Гл. 18
На следующий день Людмила Петровна нам сказала, что Галка лежит без сознания в Мариинской больнице,
под капельницей. И что на выходные она вместе с практиканткой Любой её навестит. Это было совсем недалеко
от нашего садика. Всего одна трамвайная остановка по улице Жуковского.
Я попросил Людмилу Петровну взять меня с собой. Она, хоть и не сразу, но всё же согласилась.
В больнице нас встретил дежурный врач и отвёл к палате реанимации. Сквозь стеклянные двери нам было хорошо видно всё, что находится внутри. Галка лежала слева от двери в самом углу. Голова её была перебинтована,
глаза закрыты. К одной руке сверху тянулась длинная изогнутая тонкая пластиковая трубочка. Наверно, это и была капельница.
Через некоторое время дежурный врач куда-то сходил, принёс большие снимки и стал их показывать Людмиле Петровне и Любе.
При этом он что-то им объяснял. Я расслышал только одно слово "фифти-фифти", но смысла его я не понял.
Какой-то снимок вызвал у них особый интерес, они отошли от меня в самый конец коридора к окну, поближе
к свету.
Я воспользовался тем, что взрослые отвлеклись, открыл дверь в палату и проскользнул внутрь; подойдя к Галкиной кровати, сел на самый краешек.
Сердце сжалось от боли, увлажнились глаза, стало трудно дышать.
Я взял её руку, лежащую на одеяле, и, почувствовав слабый пульс, немного успокоился...
Не знаю почему, это случилось как-то непроизвольно, я стал напевать "Ах, эти чёрные глаза", песню под которую мы "танцевали" в тихий час. Причём пел я почти беззвучно, лишь слегка шевеля губами.
Внезапно у неё дёрнулись плечи, сдвинулась голова, и она медленно открыла глаза. Увидев меня, Галка встрепенулась, улыбка пробежала по её губам. Она слегка сощурила глаза, и в них зажглись тёплые ласковые огоньки. Губы её вновь шевельнулись,
и она с огромным трудом выдавила из себя одно слово: "Алёшка!".
...Когда Галку выписали из больницы, Людмила Петровна уговорила её родителей оставить их дочь в нашем садике.
2018г. СПб. (из дневника моего сердца)