Предыдущая глава: http://proza.ru/2021/02/08/2059
«Нас часто ждут именно там, куда мы возвращаться не хотим»
Эльчин Сафарли.
«... возвращения никогда не бывают случайны.
Возвращаются, чтобы изменить что-то, чтобы что-то исправить.
Иногда сама Судьба ловит нас за шкирку и возвращает в то место,
где мы случайно ускользнули из-под её ока, чтобы исполнить свой приговор —
или дать нам второй шанс»
Дмитрий Глуховский.
Саундтрек: Jonathan Johansson – No Rest For Me
– Я должен всё обдумать. Тишина и спокойствие – единственное, что мне сейчас нужно, – произнёс Локи бесстрастно настолько, насколько это было возможно. Заиндевевшие губы едва подчинялись ему. На бледном лице было сложно уловить хоть какую-то эмоцию. – Больше ничего, кроме времени, чтобы прийти в себя. Так что, пожалуйста, сделай одолжение, оставь меня одного. Я не хочу никого видеть до утра.
Привыкший всё переживать в тишине, внутри себя, царевич сейчас не нуждался ни в ком, кто мог бы быть рядом. Он по-прежнему стоял ровно, не двигаясь, однако всё в нём выдавало нарастающую усталость. Принц выглядел измождённым. Меж сведённых бровей залегла глубокая складка. Никакого намёка на ставшую уже привычной змеиную усмешку не было ни в тонкой линии плотно сжатых, бескровных губ, ни в неестественно блестящих глазах, потемневших настолько, что не разобрать было зрачка.
– Хорошо. Отдыхай, сын, – Король коротко кивнул в ответ на эти потрескивающие морозом слова. – Я пришлю тебе слугу. Он будет ждать в коридоре на тот случай, если тебе что-то понадобится.
– Разумеется, папа.
Сухое, злое «папа» прорвалось кратким, неестественным смешком. Юноша с вызовом смотрел на Короля. Глухое раздражение поднималось в нём, отбивая неровный пульс в запястьях и путая мысли. Он уже не помнил, сколько времени прошло с того момента, как он предстал перед Лафеем, пронзая его взглядом, полным холодной ненависти. Когда это было? Вчера? Сегодня? Локи потерял счёт времени. Но теперь он избегал смотреть в глаза новоявленному отцу, осознавая, что визуальный контакт с ним ведёт к пониманию, а соответственно – и к сближению.
А сближаться Локи, разумеется, не желал.
Великан ответил улыбкой, мрачной и зубастой, как пасть древнего Фафнира*. В глубине души он надеялся, что со временем принц осознает, точно так же, как когда-то осознал он сам: реальность обманчива, и между тем, что тебе желанно, и тем, что истинно, лежит непреодолимая пропасть. Оставалось лишь уповать на то, что в один прекрасный момент сын произнесёт – без надменности, без этой потусторонней холодности, без насмешливой издёвки – такое долгожданное слово «отец», предназначенное лишь ему одному.
Но пока Локи лишь смотрел остекленевшим взглядом из-под своей ожесточённой маски. И молчал, молчал, молчал.
У разочарования был горький привкус. Выцвела и угасла, похожая на оскал, улыбка на тонких синих губах, и Лафей почувствовал себя бесконечно уставшим и окончательно постаревшим. Прикрыв красные глаза тяжёлыми веками, Король ледяных великанов молча развернулся и медленно пошёл к выходу из комнаты. Уже у дверей он резко остановился, словно вспомнив что-то важное, стремительно шагнул в сторону и, подойдя к холодной каминной решётке, щёлкнул пальцами. Вспыхнувший в топке огонь послушно облизал сложенные давным-давно поленья, разгораясь всё ярче и ярче. Дрова затрещали, и по комнате тут же распространилось тепло. Было столь странно видеть, как повелитель Льда призывает тепло и пламя. Лафей с трудом подавил в себе желание в тот же миг загасить ненавистный огонь, что нёс в себе болезненные воспоминания о жАре Асгарда, пожирающем дома, о крови и зловонии войны. Он ненавидел огонь и никогда в тепле не нуждался, но оно было необходимо его сыну.
Не глядя более на принца, Король вышел из комнаты, глухо и плотно притворив за собой двери. Звук его шагов в пустых коридорах замка был тих и тяжеловесен.
