Всё-таки он был рад. Но глаза его злобно сверкнули:
– Привет! Ну, наконец-то! Сколько можно ждать? Я уже замёрз!
Она взглянула удивлённо и только тихо сказала:
– Но ты же в машине, как можно замёрзнуть? На улице не мороз…
Возможно, опять-таки всё это – от мужского чванства. Сколько в нём чванства. Само чванство в рубашке и в брюках. Бедное, родное, жалкое и всё-таки любимое её – чванство. Она понимала, столько лет в седле – тут Кентавром станешь. Как ни странно, но ведь много пережито вместе. Она пыталась найти оправдание всему, что он делал не так.
– А сюртук наизнанку, как белыми нитками сшит. Всем на потеху, не выдернуть даже силки, грубо обрезанные, смешно торчащие вверх уголки. Кромсая, что ни попадя, всё подряд, так и живёт. Мысли, как лязганье ножниц, что-то уныло твердят ему и твердят. Его жизнь пуста. В пустой жизни и драка – событие. На пустом лице и царапина – украшение. Вот он и бесится. Ни из-за чего – просто так, для порядка, для самоутверждения, что он хозяин и повелитель. Вот и всё.
– А мне-то, мне-то, как больно! – Она глупо улыбалась, хоть внутри всё кипело и пузырилось, как в только что в выключенном чайнике. Огня уже нет, но ещё бурлит и остынет нескоро.
– Ну зачем, ну зачем он так со мной? Я давно мужественно сношу все его причуды и оскорбления лишь для того, чтобы он, не мешал мне работать, заниматься любимым делом. А он, как червяк, всё грызёт и грызёт мою ауру-яблоко, так старательно разрушает моё такое ранимое биополе. Всеми силами старается помешать духовному росту и развитию, – думала она. – Как же трудно жить так! Где взять силы и терпение? И всё равно его жалко!
Живя на даче постоянно уже много лет и приезжая домой лишь иногда, на мгновение, по необходимости, он старался как можно быстрее уехать обратно. Ему было интереснее там. Всё интереснее: вещи, мысли, личности соседей, воздух, еда. Только – не она. Она просто была – жена, истратившая лучшие годы своей жизни на бесконечные, изнурительные заботы о семейном благополучии и лет так через -надцать, обнаружившая, что стала для мужа частью мебели, купленной в рассрочку, дачной батрачкой, а детям – и вовсе ненужной. Нет, не совсем так, когда она приезжала на дачу, то уже взрослый сын, встречая её радостно восклицал:
– Ура! Еда приехала!
Нет, не мамочка:
– А ЕДА!
И от этого становилось невыносимо больно, но никто, ни на земле, ни на небе, не сжалился над нею. Она только улыбалась, чтобы скрыть давно захлестнувшую её обиду и не дай Бог, чтобы кто- то из близких, родных заметил её страдания. Она всегда это скрывала, потому что её гордость не позволяла показать уязвимость души.
А здесь, в их квартире, в сегодняшнем дне, он находился как бы случайно. Как эмигрант в чужой стране.
Она ощутила влажный жар, подступивший к глазам, так хотелось заплакать, даже завыть, но за многие годы одиночества и роли соломенной вдовы, она научилась подавлять эту подступающую к горлу обидную боль.
Официально – они были женаты, а на самом деле – оба давно жили в одиночестве и в горе, и в радости. Он просто присутствовал, порой даже сопровождал на званых приёмах, появляясь иногда дома, выполнял совершенно мало значащие обязанности, лишь для того, чтобы это шло в зачёт, что есть муж. Чаще она нанимала всевозможных рабочих и сама оплачивала их труд, потому что кошельки давно были разные. У него были золотые руки и голова «Кулибина», но только не для неё, не для дома. Для дачи, он изобретал чудеса, радующие глаз и облегчающие труд, но это было там, в другом его мире. Им обоим не хватало большого куска в пироге жизни. У каждого были свои козыри в колоде.
– Ах, боже мой! – думала она, – Разве вот это и есть настоящая любовь? Или, может, это – привязанность обязательствами? Так что же это? Или просто привычка? Если из-за неё испытываешь к себе презрение. Предаешь свою натуру. Лишаешь себя свободы выбора. Каждый человек имеет право выбирать, как поступить: хочу – так, хочу – этак! Своенравие – счастье!
