72. Пятигорск. По Лермонтовским местам

Незабудка07
Предыдущая глава 71. "Схватка":
http://proza.ru/2021/03/07/2002


             В июле, в один из дней недели, отец взял на работе отгул и решил свозить нас в Пятигорск, показать достопримечательности Северного Кавказа, тем более, что там, действительно, было на что посмотреть.

              Погода в тот день стояла прекрасная, сухая, солнечность перемежалась с лёгкой облачностью, так что комфортное тепло ласкало тело: тот случай, когда в прямом смысле говорят, что ни жарко, ни холодно.

               На городской автостанции мы втроём, отец, Вера и я, с утра пораньше, сели в междугородный автобус и отправились в Пятигорск. В автобусе было душновато, несмотря на открытые окна, и попахивало бензином, поэтому меня немедленно укачало, и все сорок пять минут пути я боролась с тошнотой, изнемогая от нетерпения — когда же мы, наконец-то, приедем на место.

            Пятигорск мне понравился с первого взгляда, всё в нём было интересно для меня и привлекательно — необычность городского рельефа, извилистые улочки, убегающие то вверх, то вниз, множество старинных красивых домов, пышных садов и цветущих палисадников, великолепные горные пейзажи вокруг города. К тому времени небо уже очистилось от облаков, и солнышко ярко сияло, показывая нам Пятигорск в наиболее выигрышном свете. Сразу чувствовалось, что это южный курортный оживленный город, в отличие от сонного, скучноватого Георгиевска.

             Толпы людей сновали по улицам, заполняли магазины. По пути мы заглянули в большой пятигорский универмаг, где я нос к носу столкнулась с тремя девушками-иностранками. Для меня это было диво-дивное! Я ещё никогда в жизни не видела живых иностранцев, поэтому пристрастно рассматривала их. Они о чём-то щебетали между собой, наверно, уже привычные к любопытным взглядам.

             Конечно, они отличались от советских граждан: какие-то гладкие, розовые, прекрасно одетые, уверенные в себе. Одна девушка была в красных босоножках на платформе — такая обувь только входила тогда в моду, но в нашей стране, понятное дело, таких было не достать. Вторая девушка в ещё более экзотической обуви: несмотря на знойное лето, она красовалась в белых овчинных сапожках до колена. Было видно, что шкуры хорошо выделаны, сапожки мягкие, по ноге, а длинные космы лёгкой и пушистой белой шерсти скользят по полу, подметая его. На всех девушках — яркие короткие платья, именно тогда мини уже уверенно завоевали молодежную аудиторию во многих странах, включая и нашу страну Советов.

              В универмаге мы ничего не купили: во-первых, везде были очереди, во-вторых, цель приезда у нас намечалась совсем другая, поэтому мы устремились к местам, так или иначе связанным с великим русским поэтом Михаилом Юрьевичем Лермонтовым.

              Когда-то, несколько лет назад, мы с Верой прочитали книгу "Детство Лермонтова" Татьяны Толстой, и эта книга захватила нас, стала одной из любимых. Я время от времени возвращалась к ней, перечитывала какие-то страницы, рассматривала пристально фотографии семейного дома в Тарханах, портреты близких Миши Лермонтова и его самого, сопереживая жизненным потерям мальчика. С портретов на нас смотрели огромные проницательные глаза ребёнка, до предела заполненные, как мне казалось, печалью и задумчивостью. Он рано потерял мать, умершую от чахотки в совсем ещё юном возрасте, был лишён общения с отцом, которого он любил, но которого терпеть не могла властная бабушка поэта.

              Миша рос необычным, жадным до знаний  мальчиком, сконцентрированным на своих внутренних переживаниях, но  был он также не по возрасту внимателен и критичен к пёстрому внешнему миру, который окружал его — позже все его размышления и наблюдения выплеснулись в его удивительных стихах и прозе.

             С его стихами я познакомилась ещё в первом или втором классе, любимое стихотворение "Смерть поэта" тогда же заучила наизусть: оно всегда обжигало меня своей горячностью, жаждой справедливости, внутренним непреходящим горем поэта. Позже, прочитав прозаические вещи  Лермонтова, я оценила красоту, цельность, лаконичность его слога, меня поражала удивительная современность его языка, отсутствие особых архаизмов, переизбыток которых так старит язык повествования, но при малом количестве добавляет тексту особое очарование.

             К сожалению, мы с сестрой не подготовились к этой поездке: неплохо было бы побольше узнать об этих исторических местах заранее, прочитать "Героя нашего времени, чтобы потом на месте оживлять полученные при чтении впечатления. Впрочем, мы с Верой и так жадно впитывали детали тех мест, которые когда-то, почти полтора столетия назад, посещал знаменитый поэт.