Оставшись один, Локи упал в кресло, бессильно откинувшись на спинку, потирая переносицу одеревеневшими пальцами. Бесстрастная маска исказилась, с треском развалившись на осколки, уступив выражению хмурой угрюмости. Он чувствовал себя разбитым и буквально полумёртвым от усталости. Потухшие, обесцвеченные глаза, потерявшие свою манящую зелень, смотрели безжизненным, измождённым взглядом, какой бывает у загнанного в ловушку зверя. Гордая осанка сменилась опущенными, ссутулившимися плечами. В груди что-то скребло и ныло, подступая тревогой к сердцу. Как будто внутри открылась огромная чёрная дыра, которая засасывала в себя все его чувства и мысли, оставляя лишь звенящую пустоту.
Рассеянно глядя перед собой, он вдруг ощутил страстное желание бросить всё и сбежать из этого мира. Домой, туда, где он вырос – к переливающемуся всеми красками Бифрёсту, к шумящим под ним волнам океана, к высоким потолкам залов Гладсхейма с множеством отполированных временем колонн. В своё далёкое, почти забытое детство, оставшееся в памяти лишь светлым пятном. Там был родной дом, и комната, из окна которой, как на ладони, был виден весь Асгард, книги и возможность просто помечтать. По крайней мере, там можно было укрыться от всех... Вернее, когда-то можно было.
Локи посмотрел в окно: там была тьма. Чернильная, беспросветная мгла, густая и вязкая, как смола, нависала над этим, поверженным в хаос, заледеневшим миром.
Что делал он здесь, среди тех, кто не видел в тьме и холоде ничего противоестественного, а напротив, находил в них дополнение и часть себя?
Ему здесь такое же место, как орлу в вороньем гнезде.
Вот только орлом Локи не был. Он был волчонком. Одиноким волчонком, отбившимся от стаи. Но одинокий волк погибает, а стая живёт.
И волчонок вернулся домой. В свою стаю.
Локи придвинулся ближе к пылающему камину, пытаясь сохранить частичку спасительного тепла не столько в теле, сколько в сердце, чтобы не соскользнуть в этот пугающий, похожий на липкую паутину мрак. Его мысли, словно снегом, заметало усталостью, а сердце постепенно покрывалось туманным морозным равнодушием. Незаметно для себя Локи задремал в кресле и уснул, провалившись в глубокий сон с тяжёлыми сновидениями, тёмными и странными, наполненными его собственными жестокими монстрами.
* * *
Он проснулся внезапно, словно от толчка, и несколько мгновений пребывал в полной растерянности. Всё вокруг было совершенно чужим и неузнаваемым. Потребовалось какое-то время, прежде чем в сознание вернулось то, что было вытеснено долгим сном. Всё тело ломило, шею свело от неудобной позы, в которой он заснул, сидя в кресле. Огонь в очаге давно погас, и обугленные остатки дров мрачно чернели в его зеве. В комнате царил холодный серый мрак – такой же холодный и серый, как рассвет, что неохотно разгорался за окном.
Локи с трудом осознал, что наступило утро – похожее на беспросветные, унылые, ненастные сумерки. Далеко над заснеженными скалами висели тяжёлые свинцовые тучи, из-под которых виднелась узкая белесоватая полоса северной зари. Густая сетка мелкого снега казалась бесконечным пологом, спустившимся с небес. Как будто неведомый властелин решил раз и навсегда отгородить этот странный мир несокрушимой стеной непогоды от других счастливых миров, где высоко в небе сияет горячее солнце, где растёт изумрудная зелень, где жизнь бьёт ключом.
Локи встал и, поморщившись, потянулся, разгибая затёкшую спину, с трудом собирая себя в знакомые изгибы собственного тела. Миллионы маленьких иголочек прошлись от самого подбородка до ступней. Когда боль в теле почти перестала ощущаться – пришла следующая беда: голод. Принц уже не помнил, когда он ел в последний раз, и его желудок буквально свело судорогой, словно его сжали в кулак. Пришло время подумать о чём-то обыденном, вроде еды.
