Время Хама

ВРЕМЯ ХАМА
Как мы пропивали профсоюзные взносы

Из цикла «Брызги шампанского»

Буйный многоцветный фейерверк дымным грохотом распугал ласковый ночной трепет средиземноморских волн. В след за этим резко вспыхнувший свет прожекторов высветил огромную белоснежную сцену, словно сказочное облако, висящее в темном небе, усеянную красными и лиловыми кафтанами мужского народного хора.
— Славсяяя… — разнеслось громовым эхом по словенскому пляжу.
— Во истину, гуляем! — не сдержался я или халявный вискарь во мне, и где-то в глубине пока ещё холодного сердца уже просыпался праздничный озноб предчувствия очередного загула.
— О-о-о! Рашин! — то ли восхитился, то ли удивился мой сосед по барной стойке, проглатывая очередной бокал с виски.
— Рашин, рашин, да не вашин!
— Я, я, — закивал в ответ с виду немчура, вот уже третьи сутки, с момента нашего заселения в этот шикарный «Гранд отель», не выползавший из дорогущего бара, лучшего в Портороже.
— Я, я, а рожа не моя, — задиристо вторил в ответ этому типу, почему-то испытывая чувство брезгливости. — Ладно, наши уже грянули! Пора переходить в партер, поближе к кухне.
— И подальше от начальства! — неожиданно на чистом московском, с ударением на «а», поддержал меня, ошибочно принятый за немца, субъект. — Давай ещё по одной, угощаю!
— Спасибо, но пора…
— Да, ладно, успеешь к горячему. Безо льда, конечно же?
Впрочем, ответа он от меня не ждал.
— Ту дринк, но-о айс!
Бармен аккуратно поставил перед ним два бокала на ажурные бумажные розетки и услужливо подкатил по стойке вазочку с орешками.
— Серж, — знакомясь, он протянул сильную холёную ладонь, заодно блеснув бриллиантами на запонке.
— Боб, — заставил он встряхнуть мои мозги, перекладывая на импортный лад своё имя.
— Так, гуляем, старик! — Серж резко опрокинул содержимое бокала в рот. — Боб, ты профсоюзный босс, что ли? Это ж вы сегодня зажигаете?
— Нет, я из аппарата, боссы там сейчас пируют.
— Значит не racket-dominated union… — неразборчиво по-английски пробурчал себе под нос Серж, прикрыв глаза, и я уже решил, что он отбывает в нирвану.
— Рад был познакомиться, — протянул ему руку на прощание, но он крепко сжал мою ладонь и, дёрнув за неё, соскочил с высокого табурета, увлекая меня за собой твердым быстрым шагом в направлении террасы, где начинался наш банкет.
— Тоска, старик, понимаешь, — не сбавляя шага, запричитал Серж. — Вторую неделю парюсь… Словом перекинуться не с кем! Бля, одни вельможи — сытые рожи! В Москве надоели, думал здесь…
— Так мы только приехали… — попытался вставить я в оправдание.
— До вас сибирско-дальневосточный губернаторский резерв учили… Эффективные менеджеры! Брр-ыы! — он аж плечами передёрнул. — Да и твои не лучше. И вот, наконец-то, увидел лицо…
— Женское, наверное?
— Так, стоп! Ты что, женщина? Или этот?
— Я-то тут причём?
— Так твоё лицо увидел… Давай за этот столик, пока не занят.
Опять не дожидаясь ответа Серж уютно устроился в кресле, лёгким движением руки опрокинул табличку с названием делегации на газон, и ногой задвинул её под стол.
— Ну, вот, минут пятнадцать выиграли… Боб, да приосанься ты, расслабься, всё будет хорошо. А когда всё станет хорошо, то что?
— То потом будет хреново!
— Вот почему, Боб, я в тебя поверил! Ты, как и я — философ.
Подошедший официант, понимающе выдержал паузу и даже улыбнулся:
— Что будите пить? — спросил он по-русски с мягким молдавским акцентом. — Вино, водка, коньяк, джин, виски?
— Виски со льдом, — ответил я, внутренне оправдываясь перед собой, что ещё рано заводиться.
