Мы перешли границу. Афган-7
Сразу после отъезда генерала и полковника погранслужбы, нас, весь батальон, снова построили, и комбат объявил: получен приказ батальону вооружаться, и готовиться к дислокации в Афганистан, в город Кабул. Взводным подготовить ведомости, по спискам личного состава на получение персонального оружия, и военные билеты для соответствующей записи. После обеда всем получить оружие. А сейчас все на обед. Разойдись!
После обеда каждого бойца индивидуально, по взводным спискам стали вызывать к комбату майору А. Адамову. Он поставил стол, два стула возле своей палатки, и, вместе с замполитом капитаном Л. Бернштейном проверяли и заполняли ведомости выдачи оружия.
Два взводных офицера комплектовали из оружейных ящиков набор персонального оружия и боекомплект, а заготовку перед выдачей клали на стол комбату для сверки и записи номеров.
Каждому бойцу выдали: автомат Калашникова АКС, универсальный штык-нож для автомата, подсумок с двумя запасными рожками - магазинами по тридцать патронов, третий рожок в автомате, наплечный ремень и маслёнку.
Мы получали оружие, расписывались в ведомостях, и получали обязательное устное предупреждение-инструктаж по безопасному обращению с оружием под роспись: без необходимости не стрелять, без боевых условий патрон в патронник не вгонять, при необходимости автомат держать в готовности на предохранителе.
На вечерней поверке комбат объявил: завтра, 30 декабря 1979г. в 9-00 переходим границу с Афганистаном. Завтрак и обед сухим пайком. Начпроду выдать всем бойцам сухой паёк и сигареты на два дня. Ужин будем готовить на стоянке ночлега. БТРы сопровождения встретят нас после перехода границы. Водителям ещё раз проверить машины. Всем готовиться к длительному маршруту в Кабул. Разойдись!
Водителям приказано готовить машины для длительного марша по афганским горным серпантинным дорогам. Приблизительный маршрут на 465 километров.
Термезское утро не заставило ждать. Рассвет, "когда его совсем не ждёшь", пришёл быстрее, чем обычно. Утро оказалось прохладное, зябкое.
Пока разбирали палатки, грузили на машины солдатский скарб, подошло время «Ч».
На утренней поверке комбат объявил: Во время движения по маршруту всем держать «ухо востро»! Первыми не стрелять. В случае нападения держать оборону возле машин, залегши у колёс, а дальше, как придётся по рельефу местности, без паники! А теперь: всем по машинам! Вперёд!
При построении машин на марше, наш взвод поставили замыкающим. Моя «радиомастерская», ГАЗ-63 с КУНГ-ом, оказалась третьей в хвосте. Я сел в кабину, бойцы отделения разместились в КУНГ-е.
Возле понтонной переправы, лагерем ещё стоит батальон понтонёров, возводивший переправу. Они только 25 декабря утром закончили очень сложный монтаж переправы через реку Амударью-Джайхун. Чтобы в 15 часов местного времени через эту переправу могла проследовать в Афганистан моторизованная воинская часть.
Джайхун-река, по-пуштунски, - изменчивая. И, действительно, горная река оказалась очень изменчивой, капризной, своенравной, быстротечной.
Со скоростью 3-метра в секунду она гордо несла свои бурные воды, и всё что оказалось перед ней, на пути её течения, она собирала в свой поток!
Своим напором Джайхун в любую минуту, в любом месте могла порвать плавучую понтонную переправу.
Только героическими усилиями понтонёрам удалось установить и закрепить понтоны через 314-метровую пойму горной Джайхун-реки.
Солдаты-погранцы нас почти не проверяли, только отмечали в своём журнале переход наших машин. И наш батальон маршем перешёл Советско-Афганскую границу, проходящую по фарватеру Амударьи.
Поднявшись с понтонной переправы на высокий афганский берег, наш кортеж выехал на прекрасную новую шоссейную дорогу Хайратон – Кабул, недавно построенную дорожниками Чехословацкой Социалистической Республики.