Внезапно тишину нарушил осторожный стук. Не успел Локи открыть рот, как дверь распахнулась сама собой, и на пороге оказался молодой высокий йотун с подносом, заставленным посудой, в одной руке и кувшином с водой – в другой. Вся одежда на нём состояла из набедренной повязки из плотной кожи, которая удерживалась на талии широким поясом со шнуровкой, и кожаных сандалий с ремешками, крест-накрест оплетавшими ноги от лодыжек и до колен. Жёсткие, смоляные волосы были небрежно стянуты на затылке в некое подобие узла и заколоты причудливо изогнутой шпилькой. Спереди они падали на лицо блестящей чёрной волной, из-под которой на принца с нескрываемым интересом смотрели огромные, в пол-лица, рубиновые глаза.
– Хорошо отдохнули, Ваше Высочество? – улыбаясь, произнёс йотун на сносном Всеобщем языке, сверкая белоснежными клыками. И, легонько потеснив остолбеневшего хозяина, боком протиснулся в дверной проём. – Пришло время умываться и завтракать.
Слегка сбитый с толку подобной бесцеремонностью, Локи посторонился, пропуская внутрь неожиданного утреннего гостя. Юноша вошёл широким скользящим шагом и аккуратно поставил поднос на стол. Плавным движением подняв кувшин с водой над неизвестно откуда взявшимся серебряным тазом, он с ожиданием уставился на принца. Всё ещё озадаченный, Локи, тем не менее, послушно наклонился, сложил руки лодочкой, ощущая, как в них ударяется мягкая струя воды. Склонившись над сверкающей посудиной, он ополоснул лицо и мокрыми руками провёл по волосам ото лба к затылку, приводя их в порядок.
Не переставая улыбаться, демонстрируя самый дружелюбный оскал, слуга протянул принцу белоснежное полотенце. Вытерев лицо и руки, Локи небрежно бросил кусок холста парню на плечо и подошёл к столу, на котором стоял поднос, где аккуратнейшим образом были расставлены дымящиеся тарелки, серебряный кубок, пузатая бутылка с неизвестным содержимым и столовые приборы пугающих размеров.
– Я постарался выбрать самые маленькие тарелки, – перехватив удивлённый взгляд принца, произнёс йотун, ничуть не смущаясь. – Но вот приборов мельче этих не нашлось.
– Для слуги ты чересчур много болтаешь, – ворчливо прервал его Локи, поочерёдно приподнимая крышки, которыми были накрыты блюда: густой суп из мидий, белая рыба с водорослями и кристаллами розовой соли,* тёмное мясо, приправленное соусом и незнакомыми специями. – Что-то не густо для королевского стола.
Принц поднял голову и почувствовал укол совести при виде смятения и растерянности на лице юноши. Приглядевшись, Локи отметил, что тело йотуна, мускулистое и жилистое, было всё же слишком худым для его роста. Атлетическое сложение не могло скрыть слишком острые плечи, выпирающие ключицы и дуги рёбер, а голодный блеск в глазах явно свидетельствовал о том, что парень не доедает.
Царевич тут же припомнил разговор между капитаном лафеевской гвардии и Ангрбодой, который он невольно подслушал по пути во Дворец. Хримтурс рассказывал, что после Великой Войны с Асами и без того суровая жизнь ледяных великанов стала вдвое тяжелее. Еды едва ли хватало и в годы достатка, сейчас же йотунам оставалось лишь полагаться на милость переменчивой судьбы. Обескровленные войной, они едва могли прокормить внутренние земли Утгарда. Белая рыба, чёрный угорь и морские змеи были основной пищей, которую добывали в прибрежных районах. Но сковавшие море льды заставили рыбу уйти на глубину. Торговля своими товарами – водорослями, розовой солью и черным базальтом, – которая ранее приносила основной доход, практически замерла. И многие жители вынуждены были скитаться в поисках еды.
По-видимому, пища, приготовленная для него, была поистине королевской и недоступной для простых йотунов.
– Можно попросить тебя составить мне компанию? — осторожно предложил Локи, стараясь исправить ситуацию. – Дело в том, что я абсолютно не привык есть в одиночестве.
Молодой йотун нерешительно переминался с ноги на ногу, не зная, стоит ли принимать предложение принца, но в итоге голод победил, и он осторожно присел на краешек стула, пробормотав:
– В конце концов, кто я, чтобы отказывать Принцу.
– Мудрый ответ, – улыбаясь, ответил Локи, усаживаясь с противоположной стороны стола.