Серж, казалось, не обращал ни на кого внимания, заканчивал аккуратно выкладывать на тарелке ряды всевозможных морепродуктов, давя лимон и украшая кусочки рыбы веточками зелени:
— Вот какой я молодец! Трам пам пам! Здесь надо есть только морских гадов… Море, воздух, пальмы, песок, мурашки, фляжки… — Похоже, он и сам для себя был прекрасным собеседником.
Только сейчас Серж поднял голову, взглянул на официанта и бодро продолжил:
— Вискарь, конечно, уважаемый, вискарь! По двойной, для начала, безо льда.
Если честно, этот перепад его эмоций и командный тон начинал меня раздражать.
Официант быстро разлил по бокалам, и всё так же понимающе улыбаясь, поставил бутылку рядом с нами:
— Что-нибудь ещё?
— Спасибо! — Так бы и дал в рожу! И что он лыбиться?! Будто мы уже под столом валяемся… Не дождёшься!
— Тост! — Серж прервал поток моей желчи. — Или может, ты хочешь?
— Давай, давай — отмахнулся, оглядываясь по сторонам.
— Я вижу, ты, старичок, до сих пор пруху не чуешь! А между прочим, у меня знатный косяк и две герлы… Да, не таращи глаза! Так, местные хохлушки с Волыни, с утра в номере отсыпаются от трудов праведных. Понимаю, первый тост шефа, у него на глазах, стоя, с двумя короткими и одним длинным… Это святое! Но потом, ужин в номер, вставим пару свечей нашим славянским подругам, да простит нас Господь и Дева Мария!
— Не богохульствуй, Серж! — протянул я бокал.
— Не придирайся к словам, а всё-таки, как тебе идея? — чокаясь: — Я ж понимаю, здесь все свои, а ты не дурак, на работе ни-ни! Так чего поститься, когда в номере сестрица?
— Против логики не попрёшь! — усмехнулся я и тут же непроизвольно вскочил. — А вот и шеф с бокалом!
— Вот этот жабоподобный боров?! — прошипел Серж: — Вы что, на колени становитесь, когда глаза от него надо спрятать?!
Я с трудом сдерживался:
— Очень прошу, не смеши меня! Стыдно признаться…
Загремели фанфары, шеф дежурно забубнил о социальной солидарности и поддержке человека труда.
— Да ладно тебе, брось! — Не успокаивался Серж в вполголоса: — Хорошо ведь отжигаете на деньги работяг! Супер — схема! Они по пояс в дерьме на севере нефть с газом качают, да ещё и вам процент отстёгивают! Разве не гениально придумано!
— Тут не только наши… Металлурги, электрики, химики… Ура, Ура! Ур-рааа!
— Все вы химики! — не переставал ржать Серж.
— Да, между прочим, профессура всякая из профсоюзных ВУЗов… — я из последних сил держался.
— У вас ещё и профессура, и ВУЗы! Какие тут ваучеры, Чубайс отдыхает! Это ж надо было так закрутить!
Наконец-то смог сесть. Налил ему и в свой бокал:
— Можно подумать ты, фермер, из навоза выбрался и сразу в пять звёзд!?
— Не-е, я тоже руки не мараю. Советник при Министерстве культуры. На тендерах по реставрации памятников советую… Третий год здесь по Кипрам да Люксембургам с адвокатами по банкам…
— Значит, квиты?
— И всё-таки у вас круче! Люди сами деньги несут… А за что?
— Как за что? — и я на честном глазу принялся его убеждать в нашей необходимости. — Права трудяг защищаем перед топами. Генеральный договор, индексация зарплат…
— И кого-нибудь защитили?
— Пошёл ты!
— Ладно, ладно. Я понимаю, копейки всё это! Вот М и С сидели на трубе… Вот это я понимаю! — теперь он потянулся за бутылкой. — Ну, да бес с ними со всеми, старик! Не будем портить себе праздник жизни. Ваш отбрехался, давай ещё прокладочку, закусим, и в номер. Лучше пару хохлушек взбудоражим!
— Ну, за праздник жизни! — согласился, и внутри меня всё затрепетало от предвкушения очередных приключений. А то уж думал, что день прожит зря, или как там, у Павки Корчагина?!

