Словарик:
Мазл, нахэс – счастье
Шадхен – сват
Шаббат – Суббота
Брис – обрезание
Бар-мицва – еврейское совершеннолетие (12 лет у девочек, 13 лет у мальчиков)
Пейсы – пейсы
Рош-а-шана – Новый год
Кошер – еда, приготовленная по еврейским законам, то, что дозволено есть еврею.
Хупа – еврейская свадьба
Балагула – возница
Кидуш – молитва на вино
Тухэс – попа
гефелты фиш - фаршированная рыба.
– Мишенька, почему ты всё время спрашиваешь, ела ли я? Я – не святой дух и пока не ангел. Конечно, я ела. Мне приносят из общины обеды, Яшенька позаботился, нанял женщину – она заходит каждый день, ходит в магазин, убирается, когда надо… Если ты сам всё знаешь, зачем спрашиваешь? А… Ты за меня переживаешь… Я знаю, мой золотой… Я это чувствую. Миша, знаешь, почему я делаю свои одиннадцать шагов и целый день сижу на этом балконе? Потому что когда я здесь, ты для меня в комнате: лежишь себе на диване, читаешь свежие газеты… А когда я возвращаюсь, ты для меня уже спишь. Ты никуда не ушёл… Я даже слово это не хочу произносить. Ты просто в другой комнате… Ты же говоришь со мной, значит ты есть. Я тебя так отчётливо слышу, что почти вижу. Вчера, например, ты кашлял из своей комнаты. Ты что, Миша заболел? Куда смотрит Бог, скажи-но мне? У вас там тоже болеют? Но, слава Богу, не умирают – дважды это сделать нельзя. Знаешь, я сегодня видела Козака. Да, этого антисемита. Ничуть не изменился. Как был сволочью, так и остался. Увидел меня и почтительно так спрашивает: «Берта Соломоновна, здоровеньки булы! Вы ещё живы или вы уже моя галлюцинация?» Миша, представь себе, какая наглость! И если бы он был последним мужчиной в Одессе, я бы не хотела быть даже его галлюцинацией.
Что ещё тебе рассказать, мой дорогой?
Считаю дни до приезда Яшеньки. Осталось немного. Валя наготовит всего вкусненького, я буду ей помогать морально: ноги не хотят ходить, а руки не хотят держать. Ничего не хотят держать… Вернее, держат, но плохо. Старость, мой дорогой, это тебе не сказка… Мы приготовим гефелты-фиш. Яшенька очень любит рыбу-фиш. Я помню, как он однажды сказал, когда мы с тобой делали карпа: «Мама, что за ерунду ты придумала: готовиться пять часов, съедается за пять минут!»
Вообще, Миша, когда Бог раздавал аппетит, наш Яшенька спал. Накормить его была целая проблема. И хорошо ел он только тогда, когда приходила моя мама и рассказывала ему сказки. Ты помнишь эти сказки? Моя мамочка говорила мне: «Доця, русская мама рассказывает своему рЭбёнку русские народные сказки, украинская мама рассказывает украинские народные сказки, африканская мама – африканские… И только одна еврейская мама сидит у колыбели своего вундеркинда и ни знает что рассказать своему рЭбёнку. Ты что думаешь, у евреев нет сказок? Их есть у нас превеликое множество, но все эти сказки уже давно переделаны под русские, украинские и африканские…»
Яшенька сидел, слушал и как только раскрывался его ротик, туда тут же попадала порция манной каши.
Мама садилась напротив Яшеньки, завязывала ему полотенце, чтобы он не испачкал рубашечку, закатывала рукава, брала в одну руку тарелочку, в другую – ложечку и перед Яшенькой оживали все персонажи сказок.
«Яшенька, люба моя, слушай внимательно. В некотором царстве, в еврейском государстве жила-была царица. И звали ее Цецилия. О! Какая это была праведная женщина! Она зажигала свечи на Шабес, она ела только кошер.
Яшенька спрашивал: «Бабушка, а что такое кошер?»