Подцепив на кончик огромной вилки кусочек рыбы, он положил его в рот и сделал знак замершему в нерешительности йотуну последовать своему примеру. Тот не стал просить себя дважды и взялся за нож и вилку.
Локи, не переставая жевать, исподволь наблюдал за своим странным гостем. Он думал, что голодный йотун набросится на еду и тут же сметёт её, но, к его удивлению, тот вёл себя очень воспитанно: ел аккуратно и с достоинством. Было что-то знакомое в том, как он двигался и говорил, и в то же время нечто необычное во всём его облике. Он довольно сильно отличался от своих могучих и плечистых соплеменников. Его кожа была более бледного оттенка, скорее, лазурная, чем синяя, а родовые линии менее выражены, чем у других хримтурсов. Черты лица пропорциональные, острые, но не грубые, а даже тонкие для ледяного великана, были практически свободны от родовых шрамов.
Когда тарелки опустели, юноша с сожалением вздохнул и, аккуратно положив приборы на стол, с признательностью посмотрел на принца.
– Благодарю, – произнёс парень сдержанно, но вежливо. – Я готов быть полезным тебе. Готов служить от всей души.
– Слуга мне ни к чему. Я привык обходиться самостоятельно. Тебе известно, кто я такой? – насмешливо поинтересовался Локи.
– Конечно, мой Принц, – лицо юного великана растянулось в широкой, похожей на оскал волчонка, улыбке. Хитрый изгиб пурпурных губ не скрывал остроты зубов. Он без страха смотрел прямо в лицо Локи. – Мой Король приказал мне служить Наследнику Первого Сына Зимы и исполнять все его пожелания. А ещё он сказал, чтобы я не удивлялся тому, что ты выглядишь как асгардец, говоришь, как асгардец и одет как асгардец, ибо ты и есть Ас во всём, кроме своего сердца.
– А ты дерзок, как я посмотрю, – Локи скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла, с интересом рассматривая йотуна. – Как твоё имя?
– Старли, – с достоинством произнёс юноша. – Старли Бертигардсон.
– Бертигардсон? – принц наморщил лоб, стараясь вспомнить, где он мог слышать это имя.
– Мой отец командир личной гвардии Его Величества Короля Лафея, – в голосе Старли было вплетено нечто большее, чем простая гордость.
– Вот как, – хмыкнул Локи. – Сын лорда служит у Лафея на побегушках. Что же, вполне ожидаемо, у Всеотца есть вороны, которые докладывают ему о том, что происходит вокруг. А у Лафея – скворец*.
– Ты всё не так понял, – запальчиво воскликнул юноша. – Владыка вовсе не приказывал мне следить за тобой. Напротив, он хотел, чтобы ты не оставался в одиночестве. Мы бы могли подружиться. Я мог бы показать тебе дворец и окрестности.
– Подружиться? А чего ради мне дружить со слугой?
– Во-первых, я не слуга, а ученик, – мальчишка обижено нахохлился, отчего стал выглядеть еще моложе, и вправду напомнил принцу взлохмаченного весеннего скворца со своей жёсткой смоляной причёской, лежащей крылом на его высоко поднятой голове с заострённым худым носом. – Придёт время, и я стану таким же верным клинком для Повелителя, как и мой отец! А во-вторых, почему ты думаешь, что дружба господ вернее и бескорыстнее дружбы слуги?
– Ну-ну, – примирительно отозвался Локи. Парень всё больше начинал ему нравиться. – Я не хотел тебя обидеть, Старли. Кстати, кто дал тебе это имя? Ведь, насколько я знаю, скворцы в Утгард никогда не залетали.
– Это имя дала мне моя мать, – ответил мальчик, и лицо его внезапно погрустнело. – Я никогда не видел её. Она умерла вскоре после того, как я родился. – Голос Старли понизился почти до шёпота. – Она была смертной. Из Мидгарда.
– Так ты полукровка? – Удивлению принца не было предела. – Это многое объясняет. Но почему из Мидгарда? Я видел твоего отца – он могучий воин. Как мог он выбрать себе жену среди слабых телом и духом смертных созданий этого странного маленького мира?
– В Йотунхейме это не редкость. У йотунов испокон веков были поселения в Мидгарде. Но это длинная история, – вздохнул юноша.
– А я никуда не спешу, – царственно расправив плечи, Локи удобно устроился в обитом темно-зелёным бархатом кресле, умостив руку на подлокотнике, и, подперев щёку кулаком, приготовился слушать.
