Перед вылетом мы всегда уточняем со штурманом или командиром место высадки – посадки. Называется это «наколоть точку». Так вот, - точку-то мы накололи, а вот пробиться к ней – вернее не пробиться, а найти ни как не получалось. Сверху все горы, распадки, озера покрытые снегом при плохой видимости выглядят практически одинаково. Хотя зимой и при хорошей видимости, впрочем, тоже не сильно определишься на местности – приходится сравнивать и сопоставлять маршрут, проложенный штурманом, и визуальную картинку в памяти клиента. Клиент, то есть мы с Олечкой, был не опытный (старые охотники буквально нюхом находят своё место, даже будучи изрядно на веселее); штурман же в такую погоду мог ориентироваться с точностью, ну я не знаю… километров в пять… и это в лучшем случае!
Когда вылетали из Нижнего, там маленько пуржило, но с нами командиром летел сам Шелковников – Иваныч! Вернее мы с ним…летели. А это легендарная личность, в самом хорошем смысле этого слова. Он был командиром всего вертолетного отряда, имел богатейший опыт полетов… и руководства.
Мы вылетели в воскресенье. Экипаж во главе с самим Шелковниковым остался на выходные, чтобы отработать с клиентом, как выражаются летуны, а в аэропорту нет – кого? Начальника? – есть, хотя он нужен меньше всех, диспетчера? – тоже на месте. Не хватает билетного кассира – не кому деньги принять!
- Вы знали, что сегодня рейс, - он в плане стоит? А у вас нет кассира? Хорошо, кто простой будет платить, нам и клиенту, сколько час стоит, знаете?
Руководил Иваныч на втором… административном этаже аэропорта. На выходные рейсов самолётов до Улан-Удэ и Иркутска не было, пассажиров соответственно тоже и в пустом помещении чётко было слышно «командирские» указания. Кассир нашелся, через десять минут… вернее кассирша.
Деньги у нас наконец–то приняли… в кассу. Что ещё?
Тут бортмеханик подходит, - аккумуляторы не заряжены или не проверены… чёрт его знает! Но что-то с аккумуляторами не в порядке.
Опять Иваныч руководит… командует:
- А ты здесь что делаешь? Ты отвечаешь за готовность борта!
Орал он на механика.
- Ах, ты не аккумуляторщик?! А ты заявку написал заранее, как полагается? Не знал? Забыл? Ну так иди и проверяй, заряжай сам! Чего стоишь?!
И немного отойдя… в моральном смысле, а так оставшись на месте и лишь разведя руки, Иваныч добавил:
- Нет, ну это цирк какой-то, у него борт не готов, а он мне заявляет об этом за полчаса до вылета!
Я, чтобы несколько разрядить обстановку и снять стресс, в основном свой, пошутил:
- Иваныч, все как в песне: «За полчаса до весны».
Неудачно съюморил я.
- А если честно, то скоро меня инфаркт тяпнет! Не хватало только выгружаться обратно, машина уже ушла. Да и полторы - две тонны груза перетаскивать в любом случае… не мёд.
Я помолчал, потом, наверное уж очень жалостным голосом спросил:
- Иваныч, мы улетим сегодня? Погода что-то портится.
Шелковников резко развернулся ко мне.
- А тебе-то что, погода?! Синоптики дают добро, ну и все! Вот что-то в Казачке мозги пудрят… молчат…
В Казачинске был пост ПВО, который разрешал, или не разрешал вылет, с точки зрения военной безопасности.
Какие проблемы у войск ПВО могли возникнуть при пролете вертушки над глухим районом тайги, это военная тайна! Причем величайшая - потому, что ее не знает ни один человек, даже министр обороны… кроме разве что – диспетчера! Который, вернее, которая решила потрепать нервы частникам.
- Ничего себе! Заказан вертолет - частным лицом… я подержу вас, миленькие, разлетались понимаешь тут!
И держала! Почти до упора. Вертушка поднялась уже в пятом часу. Еще немного и наш уже диспетчер не разрешил бы вылет… световой день кончался.
Вот с такими передрягами мы все же взлетели… и теперь не могли сквозь разыгравшуюся пургу найти свою точку!
