Чернорабочий культуры Леопольд Сулержицкий

Магда Кешишева
   Именно так Максим Горький называл вольнонаемных, ремесленников, всех, кто служил благоустройству, уюту и украшению буржуазной жизни. Это были люди совершенно неорганизованные, не сумевшие создать своей идеологии, люди, чья энергия  поглощалась социальными условиями современности. Но какие люди порой рождались на этой почве! Талантливые, совершенно неординарные. Таким был и Леопольд Антонович Сулержицкий, о котором Горький говорил, что он родился, чтобы "праздновать бытие." Именно из "Портретов" Горького взят этот материал, который, несомненно, понравится моему читатаелю.

   А родился Сулер, как прозвал его Лев Толстой, в подвале, где жила семья киевского переплетчика. Воспитала Сулера улица, которой он был очень благодарен, полагая, что улица - лучшая академия из всех существующих.

   Сулер обладал веселым юмором, который помогал ему жить и выживать, преодолевать то, что называется "огонь, вода и медные трубы." Улица, говорил Сулер, много может дать человеку, если он умеет брать. А Сулер умел и взял: например бесстрашию он научился у воробьев.

   Заразительно смеясь, этот жизнерадостный человек с живыми глазами и окладистой бородкой, весело говорил: - "Хорошо орлу ширять в пустоте небес, - там никого нет, кроме орлов. Нет, а ты поживи, попрыгай воробьем по мостовой улицы, где вокруг тебя двигаются чудовища, - лошадь, которая в десять тысяч раз больше тебя, человек, одна ступня которого может раздавить пяток подобных тебе. И гром, и шум, и собаки, и кошки - вся жизнь огромная подавляет. Я всегда с удивлением смотрел на этих крошечных храбрецов, -как они весело живут в страшном хаосе жизни! И я уверен, что именно от них воспринято мною упрямство в борьбе за себя, за то, что я любил."

   Действительно, жизнь была неласкова к маленькому Леонольду. Работая в переплетном цехе, натерпелся он : его и били, над ним и издевались. Но он был из тех редких людей, которые в любых обстоятельствах не унывают, а находят что - то для себя полезное. И в тех малоприятных "переплетных" обстоятельствах он не унывал: - "Кого из нашего брата не бьют? Это ничему не мешает, ничему и не учит. Спасибо, что, не изувечив, внушили отвращение к насилию."

   Многому научившись у улицы, недобрых людей и смышленых воробьев, Леопольд нисколько не походил на маленьких городских птичек. Он - независимый, окрыленный страстью к жизни - скорее походил на большую свободолюбивую птицу высокого полета. Но всему свое время. Надо только не терять своей мечты и делать все для того, чтобы приблизиться к ней.

   Когда мальчику исполнилось 12 лет, он увлекся рисованием. Хорошо рисовал! Особенно удавались ему птицы, которых он впоследствии рисовал, как японец. С трудов закончил Леопольд городское училище, затем школу живописи. Все это время он жил впроголодь, писал вывески,  заметки для "Московского листка", пел в хорах балаганов на пасхе, на святках и на масленицу. Так продолжалось 6 лет. И вот он уже работает с В. Васнецовым и Врубелем на росписи собора в Киеве.

   Через дочь Льва Толстого, Сулер знакомится с писателем и увлекается его анархизмом. Как следствие - он бросает работу живописца, едет в одну из деревень Каневского уезда , занимается огородничеством и пропагандирует среди крестьян учение Толстого, смело распространяя запрещенные сочинения писателя.

   Его поймал каневский исправник и Сулер скрывался в соседнем уезде, а когда власти успокоились, обрадовавшись исчезновению крамольника, он вернулся к своим овощам и учению Толстого. Леопольд на лодке вывозил овощи на продажу в Киев, а на вырученные деньги покупал бумагу для фабрикации брошюр, которые собственноручно печатал. Кстати, делал он это отлично.

   Что только не испытал Сулержицкий! Когда его призвали к исполнению воинской повинности, он отказался взять в руки оружие. За это его объявили душевнобольным, полгода продержали в тюрьме. Но Сулержицкий и в тюрьме не унывал: "от скуки и безделья" он, по собственному признанию, обучил стражей своих грамоте.

   Такое наказание не удовлетворило власти и сослали они Сулержицкого в Кушку, на границу Афганистана. Комендант Кушки сказал Сулержицкому, что ему жалко его расстрелять, и послал в Серакс, военный пост, заброшенный в долине Кошана, среди аулов тюркменов - сарыков и эрсаринцев. И по дороге Сулер - такой уж он человек! - попал в историю.

   Сулер вместе с конвойным солдатом спокойно ехал к месту назначения. Спокойно ехали по холмистой местности. Въехали в маленький аул, и увидели страшную картину:  толпа подростков привязала к дереву красавца - зверя, словно распяв его, и со смехом кидает в него камни, стрелы, комки глины. Зверь бьется, рычит, воет, изо рта животного течет кровь.

   Мог ли Сулер остаться равнодушным?! Нет, конечно. Он хлестнул лошадь и помчался прямо в толпу. Но его стянули на землю и накинулись с теми же камнями и стрелами. Только вмешательство конвойного спасло его. Конвойного удивила отчаянность арестованного. Сулер рассказал ему о себе, и они стали друзьями.

   Прибыли на место. Комендант Серакса оказался добродушным человеком. К Сулеру  хорошо относился, хотя сказал, что таких неуемных людей, как он, надо вешать. Вешать Сулера не стали, т.к. в тех местах русский человек был дорог. Зачислили его в нестроевую команду: он учил грамоте детей коменданта, работал в хлебопекарне, резал из корня саксаула игрушки детям и трубки солдатам. Прошло немного времени и Сулер стал всеобщим любимцем всего населения Серакса.