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, изучая и оценивая. Старли до сих пор не решил, как ему относиться к новоявленному сыну Лафея. Он был Принцем, но держался без заносчивости, которой всегда было полно у местных лордов.
– Это случилось давным-давно, – Старли на мгновение задумался, рассматривая острый профиль царевича. Его мучили сомнения. А стоит ли делать то, что он сейчас делает? Ведь Лафей сказал лишь исполнять желания своего сына. Какой интерес этому неизвестно откуда взявшемуся странному Асу до их легенд?.. Но что-то словно тянуло и подталкивало его: говори, говори, это важно… – После того, как братья-Боги убили прародителя Имира, * выжившие великаны заселили Йотунхейм, который в то время был суровой и опасной для жизни Землёй. Ледяным великанам досталась самая северная бесплодная часть нового мира – горы и ледники. Они посчитали это несправедливым и обратили свои взоры на юный мир, находящийся на примитивном уровне развития – Мидгард, который в то время был ещё мало заселён.
Шаманы нашли тайные тропы, ведущие в срединный мир, сумев обхитрить даже всевидящего Привратника Асгарда — золотоглазого Хеймдаля, покрыв эти тропы льдом, отражающим его всевидящий Взгляд. Самые смелые из ледяных великанов спустились по этим тропам, чтобы обосноваться на северном архипелаге Ульвдалире,* пустынном из-за сильного мороза и холода, расположенном почти на границе вечных льдов. Люди не селились в тех местах: им не подходил климат. Они еще не заняли и сотой части поверхности доставшегося им мира, расселившись кучками в наиболее приятных местах.
Большой горный хребет отделял холодную часть Мидгарда от других земель. Природа там была суровая, но наши предки вели скромный образ жизни – они охотились, ловили рыбу, строили жилища. Однажды они обнаружили мощный источник живительной энергии, бьющий из земли, и воздвигли вокруг него чудесный храм, где поклонялись Теням Предков и Духам Стихий. Именно тогда и там жрецы создали Ларец Вечных Зим. Он накапливал стихийную энергию, которую йотуны использовали для своей магии. Так продолжалось много веков, пока климат не стал меняться. Начали таять ледники, и в тех краях появились первые люди. Их называли «волчьими головами». Это были изгои, жестокие и опасные разбойники. Они были похожи на диких зверей и поначалу относились к ледяным великанам, как к богам: боялись их и почитали. И какое-то время хримтурсы мирно соседствовали с первыми людьми. Они обучали их тем искусствам, которыми владели сами. Самые преданные из мидгардцев становились служителями в йотунском храме. Великаны учили их магии и врачеванию. Многие из наших мужчин брали себе в жёны мидгардских женщин – сильных и выносливых северянок. Так бы они и жили в мире и согласии, если бы не невежество и жадность смертных. Люди в общей массе своей всегда были жадными до богатства и власти. Они постоянно ссорились между собой, сражались, взывали к богам, убивали друг друга, пили и снова сражались. И, в конце концов, один из местных вождей решил захватить источник силы ледяных великанов и объявить себя Богом. Ночью мидгардцы коварно напали на поселение, застав великанов врасплох. В том сражении погибло много людей и йотунов. Наш Король, явившийся на зов служителей храма, в своём благородном гневе сурово покарал коварных смертных и уничтожил их поселения на много элей вокруг, использовав всю мощь Ларца Вечных Зим. Но тогда, оставшиеся в живых мидгардцы воззвали к Одину, который к тому времени решил взять срединный мир под свою защиту. Всеотец со своим войском разрушил наш храм и изгнал хримтурсов обратно в Йотунхейм, приказав сжечь дотла всякое напоминание о пребывании йотунов в этом мире. Их жёнам и детям пришлось остаться в Мидгарде. Асы построили на границе крепость Исетур для слежки за йотунами, чтобы они больше не смогли вернуться в Мидгард. Первое время они тщательно охраняли рубежи, но потом Асам это наскучило, и командование перешло к отряду наёмных двергов. Но на деле жадные до золота дверги свободно пропускали любого йотуна, у которого находилось, чем заплатить. Многие из хримтурсов тайком проведывали свои семьи в Мидгарде.