Нас тут же встретили дежурные БТРы сопровождения, ведущие охрану и сопровождение советских обозов.
По плоской местности афганской пустыни «Качакум», мы, медленно продвигались на подъём, постепенно приближаясь к горным отрогам.
В начале дороги зрительно подъём в горы почти не чувствовался, но наши старенькие машины, не приспособленные к горным дорогам, сразу сами-собой почувствовали подъём, постепенно стали выдыхаться, урчать, "уставать", а двигатели начали перегреваться.
Проехав черепашьим шагом несколько километров на подъём, навстречу нам стали попадаться небольшие группы афганцев.
Откуда они взялись в этой пустынной местности, мы так и не смогли определить. Поскольку на ближайшую видимость в пустыне Качакум, в радиусе 5-6 километров не было видно ни одной жилищной постройки.
Откуда они взялись в этих бесконечных пустынных песках, недоумевали мы?
Это были люди разных возрастных групп. Шли они с гор по шоссе в сторону города Хайратон.
Яшули с длинными седыми бородами были одеты в светлые одежды, с чалмой на голове. Пропуская наши машины, они останавливались. И, глядя на нас в упор, откровенно по многу раз наглядно показывали солдатам каждой машины - кинжал в живот! Как бы подчёркивали: Вот, что ждёт вас в Афганистане!
Молодые афганские мужчины, одетые в национальные одежды: в длинную серую холщовую рубаху, и такие же холщовые штаны-балаки, в галошах на босу ногу, в круглых афганских тельпеках на головах. От плечей до пояса, они были завёрнуты в тёплые пледы, от мороза. На чём спали, в том и шли. (Наверное, по принципу: всё своё ношу с собой!)
Одни из них шли, мирно, молча, пропуская наши машины. А кое-кто резким движением кинжала возле шеи, показывал солдатам каждой машины нашу будущую участь, - «секир башкам», ждёт каждого из вас!
Они не знали, зачем мы к ним пожаловали, и, как хозяева своей земли, они чувствовали себя защитниками своего жизненного пространства, своей территории, и соответственно подозрительно относились к неизвестным нежданным гостям.
Женщины шли в тёмных или серых паранджах, покрывающих всю фигуру с головы до пят. Только вырезанная рамка для глаз, прикрытая сеточкой из конского волоса давала им возможность дышать и видеть дорогу. Что несли они под паранджой? То ли ребёнка, то ли оружие? Кто их разберёт.
Только молодые люди и маленькие дети, приветствовали нас рукой, «платочком», или флажком.
Такова была первая «радушная встреча» наших афганских друзей, многократно просивших нашу Советскую Интернациональную помощь.
Проехав ещё несколько подъёмных километров по великолепной шоссейной дороге в бесконечной пустыни Качакум, мы стали приближаться к горным отрогам.
Местность была абсолютно пустынная. Ни одного жилого домика, ни одного деревца, ни одного кустика не было видно вдоль бесконечной дороги на много километров вперёд!
Но люди нескончаемо, небольшими группами шли откуда-то по шоссейной дороге.
Шли с узлами, с мешками, с кувшинами воды, с разным скарбом торговать прямо на земле у шоссе, на «дороге жизни».
И только когда яркое солнце далеко–далеко осветило несколько горных отрогов, мы увидели в глиняно-песчаных подножиях гор, - норы-землянки. В них копошились люди.
В отлогих подножиях скальных гор люди жили в выдолбленных норах-землянках, как в средневековье!
Такой нищеты мы, советские люди, ещё нигде не видели.
«Отборные советские войска, оккупировавшие Афганистан», как ежедневно вещало про нас радио «Голос Америки», всё медленнее и медленнее поднимались в горы.
Стыдно было смотреть и терпеть насмешки, когда афганские машины разных марок иностранного производства, с тяжёлыми грузами, на большой скорости обгоняли нас на подъём в горы, и как бы подсмеивались над нами, над нашими отборными слабыми «тихоходами».