- Смотри! Здесь?
Шелковников сам сидел за штурвалом.
- Нет! Не узнаю место! Там должны быть два больших озера рядом.
Мы пошли еще раз по кругу.
- Здесь? Вон озеро, а рядом еще одно.
Я засомневался, но Олечка, которая у меня за спиной тоже смотрела через лобовое стекло (сбоку через иллюминатор ничего не было видно – снег), вмешалась вовремя.
- Это совсем другое место! У нас озера одинаковые, а здесь одно большое, одно маленькое! Это не то… Миленький!
Олечка толкнула меня локтем и «сделала глаза», - что ты мол, совсем очумел, фигню какую-то порешь?! Мы оба втиснулись в узкую дверь кабины и пытались через лобовое стекло что-то рассмотреть.
Иваныч глянул на часы, - у нас был оплачен всего один час, время считают туда и обратно, а мы уже больше сорока минут летаем – кружим… а еще выгружаться, а еще мужикам возвращаться!
- Время выходит!
Шелковников кивнул на часы.
- Долго кружим, уже не укладываемся!
У меня в глазах… слезы только не стояли, а у Олечки точно уже пробивались - наворачивались.
- Иваныч, выручай! За время мы рассчитаемся, сейчас главное выгрузиться!
Шелковников секунду подумал, что-то прикидывая и соображая.
- Ты от Озерного узнаешь… вы, как заезжали на машине - через Озерный?
Ничего себе… даёт Иваныч! Я понимал, что крюк порядочный заходить от Озерного, но это, пожалуй, единственно верное решение:
- Должен! От поселка Озерного должен узнать!
Мы пролетели довольно низко над каким-то хребтом и с разворотом вдруг вышли на Озерный.
Я сразу «схватил карту» – вид на местности… и, держа всё это в голове стал показывать рукой направление. Вот мы прошли вдоль ручья, где когда-то поднимались с Шереметкой на буране. Перевалили через ПУП… большой Лёшин пуп(место и название мы увидели и услышали от Лёхи - , когда первый раз выходили с ним из тайги). Теперь еще один хребет… Абчадинский, - я сразу указываю левее, чтобы не кружить над старым геологическим поселком, а выйти сразу над озером Буториндо…
Есть!
- Иваныч! Вот озеро!
Я показал рукой в направлении Буториндо.
Пока вертолёт заходил на разворот, я снова почти потерялся… сверху сам не могу ничего узнать, найти дом. Но у летунов глаз, наметанный, и вот сначала второй пилот показывает рукой на наш домик, а затем и Шелковников, присмотревшись, кивает головой и уходит снова на разворот… уже более крутой, уже горячее, уже ближе.
Иваныч посмотрел на меня:
- Где… на озере высаживать?
Я машу головой отрицательно.
- Нет выше немного, чем домик!
А там есть куда?
- Есть, там болотце все в камнях, но зависнуть можно!
Мы делаем еще круг и наконец-то вертушка зависает.
Погода ещё та… снег с ветром… причем довольно ощутимым; второй пилот выходит через боковую дверь, осматривает все три колеса, подаёт какие-то команды, делая знаки руками… и наконец-то машет нам, выгружайтесь мол!
Быстро, буквально за пять минут выкидываем весь груз. Собаки выскочили ещё раньше, первыми и залегли возле мешков… хотя им страшно под ураганным ветром от винта, но бросить нас они тоже не могут, мы ведь все вместе!
Кошки «упакованные» в коробку переживают во время высадки тоже не лучшие минуты… слышно как ошалев, скребутся внутри… и вроде бы мяукают.
Все! Выгрузка закончена, хвост я помогаю закрыть и вертолет взревев уходит на юг… мы одни, наконец-то.
- Ура-а-а! Мы долетели! Миленький, мы долетели!
Олечка подпрыгивает и кружится, размахивает руками… вокруг нас бегают и лают собаки, а я устало привалился к какому-то мешку.
- Олечка, если бы не Иваныч, мы бы в такую погоду ни за что не нашли нашу точку!
- Я уже думал, что все, или на Озерном выгружаться или возвращаться придется!
