Старая аллея дождливого города столкнула меня однажды с «туманным незнакомцем» (просто он возник из тумана, выходя мне навстречу). Был осенний мрачный день, я бродила в поисках вдохновения, когда встретила его. Парень в чёрном пальто и нависающей на глаза шляпе, бросающей на взгляд незнакомца тень, появился передо мной в полдень, когда только что закончился дождь и обнажил седой дымчатый туман. С остроконечным зонтом-тростью в руках таинственный Герман вышел из него балетным шагом. Малейшее движение незнакомца навевало такое сравнение. Танцевал ли он
когда-нибудь, не знаю, я, вообще, мало что знаю о Германе, может, даже имя – только выдумка.
После знакомства мы всегда встречались в аллее, и всегда, появившись неожиданно, Герман заводил разговор на совершенно непредсказуемые темы так, что со временем стал казаться мне лишь призраком, пока впервые не сменил место наших бесед, возникнув на почтовой улице в солнечный день.
В тот день Герман появился также непредсказуемо, как непредсказуемо выпадал жителям городка Колдфог такой вот солнечный денёк:
— Бумажные письма — это сокровенное дыхание душевных мыслей. Вы любите писать бумажные письма?
— Герман?!
— Приветствую Вас, Вера Игнатьевна!
— Доброго дня, Герман…
— Так, любите?!
— Не знаю, я с детства их не писала, забыла ощущение.
— Бумажные письма — это тепло и вещественные воспоминания. Есть один дом, где я однажды нашёл целую историю благодаря письмам. Они лежали в деревянной шкатулке на пыльном чердаке. Разобрав старый хлам, я увидел сквозь пыльную вуаль картину Васнецова «Иван-царевич на Сером Волке». Стерев поволоку времени с деревянной крышки, я открыл медную защёлку — в шкатулке лежали старые письма, перевязанные атласной изумрудной лентой, она даже не поблекла, будучи спрятана от проникновения солнечных лучей. Письма, хранящиеся внутри, принадлежали графине Д.
— А что за дом?
— Я купил его для уединения. Дом в деревне Николино. Там когда-то было дворянское поместье, а после революции библиотека. В девяностых годах её закрыли, книги растащили, и дом пустовал, но как оказалось у дома есть владелец, типичный бандит. У него я и купил поместье.
— А что за письма?
— Тайная переписка…
На этом Герман, по своему обыкновению, исчез. Привыкшая к странностям моего таинственного собеседника я не придала большого значения тому, что он так бесцеремонно оборвал наше общение, а история с письмами, найденными в загадочном доме дворянского поместья, захватила моё воображение и озарилась поэтическим ореолом.
Да, пора нам познакомиться с тобой, дорогой читатель. Как уже известно тебе от Германа, зовут меня Вера Игнатьевна, если просто, то Вера Кошкина, поэтесса. Отсюда и приключение моё, видимо. С кем из нормальных людей может произойти подобное, как только со странной поэткой. Знаю: слово «поэтка» кого-то раздражает, но хочу вам сказать, что подобное — просто излишняя щепитильность. В поэзии главное свобода творческого полёта, а отнюдь не снобизм. Будьте проще. Но вернёмся к Герману, «туманному незнакомцу».
Герман… Таинственная личность. Он словно прямиком попал в реальное время из Серебряного века. А внешне похож на Ворона Эдгара По. В одежде отдаёт предпочтение чёрному цвету, неизменная шляпа, скрывающая взгляд, встретившись с которым в редких случаях, когда Герман желает прямо заглянуть собеседнику в глаза, ты, кажется, проваливаешься в лесное озеро, тёмные воды которого манят вниз своей глубиной; и волосы цвета вороного крыла собраны в длинный хвост. Душа моего необычного собеседника настолько же загадочна, насколько может быть таинственна лесная чаща.
С того дня в аллее, Герман стал неотъемлемой частью моего мира, поэтому, когда он не появлялся гораздо дольше обычного, я затосковала по нашим с ним беседам. Тем сильнее было впечатление от возвращения Германа.
— Доброе утро, Вера… — обратился ко мне он, возникший в городском парке рядом с автоматом предсказаний, над которым возвышается жуткий клоун. Одно то, что Герман обратился ко мне лишь по имени, уже выглядело странным, так ещё и вся обстановка нашей встречи.
— Герман! — вздрогнула я от неожиданности, проходя мимо машины 70-х, дурацкого клоунского монумента.
— Рано пугаться, Вера Игнатьевна, — остановил меня туманный
незнакомец, — шучу… — добавил с улыбкой мгновенной.
— Доброе, Герман. Только я вовсе Вас не боюсь, — сказала я без особых эмоций, поскольку мне порядком надоело то, что он считает будто держит инициативу в нашем общении в своих руках и появляется, когда ему вздумается, хотя и была рада его возвращению. Герман, конечно, заметил подобную реакцию, но виду не подал, а только предложил:
— Вера Игнатьевна, не хотите узнать судьбу? — указал он на автомат.
— Клоун не кажется Вам жутким, Герман? — с сомнением покосилась я на автомат предсказаний, отвечая вопросом на предложение моего собеседника.
— Вы подумали о дурацких фильмах ужасов, Вера?! По-моему, Вы выше подобного бреда, — снова обратился ко мне по имени Герман. — Давайте всё же попробуем, смелей…
Не относясь всерьёз к происходящему, я опустила монетку в автомат и повернула
ручку — раздался жуткий смех заигравшего всеми разноцветными лампочками безумно улыбающегося клоуна, и, звякнув, автомат выбросил мне маленький листок.
— Ну, что там, Вера Игнатьевна… — пытаясь заглянуть за завесу тайны, подглядывая в бумажку в моих руках с намерением прочитать содержимое её, вкрадчиво поинтересовался Герман, когда я, читая, молчала несколько секунд задумчиво. «Качели в усадьбе» — гласила надпись на том листочке.
— Ну, и что это может значить… — скептически взглянула я на туманного незнакомца.
— Не представляю, — только и ответил он и тут же отвернулся, чтобы опустить монетку в автомат предсказаний, но во взгляде Германа, который на мгновение коснулся моего я уловила мимолётную растерянность. Автомат снова звякнул и выдал бумажку для Германа.
«Не молчи».