Мама отвечала: «Это то, что евреям можно кушать, Яша», и продолжала: «Она праздновала и Песах, и Рош-а-шану, и она таки имела три сына. Старшего сына звали Мойша. Среднего Сруль, а младший был Йоська. И были они все писаные красавцы.
Яшенька спрашивал: «Как папа?»
«Намного краше», - с сарказмом отвечала моя мама внуку.
«Они имели все, что таки полагалось иметь трём еврейским мальчикам: брис, бар-мицву и пейсы. Бог дал, и мальчики, наконец, стали мужчинами. Пришла пора им делать Хупу. Жениться, то есть. Вызывает Цецилия к себе сыновей и говорит им:
« Дети мои милые, Мойша, Сруль ну и ты Йоська. Возьмите себе по стреле, натяните тугие луки и пустите в разные стороны. Куда стрела упадёт, там и мазл вам и будет. Туда и шадхена посылайте.
Яшенька что-то начинал понимать и спрашивал:
«Бабушка, это когда одна стрела упала в болото?»
На этих словах выходил ты, Миша, и спрашивал:
«Мамо, не врите рЭбёнку: вы хотите сказать, шо если бы стрела еврейского мальчика упала в болото, то Цецилия приняла бы в дом жабу?»
Мама пропускала едкое замечание и продолжала:
«Сказала стреляйте – значит стреляйте! Ваш папа стрелял и что, разве перед вами жаба?
Пустил стрелу Мойша. И упала стрела во двор балагулы Шлёмы. Дочка балагулы была писаная красавица, хоть и небольшого ума. Звали ее Двойра. Она кинулась на шею Мойше и он тут же на ней женился.
Ты, Миша, не мог не вставить свои пять копеек: «Не, ну это ж надо, какой горячий еврейский парень!»
Мама продолжала: «Пустил стрелу Сруль. И упала стрела на двор ребе Шмулика. И подобрала стрелу дочь ребе Шмулика – Сара. Она была немного хромая и чуточку глухая. Но тоже полюбила Сруля с первого взгляда, и он тут же на ней женился»
Ты, Миша, не унимался: «А у евреев, сынок, второго взгляда, практически, не бывает…»
Мама, смерив тебя, Мишенька, уничижительным взглядом, вела историю дальше: «Младшему Йоське таки повезло больше всех, ибо его стрела угодила куда?»
Яшенька вскрикивал: «В болото, бабушка!»
«Правильно, люба моя. Подхватила стрелу лягушка. А красоты она была неописуемой. И ума такого же. И знала она про все на свете, она могла с точностью сказать: КТО, ГДЕ, КОГДА и что делал.
Ты, Миша, не выдерживал: «Ой! Гевалт! И Йоська тут же на ней женился. Не отставать же ему от братьев, правда, мамо?»
«И повели они жён, чтобы представить их маме Цецилии. Мама Цецилия была женщина прямая, нрав у нее был суровый… Посмотрела она на невесток и говорит:
«Хочу испытать вас, невестки. Испеките-ка вы мне к Шабесу халу! Испробую я те халы и скажу, кто из вас самая рукастая».
Дочь балагулаы и дочь рэбе Шмулика прибежали домой и ну давай по сусекам мести.
Ты, Миша, опять не выдерживал: «Мамо, хала – это вам не колобок!»
«Не мешай, папа», - открывал рот Яшенька и получал очередную порцию каши.
«Михаил Абрамович, вам заняться нечем?» - возмущалась мама и продолжала:
«Приплёлся Йоська домой, сел не весел, голову повесил. А Лягушка и спрашивает:
«И что это ты Йося, не весел? Шо уже такое случилось? Уже твоя мама тебя против меня настроила! Уже гадостей наговорила!
А Йося и отвечает ей: «Как же мне не кручинится, если мама сказала, чтобы ты халу испекла к Шабесу».
«Не тужи, Йоська», - отвечала ему Лягушка, - будет тебе хала»
Ушёл Йоська спать, а лягушка на двор выскакала, шкурку зелёную скинула и превратилась в такую девочку, в такую красавицу! И ну давай орать:
«Мамалэ – Нянялэ! Собирайтесь-ка, наряжайтесь-ка. Испеките мне халу к Шабэсу!»