Но, что поделаешь, машины наши, взятые из системы гражданской обороны ашхабадских гражданских предприятий, поднимаясь всё выше и выше в горы, ползли, как черепахи, начинали греться, закипать. Особенно два стареньких грузовичка ГАЗ-51.
Из-за них приходилось часто останавливаться, давать машинам остывать.
И вот один такой привал произошёл в самый рассвет светового дня. Многие наши солдаты уже успели пообедать сухим пайком. Сердца у нас после обеда стали добрыми, мягкими, как «сибирский валенок»!
И, не смотря на то, что по дороге нам много раз показывали «кинжал в живот» и «секир башкам», многие из нас проявляли доброжелательность и миролюбие.
Остановка нашего «обоза» на этот раз пришлась на довольно крупный стихийный афганский базар. На перекрёстке дорог. Возле какого города мы тогда не знали. Ведь карты нам не выдавали. Везли нас, как слепых котят.
Только теперь, по прошествии многих лет, я определил по карте, это был большой перекрёсток дорог: Хайратон - Кабул, на пересечении с дорогой: Мазари-Шариф - Хульм.
Это был достаточно большой стихийный само организованный базар. Торговля шла прямо с земли, по обе стороны дорог.
Разложив товар прямо на шоссе, на полиэтиленовую клеёнку, торговцы шумно предлагали блестящие китайские фонарики разной величины, миниатюрные, крупные, с одной или несколькими батарейками.
Представленный ассортимент афганских продуктов питания был совсем, как наш. Крупы, рис, Фасоль. Разный перец, и разноцветные специи. Овощи: зеленая, и черная редька, репа, морковь, свёкла, турнепс, мелкие и крупные тыквы. Зелень: петрушка, кориандр, базилик. Обилие афганских мандаринов. Какие-то, пучками связанные корешки.
Разнообразные блестящие китайские ногтерезки, ножички, шейные цепочки, красивые медальоны, очки, зажигалки, сразу стали пользоваться большим спросом у наших резервистов.
А денег-то не было! За свой товар торговцы требовали «долларз» или «афгани».
Причём удивительно, торговцы-мальчишки лет по 10-12, уже довольно сносно изъяснялись по-русски.
Предвкушая куш заработка, они энергично крутились вокруг нас, как «блошки», предлагая то один товар, то другой.
Пожалев в душе «голодных, бедненьких» оборванных «грязноватеньких» афганских ребятишек, я отметил про себя: сопливых и больных среди них не было. Все они были относительно здоровы, очень энергичны, по-детски - забавны, и очень деловитые.
Я вынес им из машины полкирпича белого хлеба от сухого пайка, и две пачки солдатских сигарет «Прима». Всё равно не курю.
И моё отделение, - туркмены, сигарет тоже не курили, так, что отдать свои сигареты некому. Отдам ребятишкам-торгашам.
А «курят» мои бойцы - насвай! «Курят», так говорим мы в шутку, а на самом деле, - жуют, сосут специально приготовленную табачную смесь с известью, и со всякими жгучими добавками.
Набивши рот, "насвайщики" стараются не говорить некоторое время, а только пальцем показывают на перекошенное от едкой извести и жгучих добавок лицо, что за щекой во рту у них, - деликатес, едкий, разъедающий дёсны и язык – «бальзам»!
Когда рассосут эту зелёную жгучую смесь, слабые уже не жгучие остатки смачно, с «шиком» через зубы, выплёвывают себе под ноги, оставляя на асфальте бело-зелёные следы, будто птичий помёт.
В Ашхабаде в 1977 году, два года назад, проходила Всемирная сессия Юнеско. Делегаты - «учёные-орнитологи» обратили внимание на эти бело-зелёные птичьи экскременты, насыпанные по всему городу!
