели действительно так плохо работают автоматы?
– Да нет, это я специально краски сгущаю. Просто много слишком желающих звонить отсюда. Особенно вечером, у каждого автомата большие очереди образуются, и сразу чувствуется, когда даже один из четырёх, установленных в нашем корпусе – откажет.
– Так может надо добавить ещё пару штук новых?
– Может и надо…
Ну что за манера такая у нас связистов! По любому поводу – без обсуждения темы о работе телефонной связи – никак не можем обойтись.
– Александр Дмитриевич, а как же всё-таки вас лечат, может всё-таки, нужны какие-нибудь особые лекарства?
Отнекивается Висящев.
– Хватает мне всяких лекарств, тошнит уже от них. Да впрочем, нас сердечников всех лечат одинаково, – горсть таблеток после еды, три раза в день, и будь здоров, не кашляй…
– А вообще, грех жаловаться. Мы сейчас всей больницей, по вечерам, лечимся самыми современными и эффективными методами от всех болезней сразу. И знаете, – многим помогает…
Улыбается Висящев, но слишком известны мне эти подозрительно вибрирующие оттенки, разбавляющие его голос. Они выдают его состояние. Александр Дмитриевич волнуется. Он смеётся сам над собой, над своими надеждами, – надеждами человека хватающегося за соломинку в бурном водовороте, – обречённого утонуть…
– Мы все тут установкам Кашпировского следуем, торопимся занять место перед телевизором, даже боремся за него. Усиленно головами, в трансе, мотаем потом, дружно, под воздействием его флюидов, во время оздоровительных сеансов по телевизору…
Продолжает с горечью
– Вся страна больная, вся одновременно и лечится. Как будто все с ума сошли! Кто заряженную Аланом Чумаком, опять-таки во время телевизионных сеансов, воду пьёт, кто заворожённый взглядом Кашпировского, головой мотает. Некоторые даже так намотаются, что падают со стульев на пол в экстазе…
– Да что же это, Александр Дмитриевич, – вы серьёзно? И что, – сами тоже, верите феномену Кашпировского?
– А мне, также как и другим, только это и остаётся. Все на что-то надеются, и я – как все…
– Ну а врачи что же? Как, они это позволяют делать?
Вздыхает Висяшев.
– Виктор Васильевич, самое смешное, что именно врачи и советуют всем нам принимать сеансы Кашпировского! Во всяком случае, – говорят – хуже не будет. А вдруг, и вправду поможет…
Вот мне – наверное, всё-таки помогает. Кстати, через пару дней меня выписывают.
И не поймёшь сейчас Александра Дмитриевича, толи он опять шутит, толи на полном серьёзе это говорит, но то, что его, наконец, выписывают – это хорошая новость и это радует...
***
Вечером, по каналу центрального телевидения вслед за программой «Время» начинается действо. Экстрасенс Кашпировский, человек с тяжёлым, мрачным, беспощадным взглядом уголовника, расположившись на трибуне огромного зала, обрабатывает своей энергией толпу зрителей, жаждущих исцелиться от различных недугов, правдами и неправдами, за большие деньги в этот зал пробившихся.
В первых рядах есть и уже «исцелённые» общением с ним, – на его ранних сеансах. Они рассказывают о чудом нормализовавшемся давлении, о том, что у них рассосались шрамы, исчезли бородавки и стали расти волосы на безнадёжно лысых, ещё совсем недавно, головах. Они очень убедительно демонстрируют обретённое счастье, они просто обескуражены свалившимся на них чудом исцеления, сгенерированным уникальным даром гениального мага.
Многие в зале, наверное – наиболее впечатлительные, ещё не дождавшись, начала сеанса знаменитого экстрасенса, под воздействием излучаемой им гипнотической энергии – что ли, – уже впали в странный транс. Кто головой, как антенна радара, настраиваясь на его волну крутит, кто – руками, почти потерявши сознание, размахивает…
Я зову к телевизору возившуюся на кухне жену
– Рома, иди сюда! Присядем! Сейчас начнётся лечебный сеанс Кашпировского. А вдруг и правда, его энергия через телевизор на нас подействует, – накопившуюся за день усталость снимем…
Жена моя тоже наслышалась восторженных откликов среди своих работниц о чудом исцелённых.
– Ну-ну, посмотрим…
Заряженная ожиданием зала пауза на экране… тишина… умиротворяющая музыка… тяжёлый взгляд то ли несостоявшегося зека, то ли потенциального убийцы, из нутра телевизора, сквозь экран проникает в зал нашей квартиры, впивается в наши души. Голос мага чётко, как команды, выдаёт установку на выздоровление…
– Расслабились!.. У вас тяжелеют веки… даю счёт… – один…два…три…
Чертовщина какая-то! Веки у нас не тяжелеют. Но на экране – только взгляд Кашпировского… крупным планом… и этот взгляд явно желает просверлить нас насквозь. Наверное, надо тоже покрутить головой, наверное, так положено, и мы … крутим…
А Кашпировский уже ведёт обратный отсчёт – выводит из транса…
Сеанс окончен, перебрасываемся с женой взглядами… пауза… и весело смеёмся – что это было с нами?
– А ведь усталость, действительно, может быть, просто после смеха – как рукой сняло…
Надо, наверное, на полном серьёзе, как посоветовал Висящев, провести ещё один эксперимент. И не мелочиться. Не пасту зубную, не воду, а сразу – зарядить энергией, передаваемой тоже, с помощью телевизионных передач ещё одним чудо-экстрасенсом – Чумаком, (одна только фамилия – сама за себя говорит) – настоящий аккумулятор!
Всё сразу ясным и понятным станет, действительно ли материальна так разрекламированная энергия Чумака? Вот только жаль, что его сеансы по телевизору идут в дневное время, когда я с Ромой на работе. Жаль…
Наверняка кто-то и кроме нас найдётся, чтобы провести этот эксперимент. Вот только вряд ли ему возможность представят результаты по телевизору, потом, на всю страну огласить. Как-то вдруг сразу, и подозрительно много, проявилось самобытных талантов – самородков на земле, желающих помочь страждущим и жаждущим.
Прямо шабаш какой-то! Колдунов, волшебников, предсказателей, прорицателей, экстрасенсов и кого там ещё…
Ох, гласность, гласность! Какой стороной ты ещё повернёшься в следующий раз, какой ещё мусор взметнёшь в воздух и потащишь, понесёшь по стране…
…Холодно… зябко…