С тех пор, как он навсегда уехал жить на свою дачу, прошло 15 лет. В то время – это был единственный выход, чтобы не разойтись совсем, и, пожалуй, единственное верное решение не оставить детей без отца. За это время почти половина друзей и знакомых развелись и снова переженились. А они всё жили и жили. Те, что развелись, хотели найти счастье вдвоём. Но самым прочным оказался союз с одиночеством. Она со временем привыкла и даже полюбила своё одиночество и уже не хотела бы поменять его на счастье. Счастье – это тоже обязательства. На него надо работать, его надо поддерживать. А ей хватало обязательств перед детьми и, конечно, работы. Для детей материнская любовь есть привычное состояние, как земля под ногами и небо над головой, и она старалась всю её отдать им.
Человек может быть доволен работой, может считать, что у него достаточно денег, даже когда их в обрез. Он может гордиться своим умом, своим характером, находчивостью, но любви никогда никому не хватает. Всегда кажется, что нас мало любят. Все голодны по любви.
Ехали в машине, она смотрела в окно на небо, изорванное облаками, и ей казалось, оно корчилось от боли, как её душа. Всегда нужно найти в себе силы жить, понимая, насколько мир и мы в нём далеки от совершенства. Он мельком взглянул на неё и спросил:
– О чём думаешь?
– Ни о чём, – ответила она, а сама подумала: – Опять контроль! Постоянный контроль, даже мысли пытается контролировать! Боже! Как я устала… Вот, в самом деле, как жить иногда неуютно. Всё, я буду говорить, и не смей уклоняться, я устала без правды, – подумала она. – А вообще лучше молчать, всё равно ничего не докажешь. Я буду продолжать молчать, так лучше, спокойнее, пусть догадывается, я так долго сама только догадывалась, а он бубнил и бубнил непонятно что, выражая так бурно своё недовольство по малейшим пустякам, свои такие дикие бытовые претензии. Потом вдруг замолкал, замыкался в себе, а я ловила звук, как локатор, но ропот его мотора вдруг затухал, и это было удивительно и даже как-то страшно! Потому что за этим могла последовать ещё сильнее буря, сметающая на своём пути всё, не заботясь о последствиях и дальнейшей жизни.
И вот опять его слова, как ледяные шарики, медленно падают в грудь, вглубь тёмного озера без дна. Упав, колышут влагу и тонут, а влага приплывает и отходит, и там, в горячей темноте, гулко, тревожно ударяет сердце, точно скоро, скоро, сейчас, в это мгновение, должно произойти что-то невозможное.
Она всё больше понимала, что просчитала всё, но не высчитала главного: когда в фундаменте отношений нет любви – человек сатанеет. Ей становилось жаль себя, своей жизни без ласки, заботы и внимания. Знала, что могла бы нормально выйти замуж и жила бы нормально. Столько было поклонников в то далёкое время, и сама она была очень даже хорошенькой:
– А теперь? Кому нужна? – размышляла, глядя в окно.
Естественная выбраковка возрастом. А так хочется быть ещё любимой. Как зябко жить и знать, что тебя не любят, а только, потребляя, используют.
Просыпаясь по утрам, чувствовала тяжесть своего лица. А подойдя к зеркалу, встречала новую морщину, которая шла под глазом вторым ярусом и походила на стрелу, пущенную в старость. А так хотелось нормально, достойно стареть. Но приходится всё время притворяться. И уже ничего нельзя поправить.
Испорченная, скособоченная жизнь.
Любовь, если определить её физически, – это термоядерная реакция, которая обязательно кончается взрывом. Взрыв в счастье! Или в несчастье. Или в никуда… Ей так хотелось выговориться, чтобы душа, стала полегче, и её не так тяжело было бы в себе носить, но…
Кому, кому это всё расскажешь?
Счастья хочется, когда цело сердце. А когда оно похоже на мину замедленного действия с часовым механизмом и каждую секунду может взорваться, когда жизни угрожает опасность, хочется жить и больше ничего.
Просто жить!
И всё…
Приехали. Вот и дача. А он всё ворчал и ворчал. Потом стал определять для неё фронт работ, попутно жалуясь, что потратил зря столько времени из-за неё, а она тут ещё и косо смотрит. Что упаси боже, дёргать его по пустякам, и, в первую очередь, она обязана накормить мужа. Чувствовала, как он впускает в неё иголочки. В его словах была затягивающая мука.
– Вот зануда! – мелькнуло у неё в голове. – До чего мухоморный характер!
И только вздохнула, как всегда улыбаясь, вышла из машины, взяла сумки и спокойно пошла в дом, никак не реагируя на его причитания. С грустью подумала:
– Выходные пропали… Опять эта долбанная дача! Господи! Дай силы и терпения!
17.11.2014