Эти экскременты, оказалось, были «уникальные»!.. от птичек ранее не известных науке! Учёные принялись их изучать. А когда разобрались, долго смеялись.
А мы потом в шутку стали называть этих парней, «курящих» насвай, – птичка «долбо-дятел»!
* * *
Мой белый, хорошо пропеченный вкусный хлеб, юные афганские торгаши категорически отвергли. Я удивился! Значит не голодные. Если белый русский хлеб не хотят попробовать.
А сигареты чуть ли не «выхватили» у меня из рук. Поделив между собой, они, тотчас стали продавать их нашим же солдатам по сигаретке.
Один пацанчик стал предлагать сигаретку за афгани даже мне, хотя помнил, что эти сигареты подарил ему я.
Вот, что значит принцип торговли! Прибыль любой ценой! От кого угодно! Кому угодно, лишь бы была прибыль! И ни какого стыда. Стыд глаза не ест!
Поняв, что ни долларз, ни афгани у нас нет, юные торгаши предложили менять простенькие стальные анодированные цепочки с медальонами на советские наручные часы!
- На память леди. На память женщине. На память, на память, - наперебой, тараторили они.
Но тут и наши солдатики сообразили, что дешёвая жёлтенькая стальная цепочка с медальоном за 10 афгани, никак не тянет на равный обмен на дорогие советские часы стоимостью около 50 рублей и дороже.
Тем более, что многие из нас знали, что официальный курс одного «афгани», по тому времени, стоил всего 17 советских копеек.
Но многие наши солдаты, не задумывались над курсом афгани, соскучившись по дому, вспоминая своих любимых женщин, жён, охотно меняли часы, на дешёвенький китайский медальон.
«На память любимой жене об Афганистане»! – решали они.
Многого мы тогда не знали, и наивно думали, что такие мелкие блестящие безделушки нам удастся, открыто перевезти через границу домой жёнам, дочерям, любимым девушкам в подарок!
На «торговый спор» с юными торгашами, тут сразу же нашёлся и «оценщик», и «обменный пункт».
К спорщикам сразу же подошёл молодой китаец, лет 20-25. Китаец очень хорошо без акцента говорил по-русски. Он принёс с собой большой полиэтиленовый мешок. Примерно в такой же, у нас в Союзе упаковывают 50 килограммов сахара-песка. Его полиэтиленовый мешок наполовину был «набит» советскими часами разных марок.
Судя по большому количеству часов в мешке китайца, оказывается, много, советских солдат, с 25 декабря, из разных направлений уже перешли границу Афганистана! Всего-то, за те три – четыре дня пока мы стояли в Термезе, в ожидании своей отправки.
Наши воинские части, проходившие через этот населённый пункт, с удивительной лёгкостью охотно меняли свои дорогие советские часы на какую-нибудь дешёвую безделушку на память любимым женщинам об Афганистане!
Я удивился, как китаец всего за несколько дней сумел наторговать порядка тысячи советских часов. Я с ним разговорился. Китайца по-русски звали Са-ша.
- Почём же ты покупаешь у солдат часы?
- Ай, по-всякому. У кого за 20, у кого за 50 афгани.
- А продаёшь почём?
- В городе некоторые часы можно продать за 400, а некоторые и за 500 афгани.
- А что можно купить на 50 афгани?
- За 50 афгани можно купить небольшую лепёшку хлеба на один обед одному.
- Я вижу, в предгорьях живут люди в глиняных землянках, - спросил я, - Там же холодно. Чем они обогреваются? Чем топят печи? На чём готовят еду? Ведь в пустыне нет ни кустика, ни травинки.
- Еду готовят в казанах. А обогреваются кто чем. Кто кизяками, кто хворостом. Хворост, кто может, заготавливают в ущельях сами. А торговцы привозят хворост на ишаках. А потом нуждающимся людям продают хворост на вес, фунтами. Фунт хвороста, 453 грамма, стоит 60 афгани, дороже лепёшки хлеба.