Одним из них был мой дед Сиверд. У него в Ульвдалире осталась жена, которая служила жрицей в храме друидов – так называли люди своих магов, оставшихся верными древней вере хримтурсов и поклонявшихся Духам Стихий. Когда жена Сиверда умерла, дед долго оплакивал её, но, в конце концов, женился на йотунке, и у них родился сын – мой отец. Дед с самого раннего детства рассказывал ему о Мидгарде, о том, как он был там счастлив. Он несколько раз тайком водил туда отца, чтобы показать ему развалины древнего храма хримтурсов, от которого осталось только кольцо из гигантских камней. Люди сложили легенду о том, что когда-то великаны водили здесь хоровод, да так и застыли, окаменев, застигнутые древним проклятием. Они больше не поклонялись древним богам, а считали их олицетворением зла. Теперь их богами стали Асы.
Отец рассказывал, как прекрасен тот край: отвесные скалистые берега, изрезанные многочисленными узкими заливами-фьордами, величественные горы с вечными ледниками и густыми лесами, изобилующими разным зверьём, холодные, прозрачные озёра, полные рыбы.
Когда он достиг совершеннолетия, то продолжал время от времени наведываться в Мидгард и однажды встретил там прекрасную деву. Её звали Сольвейг, и она, так же, как и первая жена моего деда, была жрицей в храме друидов. Подобно нашим шаманам, друиды поклонялись Духам Стихий и могли управлять ими, сохраняя равновесие мира. К тому времени им приходилось скрываться, от людей, поскольку тех, кто поклонялся древним богам, стали считать отступниками, их преследовали, убивали и сжигали на кострах.
Мой отец воспылал страстью к прекрасной Сольвейг, и она ответила ему взаимностью. А через некоторое время на свет появился я. Я родился на исходе зимы, и моя мать дала мне имя в честь маленькой птички, которая свила гнездо под крышей их дома. Скворец – птица священная для друидов.
Отец не мог быть с ней постоянно, ведь он тогда уже служил в личной гвардии Повелителя Йотунхейма, Короля Лафея – да будет Нить его жизни крепка и нерушима.
Но однажды, когда отец вернулся, чтобы проведать жену и сына, то застал на месте дома одни обгоревшие головешки. Кто-то донёс на мою мать, и её сожгли на костре, как ведьму, а меня бросили замерзать в снегу. Но я не умер. Меня спасла моя ледяная кровь. Отец забрал меня в Йотунхейм. Он больше так и не женился и сам воспитывал меня. А Владыка Лафей взял меня воспитанником во дворец и стал моим Учителем и Наставником, пока мой отец нес службу, охраняя рубежи нашего мира. И я также, как и мой отец, готов защищать своё королевство и своего Короля и отдать жизнь, если этого потребует от меня мой долг.
Старли замолчал. Локи, слушавший юношу со всё нарастающим удивлением, пребывал в странной растерянности. Верить ему было слишком сложно. И в то же время не было сомнений в том, что парень говорит правду. У него просто не было причин врать. Как бы это ни было странно, принц вынужден был признать самому себе, что очень многое из того, чему долгие годы его учили в Асгарде, что неукоснительно должно было быть нерушимым и правильным, разрушалось слишком быстро и просто.
– Это многое объясняет, – осознание снизошло внезапно, как озарение. – Теперь понятно, почему Лафей прислал тебя ко мне. У нас с тобой есть нечто общее. В тебе, как и во мне – два мира, две крови. Должно быть, ты ненавидишь этих презренных смертных за то, что они сделали с тобой и твоей матерью, – последнее прозвучало не как вопрос, но как утверждение, и на лице принца появилось выражение откровенного пренебрежения, граничащее с гневом.
– Ненавижу? Вовсе нет, – просто ответил йотун. – Негоже хранить на сердце гнев. Гнев рождает ненависть, а ненависть – это залог страданий.
– Если бы я услышал эти слова от мудрого и доброго светлого альва, я бы не удивился, – недоумение, бледностью растёкшееся по лицу Локи, быстро сменилось ядовитой усмешкой, привычно заискрившейся на тонких губах. – Но слышать это от ледяного великана более чем странно.
