Время — это единственное,
что нельзя накопить, оно не
сохраняется и не увеличивается.
Его можно только обменять —
на деньги или на знания.
Время — это вообще самое важное!
Ямагучи Тадао
Впервые о частных охранных предприятиях (ЧОПах) очумевший от перипетий перестройки, словно от незапланированно затянувшегося катания на американских горках, ещё совсем недавно советский народ, услышал в самом начале девяностых годов. Назвались они тогда, почему-то, сыскные бюро. Услуги по охране кого или чего-либо, с момента появления на рынке, оказались очень востребованными, и эта форма бизнеса стала развиваться, что называется, семимильными шагами.
Михаил Андреевич Быстров узнал о существовании подобных охранных предприятий много позже. В одиночестве, скудно отметив шестидесятилетний юбилей, когда долгожданную пенсию вновь избранный «гарант», по-девичьи забыв свои прошлые обещания электорату, отодвинул ему на пару лет вперёд, за что Михаил Андреевич был тому несказанно благодарен, с трудом подобрав в своём безупречном русском языке, в недавнем прошлом Быстров сеял разумное, доброе, вечное в качестве преподавателя русского и литературы, крайне нелицеприятные эпитеты. С этой жизнеутверждающей даты, или точнее, с момента возраста дожития (как же нужно уметь ненавидеть и презирать народ, населяющий обломки некогда Великой Империи, чтобы придумать такую формулировку!), он, используя совсем уже не литературные выражения, и забив с высокой колокольни на власть предержащих, вряд ли имеющий отношение к крепёжным изделиям болт, попытался устроить своё вынужденное трудовое будущее. Как назло, мир погрузился в пандемию коронавируса, и найти работу «предпенсионеру», было непросто, благодаря статье 144.1, которой законодатели дополнили УК РФ, предусматривая штрафы, максимальный размер которых двести тысяч рублей и обязательные работы до трёхсот шестидесяти часов за немотивированное увольнение сотрудника-предпенсионера, от соискателей должности, подходящих под этот возрастной «ценз», работодатели шарахались, как чёрт от ладана.
В поисках работы и средств к проживанию, Михаил Андреевич продал или заложил всё имеющиеся ценности в доме. Некоторое время он жил от щедрот друзей, получая жалкое пособие по безработице, вдвое меньше обещанного государством. Даже городская служба занятости плевать хотела на гарантии президента: «Он вам обещал, пусть он вам и платит».
За неуплату по счетам Быстрову сначала отключили интернет, затем «отрезали» телевидение, следом домофон. ЖКХ и Мосэнергосбыт донимали его звонками и «письмами счастья».
Вот тогда-то он, пребывая в отчаянии, и откликнулся на объявление о вакансии на должность охранника в магазин одежды, располагавшийся в двух остановках метро от его дома. Устройство на работу прошло на удивление гладко и обыденно.
Наманекюренная девица отксерила его паспорт, выдала анкету, которую предложила Быстрову заполнить, мазнула безразличным взглядом по заполненным неуверенным почерком графам, и назвала время выхода на смену.
В назначенный день Михаил, волнуясь, как первоклашка первого сентября, повозился с галстуком, надел свой единственный выходной костюм, и отправился к месту несения службы.
В магазине, доложившись директрисе о своём прибытии, Быстров занял указанное ему место, и приступил к выполнению своих обязанностей, о которых имел весьма смутное представление.
Работников магазина его персона интересовала крайне мало. Официального представления коллективу труженника охранного предприятия не случилось. Быстров сиротливо пристроился у колонны, рядом с проходными «рамками».
Посетителей было немного, торговый центр, в котором, собственно, и располагался магазин одежды, стоял несколько в стороне от оживлённых улиц города, и «народная тропа» туда не только не заросла, она ещё толком и не была проторена. Вот, от безделья бывший педагог и стал наблюдать за штатом вверенного его заботе предприятия.
Директриса, Михаил обозначил её как Гренадёрша – крепкая рослая молодуха под тридцать, из некрасовских - коня на скаку остановит, в избу там… словом, бой-баба, по двенадцать часов кряду газелит по магазину, без выходных и проходных, как заведённая, и хоть бы хны! Ей-бо, завидки по-доброму берут!
Парнишка, Фетик (не по разновидности стрижей, а от слова фетишист), что кладовщиком устроился, дни считает, до вступления в должность. Его временно поставили продавцом - через день женские манекены переодевает, трусики и лифчики развешивает. Друзьям, на вопрос: «Как дела?», внутренне страдая всеми фибрами униженной души, заливает: «Да ништяк всё! По пять девах в день оприходую».
Первая продавец-консультант ( БальзакОвна) – ничем не выдающаяся женщина тридцати с небольшим.