Оля, напрыгавшись, упала рядом со мной на мешки. Собаки побежали на разведку, обнюхивая окрестности.
- Посмотри, снег перестает…затихает и ветра почти уже нет! Миленький, нет ты посмотри … послушай какая тишина… вокруг.
Я оглянулся по сторонам, только после Оленькиных слов заметив, что вертушка унесла вместе с собой непогоду… пока вращала бешено винтами стараясь удержаться в воздухе над землёй, собрала – намотала на лопасти снег и ветер и утянула за собой, почувствовав силу после того, как сбросила гору наших мешков, ящиков, коробок!
Она унесла от нас не только непогоду, а и весь тот мусор, который мы накопили за несколько месяцев жизни в цивилизации, все эти проблемы, которые кажутся очень острыми и важными до тех пор, пока не улетит вертолет…
А вот сейчас сидишь в звенящей тишине, солнышко, хотя идет на закат, но ещё довольно высоко… уже чувствуется весна. И мороз хотя и прихватывает на закате, но не так уж резко и сильно. Вокруг горы… тайга… Рядом те кто… «те, кто с нами», чужих нет! Тишина, спокойствие, благодать… и на все наплевать, на все кроме вот этого… того, что вокруг тебя, здесь и сейчас!
- Оля! А где кошки? Они живые, мы их мешками не придавили?
Заинька достала коробку, отыскав её среди мешков.
- Крися, Баюша, Чайник! Выходите, мы дома. Намучились бедные, ну ничего, сейчас придем, печку затопим… я вам молочка разведу!
В этот же вечер сделали три ходки вниз к домику, чтобы спасти все, что боялось мороза.
А вот в самом домике нас ждал сюрприз!
Когда подходишь к жилью, в котором не был несколько месяцев, в душе неприятная тяжесть, волнение.
- Как там, все ли в порядке?
Мы в этот раз отделались легким испугом. Всего на всего гора немытой посуды, куча объедков, съеденных до половины банок со сгущёнкой на столе, пропажа мелких вещей (как то: пододеяльники, простыни, ботинки, часы и т. п.). Но это все по мелочам – ценные (в смысле выживания), вещи не тронуты.
На столе среди всего этого бардака записка… мол, были у вас в гостях, весьма удивлены вашими делами (очевидно, имелись в виду строительство такого домика), приходили за таблетками (ну понятно, святое дело, помочь страждущим… болящим). И в конце оригинальная подпись: «разбойники - братья Наумовы».
Офигеть легче! Разбойники – это ладно, но мелкие воришки по совместительству, это хуже некуда! С детства ненавижу воришек, а тем более таких мелких и подленьких – действительно ценные или дорогие вещи взять побоялись, а мелочью не побрезговали.
Могли быть проблемы и посерьезнее, если бы мы немного задержались. В радиоприемниках «братья» оставили сборные батарейки: остатки наших, щелочные вместе с марганцевыми, короче - все подряд.
Я раскрыл «Океан» и присвистнул:
- Нет, Заинька, придется нам еще раз переезжать!
Ольга прибиралась за попировавшими в наше отсутствие «разбойниками» Наумовыми…начав прямо с порога.
- Что там… ещё сперли что-то?
- Да не в том дело, - в приемнике батарейки потекли, еще немного и остались бы мы без радио! Вот сволочи шкодливые… собрали весь мусор – сунули в приёмник и так и оставили.
Оказалось впрочем, что приемник нам сожгли и без этого. Братья - разбойники перепутали полюса при подсоединении питания. «Океан» наш замолчал на долго (а для нас навсегда: Леша – Керосин выбрав момент, когда мы отсутствовали утащил наш приёмник вообще с концами… на ремонт видать).
Но все это мелочи. Главное… главное, что в любой момент эти разбойники могли опять прийти в гости… подгадав, когда нас не будет дома.
Мы вечером сидели при свечах. Пили вино в честь приезда домой, вернее не приезда, а прилета и держали военный совет.
Ольга первая подняла вопрос о переезде.
- Миленький, может быть уйдем куда-нибудь подальше? Мне эти гости совсем не нравятся!
