Возвращались домой электричкой, поздним осенним вечером, в темноте, расцвеченной блеском мерцающих семафоров. Вагон почти пустой и только вдалеке, спиной к ним, сидел кто-то, читал газету. Ирина смотрела на него своим удивительным взглядом, чудесной смесью покорности, обожания и счастья от всего творившегося с ней. Она смотрела и не могла отвести глаз – и скорее почувствовала, чем услышала:
- Встань! Подойди ко мне...
И только мгновением позже звуки спокойного голоса проникли в неё. Она помедлили слегка, словно обдумывая сказанное, потом поднялась и приблизилась к нему.
- Повернись к окну!
Она, снова не сразу, а будто бы немного поразмыслив, медленно, в такт покачивания вагона, повернулась, подняла руки, взялась за полку для вещей и слегка раздвинула ноги.
Смотрела в окно, но поняла, почувствовала что-то, и ноги еще сильней раздвинула, так широко, насколько позволило тугое длинное платье. Босоножки на высоком каблуке с завязками вокруг щиколотки опасно прогнулись, и ей приходилось тратить много внимания, чтобы не вывернуть ступни – или еще сильнее приподниматься на мысочках, но тогда быстро уставали ноги..
Он слегка подался корпусом, протянул руку стал ласкать ее, не спеша поднимаясь от щиколотки, где кончалось платье.
- Смотри перед собой и не шевелись!
И сразу началось. Зародилось, засвербело, защекотало в ногах, в самых кончиках пальцев что-то назойливое, наглое и стремительно набирая амплитуду, первая звенящая волна побежала вверх, добралась до груди, заметалась и ударила в голову, выключив на несколько секунд все происходящее.
Она пыталась сдерживаться, как могла. Боже, ну хоть как-нибудь отвлечься, избавиться от этого безудержного, неотвратимо накатывающего возбуждения.
Духота в вагоне страшная. Хоть бы догадался кто окно приоткрыть. Деревья мелькают, мелькают…
Как он делает? Кто он вообще? Как получается у него в любой ситуации, несколькими фразами, взглядом, иногда даже и вовсе не прикасаясь ко мне, доводить меня до оглушительного оргазма?
Ну уж нет. Только не в этот раз. Она уже знала несколько способов противостоять этому. Так можно было выиграть немного времени, и возможно, он прекратит свою атаку.
Горячий ручеек по бедру. Что это, пот, или… боже ж ты мой…ну как обжигает, щекочет. Сил нету терпеть.
Электричка остановилась. Двери открылись, закрылись, никто не вошел и не вышел. Вдалеке кто-то по-прежнему читал свою газету.
Дышать ровно, глубоко. Постараться расслабиться, хотя какой тут… Между ног пожар полыхает, еще одна струйка вырвалась и потекла. Только странно как-то.
Та огненная была, легко скользила, а эта тяжелая, почти царапается. Да это и не влага вовсе, это он, мучитель, ведет кончиком пальца по бедру. Тем же путем почти, рядышком.
Господи, сколько ехать то еще? Долго мне не продержаться. Несколько зарождавшихся волн удалось погасить. Хочется вниз посмотреть, на руки его.
Нельзя.
Платье надо было другое одеть, посвободнее. И босоножки эти дурацкие, как же ремешки жмут. А, черт, может сдаться скорее, пусть радуется, опять победил, и я не смогла ничего, ничего..
Он так решил, что интимных мест ее сейчас касаться не будет. Уж слишком просто тогда было бы. Читал по лицу ее все ее эмоции он с легкостью, она, как ни старалась, ничего скрыть не могла.
И первая волна от него не укрылась. Это ей казалось, что лишь слегка ее тряхнуло, и все, совладала с собой, а на самом то деле судорога, как легкое землетрясение, прошла по всему ее телу, и крик сдержать не удалось полностью, стонала, глаза прикрыв.
Потом правда собралась, поймала себя, хорошо держалась. Но выдала струйка предательская, прорвалась сквозь кружево, ее то как сдержишь.
Ирина знала уже, что главное было контролировать не тело, это так и так невозможно, а голову, мысли. Тогда можно было терпеть, и даже достаточно долго.