             Начали осмотр с Домика Лермонтова, расположенного в центре города, и он нам очень понравился! Слава Богу, нашлись неравнодушные люди, сохранившие и этот дом, где Михаил Юрьевич провёл свои последние два месяца жизни, где написал несколько своих последних стихотворений ("Пророк", "Листок", "Сон", "Выхожу один я на дорогу" и другие), и все эти драгоценные памятные вещи, к которым когда-то прикасалась рука нашего любимого поэта.

             В домике было приятно прохладно, камышовая крыша и глиняные стены защищали жилище от палящих лучей солнца, деревянные полы, выкрашенные коричневой масляной краской, сияли чистотой. В этом домике поэт занимал две комнаты: одна — его спальня со складной походной железной кроватью, другая, попросторнее, — зала, где иногда собирались весёлой компанией его друзья, хоть как-то отвлекая Лермонтова от тяжких раздумий и предчувствия скорой гибели.

             Так было интересно вглядываться в подлинные вещи поэта, и, в то же время, сердце как-то сжималось от осознания того, что эти стены видели и живого, веселого, остроумного Лермонтова, и уже умершего, привезённого после дуэли, а, вернее, после хладнокровного убийства, сюда, в его последнее пристанище.

              Снаружи домик этот выглядел тоже очень уютным, утопал в цветах и зелени. Я смотрела на террасу и представляла себе Лермонтова, сидящего на ней за небольшим  столиком с гнутыми ножками, склонившегося над своими бесценными  рукописями. Приятный прохладный ветерок овевает огромный лоб поэта, шелестит бумажными листами, бросает на стол розово-белые лепестки цветущих деревьев. И как будто нет между нами этих минувших десятков лет: всё так живо, близко, понятно и горько.

              И, примеряя этот домик-мазанку на себя, я вдруг отметила, что вот такой небольшой уютный домик люб моему сердцу, с каким удовольствием я бы поселилась и жила в нём! И не надо никаких роскошных дворцов, замков или апартаментов! Крыша над головой, любимые близкие стены, окно в сад, терраска, радость бытия и творчества — что ещё надо для счастья?!!

              Потом мы аллюром пробежались по другим знаменитым местам, но и Гроты, и Эолова Арфа, и Провал, и Источники уже не произвели на нас такого уж особого впечатления. Повсюду толпились нарядно одетые люди, приехавшие со всех концов нашей необъятной Родины почтить память любимого поэта.

           Возле Источников мы купили специальные кружечки с выгравированными на них памятными надписями — для питья минеральной воды, отведали шипучего нарзанчика; в каком-то сувенирном киоске я купила себе на память об этих местах огромную белую шариковую ручку-перо,в пушкинско-лермонтовском стиле,из мягкого гнущегося пластикового материала — всего за один рубль (самая простая шариковая ручка стоила тогда 0,70 копеек).

            Последним местом, которое мы посетили, было место гибели поэта. Ровная площадка разместилась у подножия горы Машук — с белым пирамидальным памятником и памятной табличкой на нём, окружённая белыми столбиками, к которым прикреплялись провисшие черные тяжёлые цепи. По углам, на столбиках, сидели грозные, нахохлившиеся грифы — я полагаю, и мощные птицы, и чугунные цепи символизировали собой недреманное око проклятого царского самодержавия, душившего свободолюбивого поэта и отомстившего всё-таки ему за его обжигающие и обличающие самодержавный режим стихи, написанные на смерть другого русского гения — Александра Пушкина:

"А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — всё молчи!..
Но есть и Божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли, и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!"

             Когда мы стояли перед памятником, я вдруг спросила отца:"А какое сегодня число?" (На каникулах мы с сестренкой потеряли счёт времени — день прошёл, и слава Богу!) Отец на мгновение задумался:"Так пятнадцатое, наверно, июля..." И мы растерянно перевели взгляд на памятную табличку, сообщающую о том, что Михаил Юрьевич Лермонтов был убит 15 июля 1841 года, ровно сто тридцать лет назад. И неважно, по какому там стилю, новому или старому, стряслась эта трагедия: здесь и сейчас, именно 15 июля 1971 года, во второй половине дня, мы стояли перед этим простым памятником Поэту.

                Вдруг как-то резко поднялся ветер, взметая мелкий мусор с дороги вверх, — потемнело, зашумело, нахмурилось всё вокруг. Мы заметили, что со всех сторон наползли сизые,  лохматые тучи, которые плыли так низко, что, казалось, они цепляются за  вершину горы Машук и рвутся в огромные тёмно-серые клочья. Это состояние природы было столь созвучно нашему внутреннему состоянию, что мы даже не удивились этой резкой перемене. Но хлынувший затем сильный ливень заставил нас бежать с площадки и искать какое-то укрытие. Ожидая окончания ливня под каким-то навесом, я подумала, может, и банально, но искренне:
"Даже небеса оплакали гибель Лермонтова в этот день".

Продолжение - глава 73. "Возвращение в детство":
http://proza.ru/2021/04/26/92