Вторая – девушка чуть за двадцать (Татушка) – худая, угловатая, с невнятным татуированными растительным орнаментом на предплечьях, сомнительной ху-дожественной ценности, с тоннелями в ушах и пирсингом в носу, чем-то изломанная изнутри, и разговаривающая с развешиваемыми ею тряпками.
Работник зала (Вжик), совсем девчонка, никогда не поднимающая глаз, с носом, увенчанным бифокальными очками – рано расплывшаяся до состояния квашни от трепетных забот бабушек и дедушек, походкой напоминающая подвыпившую улитку.
Вот, собственно, и весь персонал сетевого магазина одежды, в котором подвязался в качестве охранника Михаил Андреевич Быстров.
Работа, что называется, была не «пыльная». Охраннику сетевого магазина предписывалось исполнять свои обязанности в костюме и при галстуке. Он должен был постоянно находиться возле «рамок», сигнализирующих при любой попытке вынести «неразмагниченные» предметы одежды за пределы торгового зала. Случалось подобное крайне редко, да и то, из-за невнимательности продавцов. Законопослушные граждане «вкопано вставали», как осаживаемые кучером лошади, и добровольно предъявляли приобретённые обновки к досмотру. Недоразумение, как правило, быстро разрешалось к взаимному удовлетворению сторон.
Торговая точка, хоть и не из разряда бутиков, выглядела вполне достойно: широкий ассортимент товара, современное оборудование, негромкая «релаксная» музыка, для создания у потенциальных клиентов соответствующего настроения. Да что там музыка! «Гении» маркетинга, в стремлении любыми способами вынудить обывателя сделать покупку, додумались до того, что даже, обычная половая плитка укладывалась в помещениях магазинов особым образом: в пространстве перед входом в тот, или иной торговый зал клали плитку большего размера, внутри же – меньшего. Казалось бы, ну, и что тут такого? Ан, нет! Несведущие в психологии непуганые «жертвы» маркетологов, сами о том не догадываясь, подсознательно ускоряли шаг на крупной плитке, и замедляли на мелкой, невольно заставляя вдумчивее разглядывать аккуратно разложенный на полках товар, что нередко способствовало, несмотря на вдумчивость, делать, зачастую, ненужные покупки, к вящей радости торговцев и запоздалому недоумению покупателей.
Об этом, и многом другом, Михаил Андреевич узнал, проработав охранником месяц с небольшим, но занимали его на тот момент не торговые хитрости.
Непреходящая унылая тоска, скрашиваемая редкими, как икринки на бутерброде прижимистого хозяина, забавными сценками из повседневной торговой жизни магазина. Вот что его тяготило изо дня в день. И что печальнее всего, с этим ничего нельзя было поделать. Рутинное «Великое стояние на Угре», как Быстров называл свою работу, было настолько однообразно, что воленс-ноленс мысли крутились в основном вокруг времени, остававшегося до конца смены, вытесняя все прочие «размышлизмы». Михаил Андреевич сам себе напоминал хронометр, методично отсчитывающий секунды, минуты, часы. Это изматывало больше, если бы он всё это время разносил по торговому залу кипы одежды, как это делали наконец-то получивший долгожданную должность Фетик и Вжик.
«Время, - уныло размышлял Быстров, прервав подсчёт «отслуженных» минут, - длительность бытия, смена состояний материальных систем и процессов. Процессов! Два шага налево, два шага направо – это полька «карабас». Вот и все процессы, будь они неладны. Эйнштейн, один из авторов теории относительности, как-то, шутливо отозвался о времени: «Когда сидишь рядом с хорошенькой девушкой, час кажется минутой, а когда сядешь на горячую сковородку, то минута кажется часом».
Михаил Андреевич переместился по залу в отведённом ему инструкцией пространстве. «Чехов писал: «Если хочешь, чтобы у тебя было мало времени, — ничего не делай». Побездельничал бы он на моём месте с недельку… Времени - вагон и маленькая тележка! Что бы придумать этакого хитроумного, заставить время на работе пролетать мгновенно? «Истинно велик тот человек, который сумел овладеть своим временем!», как века назад пафосно декларировал Гесиод. Мне, понятное дело, не до величия, - озадачился идеей Быстров, - но вот оседлать время, да шенкелей ему для прыти, было бы очень кстати».
Неспешный ход его мыслей прервал глухой удар о витринное стекло магазина. Замечтавшийся посетитель, видимо, решил сократить путь к вожделенному товару. Оставив на девственно чистой плоскости влажные следы от губ и носа, незадачливый покупатель смущённо проскользнул мимо «рамок», с полминуты постоял перед стойкой с женскими блузками, напоминая барана, изучающего новые ворота, и стыдливо ретировался, вследствие соприкосновения со стеклом забыв о цели своего визита.