В номере бардак и смрад.
— Ну, что ты, неуёмная?!. Такая! Раста-кая… бля! — не выдержал я и возопил Сержу в соседнюю комнату. — Они у тебя точно хохлушки? Похоже, по-русски ни «б», ни «м», ни «ку-ка-ре-ку»! Может албанки какие?
— Не, те мусульманки, они без прикида, они нежные. А эти, по ходу, англичанки.
— Да ты… Ты говорил!.. — задыхаясь, опешил я.
— Ну, так вышло… Перепутал… Дни перепутал. Точно англичанки, злобные, голодные. Накочумарились через край и совсем с башки слетели. Неистовуют, как мой бывший шеф на планёрке!
Терпенье моё лопнуло:

— Слышь ты, грызунья англосакская, остепенись! Дружба, рот-фронт, понимаешь!?
И сразу последовал совет Сержа:
— Скажи её, дринк, она тут же соскочит! Вот моя, как оживилась сразу. Услышала! Да, девки усё, дринк, ноу фак.
— Пожалуй, привал… — выдохнул, взглядом провожая голого Сержа, бодро направляющегося к столу с выпивкой. — Ты, прям, настоящий родео, в смысле этот, ну, сам понимаешь… тореро! А я уж думал линять надо…
— Успокойся, девицы вежливые, Евросоюз всё-таки! Толерантные, дрессированные, ручные… — привычно забубнил себе под нос Серж, при этом твёрдой рукой разливая по бокалам. — Налей стакан, она прильнёт и успокоиться. — продолжал он меня инструктировать. — Ни тебе не песен, не плясок, не слёз славянских… Всё чинно, благородно.
Моя иностранная подруга на час, тут же осушила вискарь, прикурила сигарету. И вправду, расслабилась, прикрыв глаза, обмякла.
— Точно, дрессированная!
— Говорил же, третий год уже на взморье практикую. Немок не беру — они шальные после дринка. Англичанки хоть и страшные все, но под кайфом дрессировке поддаются. Сам теперь знаешь.
— Нет, я только учусь… — я засмеялся своей шутке, а может всей ситуации. Тому, что вырвался наконец-то на простор из «дружеских» объятий коллег, присматривающих и «постукивающих» друг на друга. Главное, любящих осуждать твои поступки, забывая, что точно такие проколы с ними случались ещё вчера и будут завтра.
— Да, да, понимаю. Такова человеческая сучность! — поддержал меня Серж.

Оказывается, я давно рассуждаю вслух! Пора завязывать и баиньки.
— И всё-таки. Семинар на профзносы! Это круто! Я вообще думал, у нас профсоюзы сдохли давно. Вас ведь не видно и не слышно. Решил, около правительственные патриоты на наши минкультовские деньги гуляют. Это они любят фейерверки, казаки, пляски с саблями и трехкратное ура… А оказывается профбоссы квалификацию повышать приехали! И смех, и грех! Квалификацию по честному отъёму денег!
— Так денег нет!
— Да, да... А вы держитесь!
— Ну, что ты привязался! Плесни лучше, — предложил я на дорожку, натягивая брюки.
— Да один ваш боров чего стоит! Вылитый «профработник»!
— Во-первых, он похудел. Ты бы эту рожу видел, когда его под жопу из вице-губернаторов к нам погнали! А теперь на наших крохах… Это тебе не бюджет области пилить перед выборами. Ха-ха! Которые, кстати, он с грохотом провалил. Коммунисты первое место заняли, вот его к нам и…
— Всё, как при Советах! Кого в ссылку на сельское хозяйство, кого — на профсоюз!
— Точно. Поначалу он свои барские привычки не бросал. Обед в кабинет заказывал, с официантками… Всё честь по чести! И каждый день мне на планёрке, чтоб я везде на первых полосах… Спрашиваю: «А в связи с чем? Информационный повод какой?» А он мне: «Сам придумай». «Хорошо, — отвечаю, — надо бы интервью для начала…». «Бери анкету мою и пиши, если работать дальше хочешь!»… А сейчас, вообще забил на всё! На работу и не появляется…
— И правильно ведь говорит, ты ж раб, как-никак! А он высшее существо!
— Земноводное…

Англичанка встрепенулась, потянула ко мне свои бледнокожие веснушчатые руки. — Ну, и чего ты опять лезешь, иди ещё дринкни по ту… Отвали, сказал!
Пришлось вставать, разливать.
— А тебя-то чего занесло в профсоюз? — Не унимался Серж. — Вроде старик ты нормальный. Без работы бы не остался.
— Пиарщиком колесил по стране, губернаторов делал… Потом выборы отменили в нулевых. А тут позвонили, профорганизацию объединённую создают, не хотите попиарить новую контору, ну и шефа ейного.
— Это, вот эту жабу?
— Да, нет. Первый плейбой был, с картеровской улыбкой. Похоже подставили его… Типа он на охоте гендиректора дочки случайно завалил по пьянке… Да только зашитый он был, понимаешь? А гендиректора, те все в жопу… Ну, и пожертвовали офицером… Не ферзей же сдавать?
— Ну, да.
— Вот тут нам жабу и подсунули!

