Проклятый афганец, жёг песком лицо, укутанное в такой же, как и ветер, жёсткий шарф, а в глаза попадала песочная пыль, и хотелось ласкать их пальцами, протирая, нестерпимо, как хочется ласкать уставшему от одиночества солдату любимую девушку. Но надо было так замереть, так срастись с этой песчаной холодной твердью под телом, чтобы превратиться в маскировочном халате с ней в одно целое. И ещё надо было следить за скалами, оттуда мог прозвучать предательский выстрел по колонне мотострелков на броне, охраняющей караван машин, везущий продукты для армии через перевал в Кандагар. Именно с этих скал били снайперы духов, отстреливая водителей, и гибли люди, падали в обрыв грузовые машины. Небольшой аул мирных людей был неподалёку от этой дороги, но прочёсывая его разведчики не находили никого – кроме женщин, детей, стариков, обезумевших от бесконечной войны. Снайперы уходили невредимыми.
Ветер затих. В мутном песчаном одиноком вихре с бархана иногда чудился солдату в засаде, какой-то образ, но он понимал, что это усталость берёт своё. Но вот она отступила. Послышался всё приближающийся гул моторов машин. Шла колонна с перевала. Впереди две приземистые, похожие на огромные черепахи боевые машины пехоты. На борту сидели мотострелки, автоматы на изготовку, направленные в сторону скал.
Колонна прошла. Опять начался неугомонный, как школьник первоклашка ветер, он гнал песок на дорогу, и по ней вдруг пошли старик и мальчик от аула. Они шли, точно слепые. В руках старика был узел. Солдат знал, что каждое утро эти люди шли в Кандагар, на рынок, обменивать свои искусные сувениры на еду – у солдат. И тут раздался выстрел, огонёк взметнулся среди скал, и тут же снайпер ударил из своей винтовки с оптикой на этот огонёк. Когда разведчики дошли до этого места, то увидели мёртвого врага, лежащего в укрытии, которое его не спасло. Возвращаясь назад уже по дороге, увидели плачущего мальчика, он сидел, точно мёртвое изваяние возле убитого снайпером врага деда.