Я тяжело вздохнул, и осмотрел первый этаж… и здесь ещё уборки хватало, хотя Ольга изрядно потрудилась, а на втором этаже и подавно.
- А кому они нравятся?
Помолчав, добавил:
- Нравятся, не нравятся, это полбеды. Но здесь еще куча проблем может возникнуть.… Знаешь что? Давай поднимемся в самые горы, чтобы ни одна собака там не лазила!
- Мы слишком близко от их участка, - здесь до Лешкиной базы три часа ходу. Знают, что пожрать есть у нас всегда… вот и решили прогуляться налегке! Книжек набрать – почитать в своих зимовьюшках… вечера зимние скоротать. Дело конечно хорошее…что здесь такого? Только вот спрашивать надо бы и бардак после себя такой наглый… хамский не оставлять!
Собак в честь праздничка запустили в дом и они улеглись кто – где поближе к печке. Кошки поев, поднялись наверх – там теплее… возле трубы. Мы же устроили себе из курток и тулупов на чурках, пододвинув их к стене, что-то вроде кресел… открыли у печки дверцу и сидели смотрели на огонь. Невозможно словами передать все цвета и оттенки пламени,когда угли мерцают синими, красными, жёлтыми язычками… иногда – изредка поленья трещат, будто что-то внутри взрывается и в печи взлетает маленький фейерверк, после которого на углях возникают – появляются язычки пламени, маленькие протуберанцы причудливой формы и вообще непередаваемых, переходящих один в другой цветов и оттенков.
Олечка зашевелилась… устраиваясь поудобнее, прилегла к моему плечу. Потом взяла за руку и слегка сжав, наконец-то решилась… заговорила о том, что лежало у нас обоих на душе:
- Давай поднимем груз и пойдем поищем новое место? Ты не боишься… еще раз… строиться?
- В каком смысле поднимем? Домик же у нас внизу… груз выше… опустим, ты наверное хотела сказать?
Заинька слегка толкнула меня в плечо:
- Ну, какая разница?! Опустим – поднимем… ты же понял! Я не про это…
Нет, все-таки Олечка у меня мужественный человек! «не боишься!»… а самой, что мало досталось?
- А ты не боишься? Я-то все же мужчина, нам к тяжелому труду не привыкать! Были бы тылы надежны, можно и горы свернуть!
Ольга обрадовалась, что я не против переезда.
- Ты не бойся, я сейчас стала крепче, сильнее – буду тебе хорошо помогать! Будем бревна вдвоем носить!
Бедненькая моя Заинька, как ей хотелось… надежности?, независимости?, уверенности?, недоступности?.... не знаю… наверное - просто уйти от всех этих «разбойников»!
- Ну, все, решили! Ищем место. Можно завтра перенести что-то еще самое ценное: ну там, батарейки, боеприпасы, часть книг сюда в домик, а потом походим, посмотрим вокруг… подходящее место будем искать.
- Все таскать пока смысла нет, может быть, потом в обратном направлении придется перебазироваться.
Ольга некоторое время переваривала - осмысливала мои слова… потом обрадовано вскрикнула:
- Ой, какой ты у меня хороший! Я думала, что тебе не захочется переезжать, что ты будешь на меня ругаться!
- А чего ругаться? Если надо - значит надо, как в песне поется.
Олечка стала торопить события:
- А давай завтра пойдем на разведку, мне так хочется подняться к тем горам!
- Каким тем?
- Ну, три горы… к югу от нас… высокие такие. Помнишь, когда мы ещё жили возле базы Лёшиной, на старом геологическом посёлке смотрели на горы… в али виднелись? Где у нас карта, давай посмотрим.
Мы достали карту и стали водить по ней пальцем, потом карандашом (Олечка не поленилась его отыскать среди бардака оставленного «братьями»). Прикидывали место для нашего будущего домика.
Не зря говорят, что все в жизни повторяется:
- Оля, а помнишь, как мы уже раньше точно также по карте искали наше теперешнее место?
- Помню, но это, же ничего? Ты не расстраивайся, найдем такое местечко… Ой! Только надо обязательно, чтобы речка была, а то будем опять, как здесь с водой мучиться! Миленький, а есть такие речки, чтобы зимой до конца не замерзали? Так хочется, чтобы вода постоянно, круглый год была. Мне из снеговой чай совсем не нравится!
