Тайна Гальяновских бань, или Куда пропадают люди

       
        Дни человека – как трава; как цвет полевой, так он цветет. Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его.
(Псалом 102. 15-16)


Люди пропадают всегда и везде. Вот только обстоятельства разные. Одних находят живыми, других мёртвыми, третьих не находят вообще. "Пропал внезапно и без видимых причин..." - часто так начинаются сообщения о пропавших людях и никто не может сказать, где они, и что с ними. И ниточка с каждым годом становится всё тоньше и тоньше, а надежды всё меньше.
И если истории исчезновения людей всегда разнообразны, то результат часто один - неизвестность. И, как говорится, не дай Бог никому...



      Эти бани выстроил богатый купец Гальянов Сила Иванович  ещё в самом
начале ХIX века. Потом их перекупил, а по слухам забрал у него за долги, некий Либенбаум, то ли биржевой маклер, то ли удачливый спекулянт, чёрт его разберёт, одним словом шулер,  но вскоре проиграл бани в карты..а кому, уже и не припомнит никто  за давностью лет. Однако, бани так и продолжали именовать  Гальяновскими по имени первого  владельца.

Мрачноватое здание из тёмного кирпича с колоннами с виду похожее на университет или академию художеств. Кстати, последняя в окружении старых лип находится по соседству, так что академики наверняка приходили сюда париться. Бани были роскошны, по уровню комфорта и размерам, можно сказать, - Титаник своего времени: залы с люстрами, лепниной,  мозаикой, горельефами и барельефами, помывочные, парильня, женское отделение, мужское, номера, три мраморных купальни с зеркальными потолками, несколько парикмахерских, ресторан, буфеты, бильярдная, прачечная. В женском отделении - виданное ли дело! -  мебель с стиле Людовика ХVI.  А обслуживающий персонал в лучшие годы превышал 500 человек. И, не смотря на всё это, репутация у бань  была неважная - в народе их прозвали окаянными и злыми мыльнями. А почему? А кто ж его знает.

Многие бани той поры и даже позже построенные  не дожили до наших дней, но этим повезло, хоть и перестраивались они многократно, закрыли их только в 70-х годах прошлого века. В конце своего существования, то есть, в захиревшие годы, когда уже и трубы проржавели, и кирпичи вываливались из фасада, а большинство окон были забиты фанерой, устроилась сюда работать кастеляншей, а по совместительству  сторожем, Павлина Ивановна Зотова.  Женщина одинокая, бездетная,  может быть ещё и не пожилая, но пожившая - лет ей было  пятьдесят семь.

Ночь в огромном,  пустом здании с высокими потолками..не каждый представляет что это такое...вот чьи-то торопливые шаги раздаются в отдалении, женский смех, а вот заплакал ребёнок и протопали детские ножки за колоннами, а там где раньше стояли пальмы в кадках, военный прошёл, звеня шпорами, да ешё  и саблей об пол лязгнул - это всё акустика, будь она неладна - и не поймёшь, то ли в самом деле кто-то ходит, а скорее всего мнится всё это Павлине Ивановне в ночной тиши - какие  могут быть тут люди... все, которые  раньше со шпорами ходили по этим залам, давно умерли и лежат по своим могилам кто где, и никакого вреда причинить уже не могут. Да вот ещё мыши - не они ли источник шума?
Прямо на стене, над сидящей женщиной, намалёваны краской полустёртые слова безвестного поэта:
"Помылся, потом пообедал кетой,
Запил всё томатным соком,
И сразу в душе поселился покой,
А тело вернулось к истокам"...

Наверное всё так и есть.


Здесь бы и мужику боязно стало, а Павлина терпит, точнее старается не обращать внимания; сидит на большом кожаном диване под зелёным торшером и знай себе читает "Бесы"- сочинение писателя Достоевского. До неё тут работала Маруська-морячка, да вот беда, бросилась баба под трамвай поди-разберись зачем.
Одни судачат, что по любви к какому-то капитану, другие говорят, что из-за дурной болезни, а сын её пояснил, мол, глупости всё это, просто у мамани  с головой  сделалось помутнение после того как она упала с лестницы. Но не будем отвлекаться.

Павлина почитает-почитает, перевернёт страницу, да и окинет всё вокруг, беспокойным  взглядом больших навыкате серых глаз. Красивая она была в молодости, мужчины проходу не давали, а сейчас только глаза и напоминают о красоте.
А что увидишь-то: глаза стали близоруки, доктор вон прописал очки, а она стесняется их надевать, всё больше в сумочке носит, ей кажется, что старят они её; торшер много света не даёт, а зал вон он какой...не зал, а залищее!.. И мнится ей, что там, в тёмных закоулках и коридорах,  кто-то ходит, затаился за выступами, и странные сполохи на стенах усугубляют картину. Скорее всего  это просто машины  мимо едут  и фарами светят - рядом большая магистраль - отсюда и сполохи.