— Твою же душу! Да там и без очков видно, вор, ворюга, ворища! Он же, кроме этого, больше ничего не умеет… Точно говорят, профсоюз — это мафия!
— Это в Америке мафия! А у нас, так, шпана одна! Как будто у вас в культуре ангелы витают в облаках?! Я над тобой наблюдал, ты за эти трое суток только в баре штуку баксов просадил.
— Больше, и не баксов, а евриков. Но это не важно. Старик, важно другое! Я предприниматель… — он вспрыснул слюной в раскатистом неудержимом смехе, — чуть не сказал: я честный предприниматель!
Мы заржали и надолго, опять разбудив и перепугав англосаксонских девиц. Моё рыжее чудище быстро скрылось в туалете.
— Блевать побежала, — знающе пояснил Серж. — Но это тоже не важно… О чём я? Старик… А, да. У меня реставрационный бизнес. Понимаешь? Я советник, я не чиновник! Не государственный, не корпоративный, не профсоюзный… Ни-ни.
— И что же ты советуешь, советник?
— Это тоже не важно… Они там проводят тендер на реставрацию памятника. Кремля какого-нибудь нижегородского, усадьбы-музея, да хоть памятника Пушкину. Александру Сергеевичу. Помнишь такого, да? Не в этом дело. Присылают деньги, я их на Кипре принимаю, делю, кладу… Я не об этом!
— Почему, давай об этом. Распил мне интересен.
— Не разочаровывай меня! Ты же умный человек, не журналюга какой-нибудь. Я о другом… Старик, заметь, мы у трудяг ничего не берём, и храмы, они, как правило, после нас всё-таки стоят под золотыми куполами. Но мы никому не обещаем защиты и манны небесной в перспективе за их же кровные. Понимаешь? В чём собака порылась…
— А-а-а. Ты о спасении души? Понимаю. Да, у нас всё просто: «Слышь, работяга! Хочешь деньгу заколачивать, да такую что во всей округе никто из твоих знакомых не получает? Давай, вали к нам! Только сначала подпиши заявление о вступлении в члены профсоюза и ещё одно, в бухгалтерию, об уплате взносов». Мы никого не принуждаем. Это сделка. Понимаешь? У него — деньги, а у корпорации вывеска: «Социальное партнёрство в действии!». И всем хо-ро-шо.
— Я думал, это мы гниль… — Серж ладонью размазал по лицу слёзы или пьяные сопли и задыхаясь продолжил: — Да! Когда мы потрошим древние дома… Душу города выворачиваем, и потом новодел лепим вместо памятника… Так дешевле… Но вы хуже! Понимаешь, ты?! Старик… Вы сразу сделку предлагаете, с дьяволом!
— Чья бы мычала! — драться не хотелось. Вискарь уже не брал, девок совсем не желалось, хоть они ещё и трясли грудями, и крутили задницами перед носом в такт музыки. — Серж, по-моему, пора расходиться! Спасибо за чудесный вечер!

Я встал, пытаясь найти в этом свинарнике свой галстук.
— Да брось ты, не обижайся, все мы большие свиньи! Все играем… Но ведь по не нами навязанным правилам! Ладно… Давай, лучше, выпьем за начало нашего приятельства!
Он вскочил, плеснул в бокалы, близко подошёл ко мне и заговорчески зашептал:
— Ты знаешь. Я знаю. Главное быть в обойме! Зубами хвататься, и жопу подставлять, грызть глотки, но держаться… Иначе обочина, грязь, нищета.
— А может хрен с ней? С этой жизнью! А-а? — наверное, это начиналась пьяная истерика: — Я сво-бо-ден!
— Боб, заткнись, не ори, не дома!
— На яву-у, а не во сне-ее…
— Нам-то с тобой может уже и по хрену! А дети наши, внуки… Им что, прикажешь в прислуги, в рабы? Как они там — он страдальчески поднял вверх глаза, — запланировали!
— Разочаровываешь, Серж. Что-то ты сдуваешься, философ!
— Правда, чего-то я?!.
Впервые увидел его растерянный взгляд. Я и сам растерялся. И чего мы тут наговорили друг-другу?! Не в поезде же? С первым встречным…
- Эй, гёрл, хватай дринк! — он сбегал в спальню и принёс давно обещанный косяк. — Так, сейчас раскумарю… Давай, Боб, присоединяйся. Ну, что меняемся?