Я пожал плечами.
- Есть конечно! Помнишь, мы через Ондоко переходили, подо льдом вода журчит постоянно… и на Абчаде тоже! А вот в Магадане… вода вообще зимой может не замерзать… я тебе сейчас расскажу…
Видно стресс этого тяжелого дня и выпитое вино разбудили во мне давние воспоминания… ностальгия. Три года проведенные мною в молодости в Магадане, куда я завербовался сначала на рудник, а затем перешел работать в леспромхоз - это была любимая тема.
Собаки уловив наше возбуждение и суету, забегали, начали повизгивать… становились на задние лапы пытаясь лизнуть в лицо.
- Иней, Берта! Пошли на улицу.
Я попытался заступиться:
- Заинька, может быть, пусть сегодня в доме ночуют? Холодновато всё- таки ещё… и ветер опять поднялся.
- Нечего им в доме делать, вон пусть тогда в коридоре ночуют.
И отыскав какие-то старые тряпки, Ольга устроила наших собак в коридоре, где ветер им был уже не страшен.
Я в это время занёс на ночь дров. Небо вызвездило, и ночь обещала быть морозной.
- Чай пить будем?
- Неплохо было бы, а вода у нас есть?
- Я набирала в ведро снега и сосулек туда ещё положила… посмотри за печкой где-то стоит.
- А ты где сосульки взяла?
- На крыше с задней стороны… с южной. Тает уже – весна!
Чтобы чайник закипел быстрее, я снял с чугунной плиты пару кругов.
- Напрасно ты круги снял, закипел бы и так… а теперь закоптится - не отмоешь.
- Когда бы он закипел? Ждать замучишься.
Олечка завозмущалась:
- Миленький, ну куда ты всё время спешишь?! Всё успокойся… не спеши! Мы дома, на месте… впереди у нас Вечность. Живём в своё удовольствие, со вкусом… с чувством, с толком, с расстановкой!
Действительно… куда я спешу всё время? Пожалуй можно уже и остановиться… не лететь как угорелому. Успел же все-таки, не смотря ни на что!
Вот… сейчас я же на месте, на своём.
- Ну, рассказывай!
И Олечка уселась поудобнее.
Собравшись с мыслями насколько получилось, я начал свои воспоминания.
- У нас от основного поселка до лесоучастка расстояние было где-то километров тридцать… и в основном всё вдоль речки. Дорога шла по галечнику. И вот среди этих камней бежал тоненький ручеек, который не перемерзал всю зиму, даже в сорокаградусные морозы.
Рядом речка Новая Армань… так та промерзала местами так, что смотреть страшно! Подойдешь к трещине во льду, а там огромная яма! Сверху лед, а вода куда-то убежала, а притока не было, выше морозом прихватило. Стоишь, смотришь в такую пещеру, видишь речное дно, и жутковато-то становится!
Мы с Олечкой выпили еще по рюмочке и выяснилось, что бутылку 0,7 л сухого красного уже прикончили!
- Вот это алкоголики! Мы так сопьемся скоро с тобой, Миленький!
Заинька уже была навеселе, да и у меня язык заплетался, все-таки три ходки с грузом на лыжах, а до этого погрузка-разгрузка вертолёта, это не фунт изюма!
- Ладно, утро вечера мудренее, завтра все решим! Главное, что мы на месте, здесь уже все от нас зависит, или, если не все, то многое. Пошли спать, Миленький!
Я, уже поднимаясь на второй этаж, решил оставить за собой последнее слово:
- Ты напрасно испугалась, можно сказать и по-другому от нас зависит все, а может быть даже больше!
Уже лёжа в постели, я продолжил про Магадан.
- Заинька, ты спишь? Дальше рассказывать?
- Рассказывай, я не сплю.
И уткнулась в моё плечо.
- Так вот значит, едешь вдоль речки на машине, а вдоль дороги… местами прямо по ней бежит ручеёк – воробью по колено…
Некоторое время – тишина. Потом толчок в бок:
- Ну и что?