- Так дорого? Фунт хвороста стоит 60 афгани. На 10 афгани дороже лепёшки?
- Да.
- Я узнавал, - говорю я китайцу, - один афгани стоит по официальному курсу – 17 советских копеек. Что можно купить на один афгани?
- За один афгани можно купить коробку спичек, китайскую цепочку, маленькую батарейку к китайскому фонарику, женщину на один час пользования в самом дешёвом борделе, и разные мелочи…
- Здорово! Ты за свои часы сможешь теперь купить много женщин!
- Нет, я этим не занимаюсь. Я собираюсь жениться, и мне нужно собрать большой калым.
И вдруг у китайца возник, как сейчас помню, странный вопрос:
- Как по-русски называются штаны?
- Штаны, так и есть, - штаны. Солдатские галифе, бриджи, тренировочные спортивные штаны, кальсоны.
- Нет, нет, как-то ещё. Цивильные штаны.
- Брюки?
- Да, да. Брюки.
- Скажи-ка, Са-ша, а за сколько можно продать вот такие мои карманные часы, на цепочке, с открывающейся крышечкой?
- За 60 афгани, я у тебя сейчас же их куплю, продай.
- Нет, не сейчас, на обратном пути, может быть, - пообещал я.
- Са-ша, а где ты так хорошо научился разговаривать по-русски?
- В Китае наша фанза стоит рядом с домом русских эмигрантов. Они из России приехали в Китай давно, ещё, наверное, в гражданскую войну в 1920 годах. Да так и остались жить в Китае.
Мои родственники давно подружились с русскими эмигрантами семьями. Русские эмигранты очень порядочные люди, доброжелательные и очень образованные.
Русские просили, чтобы мы научили их разговорному китайскому языку.
А мы хотели, чтобы русские научили нас своему языку. Потому, что наша семья торговала на границе с Россией. Так познакомились и подружились семьями.
А сейчас я приехал в Афганистан торговать, чем придётся, чтобы собрать денег на калым. В скором времени я хочу жениться... уже есть договорённость родителей.
Команда: «По машинам!» прервала нашу познавательную беседу.
Дальше дорога пошла ещё круче на подъём. Мы стали «продвигаться» ещё медленнее.
Наш обоз, ещё сильнее "пыхтя" от перегревов, всё чаще стал останавливаться на открытой местности, а то и прямо в ущельях, среди плоских надгорий и скалистых выступов, в окружении высоченных гор, из-за которых душманы очень хорошо могли организовать нападение, или просто снайперский обстрел.
Этого мы боялись, и очень зорко всматривались в каждый скалистый выступ.
Нас, необстрелянных, это очень сильно психологически напрягало.
Все мы хорошо понимали, что в случае нападения душманов с гор, мы были ничем не защищены.
Наши БТРы сопровождения в ущельях горной местности, в случае нападения, ничем бы нас не защитили.
С высоты гор, с любого направления ущелья, наш обоз, как "подарочек на блюдечке", был совершенно открыт душманам для обстрела из любого вида оружия.
А наше оружие ближнего боя, прославленные автоматы Калашникова, в условиях горного боя "на блюдечке", оказались бы, - просто "пукалками"! Интенсивным бесцельным огнём мы сами бы выдавали себя из нашего временного укрытия для душманских снайперов.
Преимущество душманов в горной местности было очевидно!
Чем выше мы поднимались в горы, тем сильнее становилось наше психическое напряжение. Всё сильнее мы боялись внезапных обстрелов с гор.
На некоторых плоских надгориях росли старые одинокие, уже без листьев, по времени года, развесистые деревья. Высокими стволами и длинными ветвями они склонялись тяжестью своего веса над ущельями, завершая и украшая скучный одинокий дикий скальный пейзаж голых афганских ущелий.