Проснулся я в липком поту, придавленный поперёк валяющейся храпящей девицей, от какого-то грохота.
Кто-то, не на шутку рассерженный, колотил в дверь не переставая.
В комнате гремела музыка, висел тяжелый запах перегара и недавно искуренной травки. Кондиционер явно не справлялся с выхлопом нашей честной интернациональной компании. А ещё пять звёзд!
Серж стоял надо мной, прислонив указательный палец к губам, при этом держа в другой руке что-то из одежды.
Я быстро, но аккуратно, скинул с себя англосаксонское ярмо, и принялся собирать в охапку свои шмотки.
Прихватив со стола початую бутылку вискаря, Серж уже распахнул шторы, балкон, и кивком призвал меня на выход.
В полёте, спрыгивая на стеклянный козырёк входной террасы, вдруг вспомнил, что забыл в номере сигареты!
Спрятавшись на краю козырька, в слабоосвещённой тени, мы спокойно оделись, пятью глотками вискаря, насколько это было возможно, привели себя в относительный порядок.
Отдышались. Воздух-то какой! Цикады! Живут же люди!
С большим трудом, по медной водосточной трубе, всё-таки смогли сползти на твёрдую землю, и с радостью шагнули в темноту, на узенькую тропинку, уходящую к морю, украшенному поблёскивающей лунной дорожкой.
За всё это время мы так и не проронили ни слова.

В Словении все пляжи муниципальные. Это значит, что нам пришлось преодолеть пару сот метров до песка, ещё и, перейти через дорогу, а душа уже рвалась в холодное майское море.
Понятно, что только русские чудики спьяну лезут по ночам в воду, но какое же это блаженство! Пару раз с головой окунуться в бодрящую тёмную жидкость, и распластавшись на спине, качаться на лёгкой волне, разглядывать звезды, слизывая солёные капли с губ. Наверное, таким будет Воскресение!
Впрочем, вскоре выяснилось, что мы далеко не одни блаженствуем здесь. Я вдруг отчётливо услышал, как метрах в десяти от меня, кто-то, тяжело дыша, сучит руками по воде. Резко поплыл в эту сторону, но Серж меня быстро обогнал, промчавшись мимо тренированным кролем, и схватил за короткие волосы уже уходящую под воду голову.
Через минуту мы боролись на песке с в стельку пьяным, испуганным, и очень недовольным доктором, специально включенным в нашу делегацию для такого случая. В смысле, конечно, для спасения и лечения. Но Серж резким захватом врачебной руки пресёк наше бессмысленное кувыркание.
Как-то быстро невесть откуда набежали пьяные радостные коллеги, увлекли нас под грибок, где рядом на лавочке были разложены тарелки с заветренными закусками, местами засыпанными песком. Я ощутил его похрустывание на зубах, закусывая очередной за этот день тост: «Ну, за праздник жизни!».
— Боря, ты куда слинял? — при этих словах, заискивающе глядя мне в глаза, поинтересовался помощник босса. — Девушки пожаловались шефу, что не с кем танцевать… Он тебя искал… Не довольный.
— Лучше, Боря, познакомь нас с молодым человеком, — заигрывающим голоском игриво попросила наша далеко не молодая, и уж точно не привлекательная, но в доску компанейская бухгалтерша Татьяна.
— Конечно, Татьяна Васильевна. Его зовут Сергей.
— Серж, очень приятно! — он протянул открытую ладонь и галантно чмокнул татьянину руку. — Очень, очень приятно, Серж, искусствовед.
— О как мило, Серж! — вспыхнула бухгалтерша.
— У меня тост! — кажется, Серж опять вскочил на своего конька. — Вам хорошо, друзья, сегодня?
— Да-аа! — хором откликнулись присутствующие.
— Так, пусть завтра будет лучше, чем сегодня, а послезавтра, лучше, чем вчера!
— Ну, за праздник жизни! — вставил вечно поддакивающий помощник босса.
Неожиданно кто-то опёрся на моё плечо и, окончательно заслонив отблески уличного света, сверху вниз поцеловал меня слюнявыми губами в лоб. Это был доктор. Он плакал и улыбался одновременно.
— Спасибо, Боря, спасибо, дружище!
— Да, ладно тебе…
— Всегда… — он оттопырил нижнюю губу и развёл руками. — Понял?!
Доктор тут же резко оттолкнулся от меня рукой и, развернувшись, шатаясь поплёлся по песку в сторону гостиницы.
— Ле-нин, всегда жи-вой, — громко запел он.
— Ле-нин, всегда со мно-ой… — смеясь подхватили мы хором.

Расцвет обесцветил запоздалый фейерверк, возвестивший об окончании банкета. На мгновение на побережье наступила гробовая тишина.

Московская обл., Одинцовский район, дер. Пронское, 2017 год

Владлен Дорофеев