Могли зайти люди в вагон, или так произойти нечто спасительное и маленькая, но такая желанная победа была бы за ней. Знала, но сама себя и подвела.
Бедра горели и там, где ладонь его прикасалась к коже, оставался ожог, которого конечно не было, и который она при этом физически ясно чувствовала. Казалось, боль побеждала возбуждение, но она же и умножала его. И оно затаилось, оно ждало своего часа. Ждало первой же ошибки, любого шанса, самой малой бреши в обороне, и мысль ее, которая, как ей казалось, была полностью в ее власти, вдруг вырвалась из-под контроля и сделала небольшой скачок. Вырвалась, перекинулась на несколько часов вперед, и Ирина увидела дачу, утопающую в сирени, ночное ясное небо и себя, себя…подвешенную за руки к столбу, едва касаясь босыми ступнями земли. И тут же, с диким свистом рассекая воздух, на ее спину опустился хлыст. Как раз в этот момент рука мучителя, описывая на ее бедрах замысловатый узор, прошла тем же путем, что совсем недавно протекли ее соки, и свист хлыста, смачно вгрызающегося в ее натянутую кожу, обжигающая ласка, пылающие бедра, пожар между ног, электричка, затянутые ремешки босоножек - все слилось воедино, вырвалось из нее, как водный поток, прорвавший плотину, и каскад невыносимо божественных волн, без перерыва сменяя друг друга, уже сотрясали ее тело.
Но это был еще не оргазм, но неотступный предвестник его…
«Этого не может быть, господи. Этого не может быть..»
Прорыв ее обороны, хотя и не такой уж непредсказуемый, все ж таки произошел неожиданно для нее, когда она уже начала верить в свою победу, но провал был настолько чудовищным и безнадежным, что у нее успела мелькнуть последняя ясная мысль «только не двигаться с места», всеми оставшимися силами устоять, не сдвинуть ноги, не оторвать их от пола». Мысль промелькнула, и тут же как будто в ее теле кто-то рванул рубильник и разом включенные на разных полюсах тысячевольтные генераторы стали нагнетать напряжение, прогоняя электричество от одной точки к другой.
Бедра, пальцы рук и ног, до судороги затянутые икры, все, что до этого причиняло страдания и боль, стало новыми эпицентрами оргазма.
Он откинулся назад и наслаждался творением своих рук. Зрелище завораживало. Полная молодая девушка танцевала какой-то сумасшедший, невероятный танец. Сначала она очень быстро переносили вес с пяток на мыски, приподнималась, как бы подтягиваясь на вытянутых руках, мотала головой из стороны в сторону, обезумевшими глазами смотря куда-то вниз, под ноги. На самом деле так воплотились обрывки последней ее ясной мысли, и она смотрела на ноги, зная, что ни в коем случае нельзя их не сдвигать, не отрывать от пола. Наивная, какая же наивная. И какая же прекрасная в своей наивности... Эйфория еще только начинала вступать в свои права, а она уже громко стонала, но стоны ее таяли в общем шуме вагона. Когда же ее охватила первая, жесткая, мощная, сокрушительная волна, Ирина сделала резкий короткий вдох, запрокинула голову и на несколько секунд замерла, полностью растворившись в эйфории. Спустя несколько секунд ее трясло всю, трясло крупно и часто, бедра описывали невыразимые зигзаги, то резко сгибаясь, то наоборот, круто выгибаясь в коленях. Она кричала, мотала головой из стороны в сторону, крупные капли пота стекали ручьями по всем открытым участкам, однако ноги ее стояли крепко, не отрываясь. За секунду передышки, Ирина успела несколько раз глубоко вздохнуть, но тут же ее поглотила последняя, судорожная, лавина, она зарычала и тут же судорога скрутила и вывернула ее бедра и сомкнув их, стараясь словно удержать в себе этот пожар - и остатками разума понимая, что снова допустила ошибку, она тут же забыла про все и полетела…
Казалось, прошла вечность. Она сидела рядом, склонив голову ему на плечо, он отвернулся к окну, отрешенно смотрел куда-то вдаль, накручивая на палец прядь ее растрепанных, волос.
Образовавшаяся в ней пустота постепенно заполнялась...