Рядом с дорогой, вниз по отлогому рельефу горной местности, местами ютились редкие заросли кустарников. Мелкие кустики были ещё с листьями. Их зелёный контраст сползал вниз по отлогам скалы до самого обрыва в пропасть, которая тянулась на несколько километров справа от дороги. И местами на поворотах серпантинной дороги отчётливо просматривалась её глубина из кабины машины.
Глубину пропасти на «глазок» определить было трудно, местами по дну протекала вода. Но глубина пропасти была не менее высоты пятиэтажного дома, предположительно 10-15 метров глубиной.
Останавливаться в таких ущельях, как нам казалось, было небезопасно, не смотря на охранение двух наших БТР-ов, которые находились спереди и сзади обоза из 18 стареньких гражданских машин, растянувшихся по трассе между собой метров на двести.
У всех наших солдатиков - резервистов, наверное, в то время было состояние: «Я не трус, но я боюсь!». Сейчас хочется пошутить над таким своим состоянием, но тогда было не до шуток.
Что поделаешь? Состояние неизвестной опасности всегда порождает осторожность, нервное напряжение, а нервное напряжение всегда в душе закладывает тревожность, похожую на трусость.
Это нормальное состояние нервной системы человека в экстремальных условиях.
Тем более, что перед переходом границы нам было объявлено военное положение: быть готовым к обстрелу.
Было, действительно, и тревожно, и напряжённо. В ущельях мы всматривались на каждый выступ скалы и сверху, и снизу. Так, что головы наши напряжённо крутились в разные стороны, вниз, вверх, влево, вправо. От напряжения у всех уже заболели шеи.
По дороге, возле небольших кишлаков, встречались вооружённые люди, кто с английскими винтовками образца прошлого века с длинными, как сабли, - штыками-тесаками; а кто, я очень удивился, с советскими автоматами ППШ - пистолет-пулемёт Шапошникова времён Великой Отечественной войны; а кто с русской трёхлинейной винтовкой С.И. Мосина, образца 1891 года, с трёхгранным штыком.
Прицельная поражающая дальность выстрела мосинской трёхлинейки до трёх километров. В такой обстановке и не заметишь, и не услышишь выстрела, как с гор высокого ущелья пуля из "мосинки" прилетит прямо тебе "на память"!
Все вооружённые люди что-то охраняли: кто маленькие дуканы - торговые лавки, стены и двери которых были сплетены из хвороста, и перевязаны проволокой, как корзинки, но на закрытых дверях и "окошках-проёмах" обязательно висели громадные амбарные замки. А кто-то охранял закрытые территории с высокими глинобитными заборами - стенами. Что там за стенами, - не видно.
Горная скалистая местность Афганистана, вдоль дороги Хайратон – Кабул, внешне напоминает горные пейзажи Таджикистана.
Но в отличие от афганских ущелий, горные долины Таджикистана поросли деревьями, кустарником, диким виноградом, грецким орехом, зарослями ежевики... А в зарослях кустарников водилась всякая живность...
Горные пейзажи Таджикистана выглядят весёлыми зелёными, привычными, и как будто ухоженными! Чем очень контрастируют с дикими голыми угрюмыми скальными ущельями Афганистана.
В сравнении, с этими голыми угрюмыми ущельями, мне приятно вспомнилась красота пейзажей Гиссарской долины, близ Душанбе, - столицы Таджикистана, где несколько раз мне пришлось побывать в производственных командировках.
В горы наш военный обоз поднимается всё медленнее и медленнее. Уже на прицепе тянем две старенькие машинки ГАЗ-51, гружёные дровами.
И, по-видимому, мы не укладываемся в график движения. И вот на одной из вынужденных остановок, командир одного из БТРов приносит согласованную с командованием радиограмму-приказ: «Дрова перегрузить, а старые прицепные машины, - в пропасть!».
Что было тот час же исполнено.