– Почему же странно? Потому что ваши причудливые асгардские байки превратили нас в бесчувственных монстров, готовых вцепиться в глотку любому, кто слабее? – Миндалевидные глаза цвета тлеющих углей, не мигая, холодно и изучающе уставились на принца, и тому в какой-то момент показалось, что этот взгляд проникает ему прямо в голову, вламываясь в мысли. – Поверь мне, это всего лишь сказки, которыми ваши матери пугают своих детей, пока они ещё очень малы, чтобы покупаться на страх.
Локи уже открыл, было, рот, чтобы добавить нечто едкое, но внезапно ощутил силу, уверенность и гордость, исходящие от сидевшего напротив юноши, и подумал, что пора остановиться и признаться самому себе: незачем ссориться с представителем мира, правителем которого он собирался стать.
С трудом прогнав прочь рвущееся наружу раздражение, принц внезапно резко подался вперёд. В глазах блеснуло безумное любопытство.
– Скажи, Старли, какая твоя вторая форма?
– Вторая форма? – Непонимающе заморгал йотун.
– Ну, да. Твой мидгардский облик.
– У меня никогда не было иного облика, чем тот, что был подарен мне отцом.
– Хочешь сказать, что ты никогда не пробовал менять свою форму?
– А зачем?
Вместо ответа Локи неожиданно протянул руку через стол и схватил йотуна за запястье, отчего тот коротко вздрогнул.
– Что ты... – Старли замер на полуслове, поражённо глядя на крадущийся по его рукам цвет.
Бледный, как ночное светило, он растекался по коже юноши, подобно чернилам, окрашивая каждую его пядь, лабиринты причудливых линий на груди, спине, ногах, даже лицо. Алая радужка постепенно меняла цвет на серо-стальной, заменяя привычный красный. Ещё мгновение – и вот уже перед Локи сидел обычный мидгардский парень, высокий, худой и жилистый, с копной непослушных чёрных волос.
В то же время с самим принцем происходила обратная трансформация. Кожа стремительно меняла свой цвет на синий, на лбу и щеках чётко прорезались родовые узоры королевской семьи.
Юноши словно поменялись местами. Полыхнувшие карминным огнём глаза Локи встретились с парой зимних серых глаз испуганного йотуна.
В первый момент Старли не понял, что с ним происходит, но уже в следующий резко выдернул руку из цепкого захвата и, потеряв голову от страха, стал царапать ногтями кожу в тщетной попытке вернуть ей знакомую голубизну. Но через мгновение началась обратная трансформация. Все первоначальные краски вернулись на своё место. Глаза вновь запылали алым и непонимающе уставились на принца.
– Ч-что произошло? – запинаясь, спросил молодой йотун. – Как ты это делаешь? Наверное, ты очень сильный маг!
– Никакой магии. Здесь мои способности бессильны. Хотя в Асгарде я был довольно-таки опытным колдуном, – самодовольно изрёк Локи, возвращаясь в прежний вид. – Мы с тобой оба – полукровки, и у тебя, как и у меня, есть недоступная другим возможность менять свой облик. Просто нужно научиться её развивать. У меня ушло несколько дней, прежде чем я научился управлять своим превращением.
– Это так удивительно, – ошеломлённо выдохнул Старли и осторожно поинтересовался, – а можно попробовать ещё раз?
– Да не вопрос, – хмыкнул Локи и потянулся к йотуну.
Тот осторожно, словно боясь обжечься, сжал предложенную руку, с восторгом наблюдая за стремительно бледнеющей кожей, несмотря на одолевающий его страх.
– Взгляни, – принц кивнул в сторону висящего на стене зеркала.
Юноша, с трудом оторвав взгляд от своих рук, оглянулся и невольно вздрогнул – с бледного, отвратительно-гладкого лица, в обрамлении блестящих чёрных волос на него смотрели серые, прозрачные, словно лёд на озере, незнакомые глаза.
– О-ох, – выдохнул он, проводя ладонью по щеке и внимательно разглядывая своё отражение, – краса-а-а-вец... Только детей по ночам пугать.
– А что, вполне даже симпатичный, – Локи рассмеялся.
Принц был доволен. И не только из-за реакции Старли. В тот момент, когда он принял свою вторую форму, что-то похожее на шёлк, прохладное и невесомое, бесконечным пучком мягчайших нитей вдруг скользнуло сквозь согнутые пальцы. Это восхитительное ощущение он бы не спутал ни с каким другим: он вновь держал в руках нити, связывающие воедино части мира. Магия возвращалась, когда он был в облике йотуна. Утгард принял своего блудного сына.
