До скрипа вымыта посуда,
и всё же через много лет
на ней неведомо откуда
знакомый привкус, терпкий след.
Сто лет нутро моей машины –
берложка, тайное дупло –
хранит без видимой причины
чужие запах и тепло,
когда хитро и виновато
бубнит, меняя голоса,
невозмутимый навигатор
давно чужие адреса
и молодой, полуподвальный
тот недоигранный сюжет –
сворачивая машинально
на улицу, которой нет.
Любви нелепые вкрапленья,
судьбы затверженный иврит –
непрошеное обновленье,
что вечно глючит и сбоит,
зато хранит мои секреты
мгновенье, вечность, полчаса,
и все забытые сюжеты,
и запахи, и голоса...