«Четвёртый, - автоматически констатировал факт попытки фазирования Михаил Андреевич, - говорил же, наклейте на стекло какой не то плакатик, пока кто-нибудь его не снёс, или, не дай Бог, всерьёз не покалечился».
Подошло время перерыва. Быстров, как благо, выкурил у входа в торговый центр сигарету, и вернулся внутрь здания, усевшись на скамейку, и блаженно вытянув ноги. «Сэмюэл Джонсон как-то заметил: «Как бы быстро ни летело время, оно движется крайне медленно для того, кто лишь наблюдает за его движением», - вернулся к своим мыслям Михаил Андреевич, - в моём случае это абсолютно верно. Эх! Вот бы сделать так, чтобы всё стало наоборот. Я наблюдаю, а оно летит".
До конца смены он размышлял о природе времени, его сущности и своенравии, если так можно выразиться. Странно, но время, словно почувствовав, что его пытаются неким образом препарировать, почувствовало себя неуютно, и заметно ускорило своё движение. «Ага! Испугалось! – с радостным удивлением уставился на дисплей телефона Михаил Андреевич, - да! Как метко выразился польский сатирик Станислав Ежи Лец: «Мы распяты на циферблате часов», но и на старуху бывает проруха. Я ещё с тобой разберусь, мстительно пообещал он «форме протекания физических и психических процессов», дай срок!».
С тех пор Быстров, как одержимый, всё свободное время просиживал за компьютером, черпая из сети всё, что хоть как-то было связано с понятием «Время». Через пару месяцев кропотливой работы он, пожалуй, при желании мог бы написать целый трактат об этом фундаментальном свойстве бытия.
Невероятно, но у него всё же получилось, пусть и условно, подчинить себе время. Приходя на службу, Михаил Андреевич совершал нечто вроде медитации, и… время, будто норовистая лошадь, сначала нехотя, из-под кнута, ускоряло бег, разгоняясь до головокружительной скорости. По приходу домой, Быстров с трудом припоминал события прошедшего дня – всё сливалось в расплывчатое неясное многоцветье, словно он сидел в вагоне суперскоростного поезда.
Михаил Андреевич ликовал. Ещё бы! Ему удалось оседлать само Время. «Великое стояние на Угре» превратилось в минутное ожидание электропоезда в метро. Да он на работу и с работы дольше добирался, чем стоял смену! «Ай да, Быстров! Ай да, сукин сын!», - частенько применял к себе пушкинский антифразис Быстров, возвращаясь в свою малогабаритную квартирку в спальном районе. Жизнь снова обрела краски, будущее виделось безоблачно радостным.
Но, как говорят на Руси, не всё коту масленица. Всё произошло в один из, ка-залось бы, обычных, похожих один на другой, как однояйцевые близнецы будничных дней.
Сладкий сон Михаила Андреевича прервал назойливый электронный писк будильника.
- Что за… Сегодня же у меня выходной! – Быстров, не открывая глаз, как надоедливого комара, прихлопнул нарушителя заслуженного покоя. Перевалившись на другой бок, он уткнулся носом в подушку, но спать уже не хотелось. Какая-то пока неясная тревога засосала под ложечкой. «Что-то не так, - Михаил Андреевич, путаясь в одеяле, подскочил в постели, - совсем не так!». Покинув уютное лежбище, он суетливо забегал по комнате.
Выглаженные брюки и белая рубашка на спинке стула. Заряжающийся телефон… Обретая понимание, Быстров метнулся на кухню.
В холодильнике стояла большая кастрюля со сваренными на четыре дня щами, и контейнер с бутербродами, заранее заботливо укомплектованный на предстоящий рабочий день.
Застонав, как от приступа зубной боли, Михаил Андреевич опустился на колченогую табуретку. Память толчками, обрывочно выплёскивала на поверхность сознания события двух последних дней. Вечерняя телевизионная программа, в день окончания смены, во время которой он заснул, оставив телевизор включённым до утра, поход за продуктами, уборка в квартире, вечер у телевизора «под пиво», снова утро, день, с обычными бытовыми делами, вечер… «Вот оно! Время не приемлет экспериментов над собой, и жестоко наказывает тех, кто с глупой самоуверенностью, или фанатизмом естествоиспытателя пытается изменить его сущность, - обречённо констатировал Быстров, - вот и мне «прилетело»».
На работу в этот и последующие дни он не пошёл, отключив телефон. Какая теперь разница? Мстительное время превратило его жизнь в непрерывно меняющиеся узоры в калейдоскопе, не запоминающиеся, и не имеющие какого-либо смысла.