- Как это - «ну и что»? Зима, мороз под сорок! Река рядом – промёрзла насквозь… я же тебе рассказывал – до ледяных пещер пол которых - речное дно… камни и галька… иногда топляк – толстенный ствол дерева торчит внизу замытый – страшно смотреть! Снег, мороз, лёд - а ручеёк бежит себе и бежит… не замерзает. Тридцать километров… по крайней мере, а может быть и больше… может быть до самого моря… Охотского. А ты спрашиваешь, есть ли речки, что зимой не замерзаю
На следующий день мы ни на какую разведку не пошли, отсыпались до обеда почти.
Так хорошо спалось в тайге, в горах, как… как нигде больше. Нигде и никогда, разве что в детстве… набегаешься в футбол до чертиков, уже в темноте, когда мяч не видно придешь домой, получишь положенную взбучку и едва коснешься головой подушки - проваливаешься, падаешь в такой сладкий, такой желанный... такой настоящий сон.
Но в детстве есть и свои слабые стороны, - утром так не хочется вставать, а тебя заставляют!
Нет, не зря все же классики считают, что – «свобода это осознанная необходимость». Мы этот тезис хорошо прочувствовали, и всегда на собственной шкуре… необходимость!
Не пойдёшь дальше, остановишься, не найдя больше сил…не сможешь осознать «необходимость» идти, идти и ещё раз идти… а потом снова идти… и опять идти… и так до тех пор пока не «придешь». Необходимость - она на то и есть… что её не «обойти»; не обходима она… Её преодолеть надо. А это возможно сделать только осознав… по настоящему, - «О! сознав».
Нет - но как все, же хорошо, черт возьми! Если ты решил выспаться, то никто тебя не будит, не имеет на это права. Я не оговорился, именно «права». Ведь сказать, что не имеет «возможности» – это будет совсем другое… нечто.
Вот и получается, что чем меньше у кого-то возможностей как-то повлиять на тебя, тем больше у тебя самого права на свободу… возможностей и влияния.
Но это все надуманности, философствования как принято говорить (смотри эссе –«Как принято говорить» ).
А вот когда стоишь на пороге своего домика… смотришь на восток: горы, лес, небо, чистый свежий… свежайший воздух и, никого! Никого кроме тех, кто с тобой, кроме тех, кому это все также необходимо как тебе!
Но это лишь четверть счастья. А еще одна четверть, когда смотришь на юг и тоже самое, ну разве горы чуть острее, круче, а так все то же… бескрайность и свежий воздух, чистейший!
Но и это лишь вторая четверть его – счастья!
В сумме уже половина! Много, но не все опять же!
Север и запад ничем не нарушают общую гармонию. И здесь… здесь уже очень - очень близко полное счастье.
Нашей отечественной классикой, имеющей давние глубокие – глубинные гуманистические традиции, впрочем как и мировой тема счастья разработана широко и разнообразно. Настолько разно… образно – образно, что всю эту глыбу, гору… ворох целый всяких великих мнений как-то систематизировать и попытаться прийти к каким-то выводам… труд не то чтобы тяжёлый, а так …сизифов.
Вот тезис - «каждый человек имеет право на счастье!», разве что общий.
Кто спорит, что каждый? А вот на счёт того, что имеет … это полная ерунда! Не имеет он никакого «права» ни на что, человек этот каждый, не имея «возможности» на это «что».
А вот когда появится возможность на счастье, останется только самая малость, не прозевать ее и реализовать! Ерунда, мелочь, но какой вес, какое значение имеет эта мелочь в нашей жизни, реализованная возможность на счастье, да еще в сочетании с осознанной необходимостью на свободу.
Какое значение? Да, пожалуй, решающее. Что есть жизнь без счастья? Это несчастная жизнь, опухоль, болезнь!
Мало того, что она съедает сама себя «поедом» эта несчастная жизнь, она жрет все вокруг! Родных, друзей, соседей, требуя при этом к себе внимания, уважения и материального обеспечения. Да, ещё! Детей, детей обязательно добавить надо! Я вообще думаю, что все плохие взрослые люди – это те, кого в детстве съели (не «съели», в переносном смысле, а буквально съели… в самом прямом, - при таком успешном съедении – уничтожении ребёнка в человеке, - какой уж тут переносный… смысл, а скорее умысел – прямой, прямой… вот знать бы ещё на сколько осознанный или неосознанный).