Следующая глава:http://proza.ru/2021/05/16/1512
ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА:
* Фафнир - персонаж скандинавской мифологии, сын колдуна Хрейдмара, превратившийся в дракона. Фафнира сгубила алчность. Фафнир и его брат Регин хотели завладеть сокровищами своего отца. Фафнир совершил отцеубийство и отказался поделить драгоценности с Регином. Любуясь несметными богатствами, Фафнир постепенно превратился из карлика в ужасного дракона. Тело его защищают прочные, как железо, чешуйки. Зубы острые, как кинжалы. Он способен плеваться огнем, причем делает он это так сильно, что реки закипают и вся рыба в них гибнет. От его пронзительного крика лопаются перепонки, и крик этот слышен по всей округе.
Единственное уязвимое место дракона - его мягкий живот, не защищенный чешуёй. Регин, желая завладеть своей долей сокровищ, попросил героя Сигурда убить Фафнира. Для этого Сигурд выковал волшебный меч из обломков меча своего отца. Это оружие обладало такой прочностью, что без труда разрубало наковальню.
Сигурд вырыл канаву через дорогу, по которой Фафнир ежедневно ходил на водопой. Спрятавшись в канаве и закрыв её сверху ветками и травой, Сигурд вонзил меч в живот Фафнира, когда дракон проползал у него над головой. По просьбе Регина Сигурд вырезал сердце Фафнира и поджарил его. Едва он дотронулся до сердца дракона, чтобы проверить, готово ли оно, то обжёгся и сунул пальцы в рот. Вкус волшебной крови открыл Сигурду язык птиц, которые предупредили героя о замысле Регина убить его. Сигурд убил Регина и завладел сокровищами.
Упоминается в «Старшей Эдде», «Младшей Эдде», «Саге о Вельсунгах», также появляется в опере Рихарда Вагнера «Кольцо Нибелунга».
* Розовая соль – здесь я использовала отсылку к так называемой Гималайской соли. Её считают королевской роскошью. Гималайская соль формировалась в то время, когда по земле бродили гигантские динозавры, то есть в Юрском периоде более 250 млн. лет назад, когда формировались континенты, и земная кора подвергалась мощным геологическим воздействиям. Индия, бывшая тогда отдельным континентом, двигалась навстречу Евразии с большой, по геологическим меркам, скоростью, образуя в месте столкновения континентов Гималайские горы. Соль океана, омывавшего эти когда-то отдельные континенты, и соль древних морей на территории современных Индии и Пакистана постепенно осаждалась на новообразованных горных породах и выталкивалась на высоту 3000 м. Всё это сопровождалось активными вулканическими процессами, пласты соли взаимодействовали с магмой и подвергались огромному давлению осадочных известняковых пород. В результате таких воздействий и возник уникальный по своей природе и составу минерал, имеющий розовую окраску – гималайская розовая соль.
Эта соль считается самой чистой из всех видов солей на Земле и по-прежнему содержит все природные элементы, которые присутствовали в древнем океане. А. Македонский приказывал своим войскам вывозить соль на слонах через Индийский хребет в Европу для королевских семей. О ней писали ещё около 5000 лет назад китайские лекари, отмечавшие уникальные лечебные свойства розовой соли, называли её драгоценным сокровищем.
Поскольку ледяные великаны – самая древняя раса существ, обитающая, к тому же, в горных районах Йотунхейма, я решила, что в глубине йотунхеймских гор также могут находиться залежи целебной розовой соли. Почему бы и нет?
* Starli – (исландский) скворец.
* Имир - в германо-скандинавской мифологии первое живое существо, инеистый великан, из которого создан был мир. Он произошёл изо льда Эливагара, в котором теплота зародила жизнь. Под левой рукой его выросли мужчина и женщина, а от его ног родился шестиголовый великан Трудгельмир (прародитель рода великанов-ётунов — Хримтурсенов). Был убит потомками бога Бури – Одином, Вили и Ве. Убив, они сотворили из него мир: из мяса — сушу, из крови — воды, из костей — горы, из зубов — скалы, из волос — лес, из мозга — облака, из черепа — небесный свод
* Ульвдалир (Волчьи Долы) – местность в северной части Мидгарда, неподалеку от границы с Йотунхеймом.