Дрова перегрузили в большие кузова двух МАЗов, а две старенькие машины ГАЗ-51 с помощью БТРа, одна за другой без всяких почестей за тяжёлую многолетнюю работу, столкнули в пропасть. Прощайте, старушки-трудяги! Не поминайте лихом! Пусть эта афганская пропасть будет вашей последней остановкой - пристанищем!
Как говорится: «Баба с возу, - кобыле легче». Без стареньких машин ГАЗ-51, дорога стала веселее. Обоз пошёл быстрее! После этого, потихоньку-полегоньку, дорога ещё круче стала подниматься в гору, но солнышко уже пошло за горы!
Пора бы уж располагаться на привал. Пока не так темно, надо искать какое-нибудь плато для стоянки, чтобы все машины были рядом!
Наши БТРы-сопровождения эту местность уже изучили достаточно хорошо, у них инструкция и карта есть. Они вывели нас на ближайшее плоскогорье, близ города Пули-Хумри, что в двухстах тридцати километрах от Кабула. На неширокой площадке обоз установили в два ряда, не нарушая строй. Привал!
А ну, Чары, кормилец наш, готовь-ка нам обещанный комбатом ужин! Но наш весёлый, всегда шутливый, разговорчивый улыбчивый ресторанный шеф-повар Чары, что-то потерял сегодня всю свою весёлость, улыбчивость и залихватскую в анекдотах речь! На этот раз он со своими помощниками смог только чай "сварить" на ужин!
Говорят: очень устали, не в "моготу", - такая трудная напряжённая дорога. Неужто так устали, что даже ужин на ходу не смогли сварить? Да, так устали от дороги наши повара
Машины нас везли, они устали! А мы-то от чего же так устали, наверное, сильней машин, которые нас везли?..
Мне даже ужинать не захотелось, я тоже очень устал от нервного перенапряжения.
От напряжения длинной серпантинной дороги, от близкой пропасти, в которую легко можно было свалиться на любом из многочисленных высокогорных перевалов. Где на длительных подъёмах при остановках машин, приходилось выскакивать из машин, и подкладывать под колёса заранее заготовленные деревянные клинья, чтобы машины не скатились с дороги в пропасть!
Конечно, устали от такой дороги, от диких голых угрюмых скальных ущелий, из которых можно было неожиданно получить открытый, ничем не защищённый душманский обстрел!
Теперь вопрос, как ночевать?
Водитель Курбан в своей кабине, как всегда, а мы, всё моё отделение, - вместе со мной в КУНГе, на "холодных перинах" металлических верстаков.
А вечером, на высоте в горах, в последние короткие декабрьские денёчки стало очень холодно. Горячий чай от холода уже не помогает, - лишь на минутку согревает. И от воды желудки уж полны. А ночью, в холод, бегать в туалет совсем уж не хотелось...
Многие отделения вынуждены были установить палатки возле своих машин, разжигать в палатках печки-буржуйки для обогрева.
А солнышко так быстро спряталось в горах, что мы заметить не успели, как мороз тот час же холодом окутал нас, и горы! Такие здесь, в горах, порядки заведены самой природой! В пустыне было легче, там теплей, - к земле поближе...
И, наконец, приказ: Отбой!
И трудный день зовёт солдат на отдых. Всем спать! А как уснуть?.. Как спали в первую афганскую ту ночь в высокогорье, и в холоде до минус 20-ти. - Подробности уж вспоминаются с трудом. Да спали ли?.. - Так, - чуть дремали в забытьи, глаза уставшие чуть-чуть прикрыв, и уши в зимних шапках завязав, чтобы к утру не отморозить.
И на "холодных металлических перинах верстаков", к утру солдатики моего отделения простыли сразу, а я простыл ещё внизу, в пустыне. Все кашляли всю ночь. И не смогли согреться, и уснуть...
Ведь в летнем обмундировании, зимой в горах отрогов Гиндукуша, нам было всем не по комфорту!..
Да, многое уже стал забывать, а всё, что вспомнил, про 30 декабря 1979 года, рассказал 21.03.2021г. Зверьков С.В.