   Сулержицкий - беспредельно веселый, остроумный, сильный и выносливый, не гнушавшийся никакой работы, он всем своим видом приносил людям радость. Сулержицкий, будучи от природы очень наблюдательным, он прекрасно рассказывал жанровые сценки с юмором и фантазией, рисовал смешные карикатуры, великолепно пел украинские народные песни, организовывал игры, выдумывал забавные шутки.

   Заброшенный в знойные пески, в малюсенькую кучку русских мужиков - солдат, разделенный десятками тысяч верст от родины, Сулер для этих людей был источником радости. Спустя годы, Сулер получил письмо от одного из солдат, в котором были такие слова: -"Когда был ты с нами, были все родные, а без тебя опять чужая сторона, брат."

   Конечно, Сулержицкий в той обстановке был чем - то вроде луча света для окружающих. Но ему все - таки было скучно, и попытался он сбежать, прихватив, - совсем некстати - жену одного из чиновников поста. Беглецов нагнали ночью в степи, и обманутый муж готов был прирезать обоих, но Сулер уговорил его "не делать ерунды"

   Дело в том, что муж женщины был славным парнем, любил Сулера, тот его тоже, а жена, у которой не было детей, скучала. Узнав, что Сулер собирается бежать, она попросила взять ее с собой. Вспоминая эту историю, Сулержицкий рассказывал:
 - Женщине скучно стало и предложила она мне - "Увезите меня!"Отчего же, говорю, не увезти? Пожалуйста". И увез. Но когда муж ее догнал нас, я понял, что свинство с моей стороны - бросить человека в азиатской пустыне одного. Сам я стал убеждать даму возвратиться. Она устала, измоталась, оба мы были голодны, и дело кончилось тем, что все мы трое возвратились в Серекс, откуда меня вскоре снова перевели в Кушку".

   Когда наконец Сулержицкому разрешили вернуться в Россию, он поселился в Крыму у известной последовательницы Толстого, Шульц, работая дворником, огородником, водовозом, и распространяя запрещенные брошюры яснополянского анархиста.

   Сулер был настолько обаятельным человеком, что все, кто с ним сталкивались, тотчас попадали под его обаяние. В конце 90-х годов он жил под Москвой, на Лосином острове, в чьей - то пустой даче. Здесь он опять же занимался печатанием толстовской литературы. Жил он отшельником, и местный урядник, не совсем веря, что жилец живописец, за которого себя выдает, стал наведываться к нему. Хозяин пел ему романсы, аккомпанируя себе на гитаре, играл с ним в шашки, угощал чаем.  Мог ли предположить урядник, что в соседней комнате на всей мебели сушатся свежеотпечатанные листы крамольной литературы! Нет, конечно, но - честное слово! - если бы он обнаружил, чем занимается этот веселый, гостеприимный человек, он бы не донес на него - такова была сила личного обаяния Сулера.

   По выражению М. Горького, Сулержицкий был "обильно насыщен талантами". Лев Толстой предложил Сулеру организовать переселение кавказских духоборов в Канаду. Позже толстовская фирма "Посредник" издала книгу Сулера, где он описал эту эпопею. Все, что касается личной роли его во всем деле переселения, Сулер опустил. Когда же ему настоятельно посоветовали дополнить книгу, он категорически отказался: - " При чем тут я? Речь идет о духоборах, а я - постороннее лицо в этом неестественном сцеплении религии с политикой".

   Неугомонный Сулержицкий в 1904 году служил санитаром в Маньчжурии. Через  год, конечно же, принял самое активное участие в той трагедии, что происходила в России: работал во всех партиях, не причисляя себя ни к одной из них. Собственно говоря, и толстовцем он был своеобразным. Толстой говорил о нем: - " Ну, какой он толстовец? Он просто - "Три мушкетера", не один из трех, а все трое!"

   Затем Сулержицкий начал работать во МХАТе, а года через два он уже ставил в Париже "Синюю птицу".

   Человек - праздник - так можно охарактеризовать Сулержицкого. Он всегда появлялся неожиданно, как зимнее солнце, и радовались ему, как солнцу. Приезжал он издалека - с Кавказа или Вологды, из Бурырской тюрьмы - и всегда полный новых впечатлений, радости и интересных рассказов. В любом обществе появление Сулержицкого - в коротенькой драповой курточке, зимой и летом, в синей фуфайке английского матроса и американском кепи - шумного, сверкающего радостью - производило фурор, привлекало всеобщее внимание.

   Лев Толстой любил Сулержицкого, как сына, восхищался им и любовался , как любуются женщиной:- "Ах, какой редкий, какой удивительный..."

   Удивительно, что женщины относились к Сулержицкому, которого, казалось, так легко и весело любить, небрежно. Но, возможно, за этой небрежностью скрывалась осторожность. Сулержицкий был ненадежен: неизвестно, что он сделает завтра. Может быть, бросит бомбу, а может - уйдет в хор трактирных песенников. Слишком перенасыщен он был огнем жизни.


   Не хочется повторять избитые истины, но талантлив Сулержицкий был действительно во всем.  С Толстым он был философом и смело возражал ему, с Чеховым - литератором, С Шаляпиным он великолепно пел трогательные и мелодичные украинские песни, легко и весело общался с детьми...

   Кому - то может показаться, что Сулержицкий бесполезно прожил жизнь. Но так ли это? Нет, бурная жизнь ТАКИХ людей более, чем полезна,в ней скрыт глубокий смысл: она показывает, как плодотворна и мощна почва, создающая их. Да, они растрачивают свои силы не совсем продуктивно, не в полной мере дают то, что могли бы дать, но не их в этом вина.  Общество, среда, разобщенность... Вспомните воробьев...