И сбежались отовсюду Мамалэ-Нянялэ и ну давай халы печь! А наутро все три невестки собрались у свекрови, хвастаются халами.
Цецилия взяла в руки первую халу, Двойрину, и говорит: «Скажика ты мне, Двойра, что это за сухарь такой? Дрожжи положить забыла? А у тебя, Сара, что за сморчок такой!»
Ты, Миша, не пропускал ни слова: « Мамо, скажите, чтобы мальчик понял: эта хала таки была похожа на саму Сарочку»…
«И тут Йоська достал свою халу…»
Ты, Миша, не смог не вставить: «Ай да Йоська, ай да сукин сын!»
Яшенька поворачивал голову к папе и спрашивал: «Папа, а что такое «сукин сын?»
Я крутила пальцем у виска, а мама переводила: «Ай да Йоська, ай да молодец! Вот что это значит, Яшенька. Кушай!»
«Рассказывай, бабушка!» - просил Яшенька.
«Да, мамо, аж мне интересно стало, чем дело закончится», - не унимался ты.
«А теперь, пусть ваши жёны на Шабес явятся, да свечи зажгут, да к столу сядут». И стали братья над Йоськой потешаться:
«Как же ты, Йоська, жабу свою за стол посадишь?»
Приплёлся Йоська домой, сел не весел, голову повесил.
А Лягушка и спрашивает его: «И что это ты, Йося, не весел? Шо уже такое случилось? Уже твоя мама тебя против меня настроила!»
А Йося ей отвечает: «Как же мне не кручинится? Мама сказала, чтобы ты к Шабесу явилась, да за стол с невестками села, да свечи зажгла... А как я тебя, такую зелёную, за стол посажу?»
А Лягушка ему и отвечает: «Не тужи, Йоська. Как женился, так и посадишь. Ты к Шабесу придёшь, за стол сядешь, кидуш на вино сделаешь, а как услышишь гром, так и скажи: это, мол, моя Лягушонка в коробчонке приехала.
Ты, Миша, не мог пропустить, чтобы не сказать своё веское слово: «Мамо, а что, без грома никак?»
Мама говорила: « А из сказки слов не выкинешь, зятёк! Кушай, Яшенька, кушай, папу своего не слушай. Ушёл Йоська спать, а лягушка на двор выскакала, шкурку зелёную скинула и превратилась в такую мейдэлэ! И ну давай орать: «Мамалэ – Нянялэ! Собирайтесь-ка, наряжайтесь-ка. Платье мне к шабесу приготовьте, да косынку красивую».
И сбежались отовсюду Мамалэ-Нянялэ и ну давай шить-вязать! А под вечер стали собираться к столу Мойша с Двойрой, Сруль с Сарой и Йоська один невесёлый пришел. А братья над ним потешаются: «Что же ты жабу свою не принёс? Что же в платочек-то не положил? Что же ты её не нарядил? Что же за стол не посадил?»
И тут раздался гром. Испугались все, а Йоська и сказал: «Не бойтесь! Это моя Лягушонка в коробчонке прискакала».
И вошла еврейская девочка красоты неписаной! И стали они жить поживать, да детей рожать…»
И ты, Миша, конечно не мог не закончить сказку: «А смысл этой сказки, Яшенька, такой: не надо, сынок, надеяться на удачу и пускать стрелы куда ни попадя – они всё равно упадут не туда, куда надо. А надо поднять свой тухес и идти искать свой нахэс. Старая еврейская поговорка, сынок, гласит: «Любимую надо рассмотреть не глазами, а сердцем».
Каша была съедена, бабушка довольна, а я смотрела на всех вас, моих любимых, и думала: «Мальчик мой, люба моя, не будь тем, кто все время ищет. Будь тем, кто всё время что-то находит…»
Продолжение: http://proza.ru/2021/03/12/2078