Вот задача – уравнение наше более – менее оформилось. Искомое, так сказать неизвестное x (раз уж искомое) – счастье. Действующие лица - члены… свобода, воля, необходимость, осознание… опыт поколений… всё это хорошо, всё это правильно… А где бумага, ручка, карандаш?
Мы так быстро разогнались в своём развитии (действительном или мнимом – другой вопрос), что взлетели прямо… ноги от земли оторвались! А ведь ещё древние… арии и персы понимали, что самое главное… что? Чего они требовали в первую очередь?! Правильно - землю и воду! Не дворцы, не рабов, не золота… а землю и воду.
Наверное и сегодня на первое место не поставили бы древние ни метро, ни супермаркеты, ни уже навязшие на зубах музеи и концертные залы… да, с библиотеками ещё!
Землю и воду… землю и воду, - про воздух тогда ещё и речи не было.
Но, черт возьми! Как все же вольно дышится в горах, в тайге… легко, вкусно, смачно…действительно, полной грудью.
Мы пару дней ходили за два километра на каменистое болотце, выбирая из горы груза все то, что могло не выдержать пребывания в течение нескольких месяцев под открытым небом. Я провинился перед Олечкой: когда выгружались, бросил неаккуратно зеркало и оно, несмотря на тщательную упаковку разбилось.
- Заинька, не переживай, мы тебе другое купим, еще лучше!
- Да-а-а! Не переживай! Такое хорошее зеркало – дорогое, жалко же… не переживай.
Я нагнулся, собирая осколки, чтобы побыстрее убрать с глаз следы своего преступления и бросил в общую кучу какую-то стеклину.
- Не бросай! Это же полочка от моего зеркала, дай сюда! Я ее куда-нибудь приспособлю.
Тут я не выдержал и засмеялся.
- Ты как ослик Иа, которому подарили шарик, но он лопнул и ослик стал обладателем чудесного шнурка от шарика… а ты обладательница чудесной стеклянной полочки, оставшейся от разбившегося зеркала!
Олечка обиделась, или сделала вид, что обиделась.
- Там была веревочка, а не шнурок, шнурок – это был его хвост, который сова стащила!
Я не стал спорить по поводу такого существенного дополнения. Если женщина хочет немного пококетничать, то это не только ее право, это ее обязанность!
Мне кажется, что женщина, которая не кокетничает, это будто ребенок, который не играет.
Тем более, что кокетство – это одна из самых интересных игр, затрагивающая самое-самое в человеке… исконное… внутреннее, так сказать. Причем не только в женщине, а и в мужчине, в мужчине, пожалуй, даже больше, чем, в женщине, затрагивающая!
Все дело в том, кто игрок, по каким правилам играет, вернее, не нарушает ли их правила эти. Какие же правила в кокетстве? Все те же, все те же! Самое главное в любой игре – искренность чувств и желание, желание играть и победить… если получится.
- Пошли, Заинька, нам надо еще собраться на завтра. Погода устанавливается, возможно, на разведку рванем с утра по - раньше!
Олечка сразу бросила свое зеркало, характер у нее в этом смысле был мужской, она готова была жертвовать мелочами ради главного. Или это присуще наоборот женщинам: бросать мелкое ради главного?
- Давай не видеть мелкого в зеркальном отражении…
Пропел я строчку из любимой песни… нашей с Олечкой, забыв про двусмысленность зеркальной темы, за что и получил кулаком по спине:
- Ах, ты ещё и насмехаешься? Разбил такое хорошее зеркало… дорогое.
- Заинька, но у тебя, же полочка осталась!
Крикнул я, уже убегая на лыжах, воспользовавшись тем, что Олечка ещё возилась с креплением на своих.
P.S.Скорее всего - просто немелочным людям, независимо от пола, возраста и национальности свойственно это… ну, жертвовать мелочами ради главного.