Кастелянша  вздыхает и плотнее кутается в малиновый плед, потом кладёт таблетку валидола под язык и опять читает - ночь-то длинная, а спать боязно.
Да и то сказать, не далее как вчера ночью задремала она ненадолго прямо за столом, а когда открыла глаза увидела, что сидят у неё на рукаве два мохнатых чёрных шмеля - хватила ладонью по ним с испугу! Ан нет, попала по пустому месту. Поискала вокруг - ничего такого нет.
Полезла под стол и там эту парочку убиенных не нашла. А были ли вообще эти шмели или только погрезилось?
В другой раз обход делала, идёт и видит, что за ней по пятам тень увязалась. Оглянулась - никого. Пошла дальше, а тень опять тут как тут.

После полуночи сполохи пропадают, шоферня устала, не круглые же сутки баранку  крутить, когда-то  и отдыхать надо; а всякие непонятные звуки, шагов там, смеха и прочего..внутри здания, наоборот в это время усиливаются, обретя свободу в ночной  тишине залов и под потолком.
Хотя и это можно объяснить: просто шум за окном стихает и значит  звуки-шорохи,  теперь лучше слышны.
И какие только сюрпризы жизнь не преподносит нам в иные отрезки длинной, такой непростой  жизни, бывает что в некоторые и поверить-то невозможно, и рассказать кому страшно.

Ночь, ветреная, холодная, противная - настоящая ноябрьская ночь с дождём и снегом пополам. Особенно тоскливо слышать, как потоки ледяной воды из дырявой водосточной трубы барабанят по жестяному подоконнику, но, сносимые вдруг налетевшим ветром, уходят прочь, и в наступившей тишине слышно как старинные куранты на втором этаже в кабинете директора торжественно играют гимн "Коль славен наш Господь в Сионе..."

Однако, вскоре звук падающей воды возвращается под влиянием переменчивого ветра..и струи снова тарабанят по железному подоконнику. И так повторяется раз за разом. "Вот и я стала как эта дырявая водосточная труба", - с некоторым раздражением на весь этот концерт  думает Павлина Ивановна. А тут ещё чёрные ветки деревьев, качаются от ветра и  нагло тычутся в форточку.
Женщина зябко кутается в плед, наливает из термоса горячий чай и отпивает маленькими глотками.

Сердце почему-то третий день  неспокойно, то отпустит, то тревожно замрёт. Павлина уже и сама не рада, что ввязалась в это дело..сторожить бани. Работа хоть и не физическая, но всё ж-таки нервная, не для её больного сердца.  Да и одышка привязалась - третий месяц не отпускает. "Нет-нет..эту неделю доработаю, а там откажусь. Здесь всё-таки мужчина нужен, а что я со своими нервами" - рассудила она.

Женщина прикрыла глаза, подобрала под себя ноги в белых бурках, обшитых коричневыми полосками кожи, и положила голову на круглый диванный валик. Как хорошо, лежать  сейчас дома в своей кровати на перине, под толстым ватным одеялом и надо же было мне старой дуре, ввязаться в это предприятие и деньги-то небольшие, да зато сердце угробишь ..

Ещё не окончив эту житейскую мысль, кастелянша услышала как в окно с улицы постучали. Павлина вздрогнула, охнула и опасливо приподнялась с дивана. Хотела было сразу шагнуть к окну, но сердце - ох, уж это сердце - так кольнуло, что женщина схватилась за край стола, чтобы не упасть. Дрожащими от страха руками она достала из сумочки очки и приладила их на нос.
 
За мокрым стеклом маячил, расплываясь тёмный силуэт человека. Женщина испуганно  уставилась на него, не смея сделать к окну ни шага. А гражданин или кто там это был, стоял без шапки с мокрыми спутанными волосами и страдальчески протягивал к ней руки - в свете фонаря его хорошо было видно. Ошалел он что ли, ночью париться пришёл или пьяный какой, Павлина Ивановна подошла ближе, вгляделась и...отпрянула. В мокром пальто с поднятым воротником, ссутулившись...стоял её покойный муж, Афанасий Петрович Зотов.

Тут надо заметить, что кастелянша уже 17 лет была вдовой. Муж её, Афанасий  Петрович, в своё время умер от сердечного приступа и был похоронен на деревенском кладбище, там откуда  он родом. Бедная женщина схватилась за сердце и пошатнулась; она сделала попытку подойти ближе к окну, но не смогла, ноги ослабли и, отступив назад,  упала в тёплую вмятину дивана откуда только что поднялась.

 - Пава, открой!

 Кричал настойчиво человек за окном голосом её мужа и размахивал руками.

 - Открой, это я, Афанасий.

"Нет-нет..- заслонилась ладонью от наваждения кастелянша, - этого не может быть!!"
По подоконнику с новой силой ударили струи воды и родной, знакомый  до боли голос на время пропал.. а потом, когда шум стих, появился снова и рвал больное сердце женщины на части. "Да что же это я сижу-то, это же он, мой Афоня"...
Как ни странно, Павлина Ивановна всё же отдавала себе отчёт, что муж умер.." Ну пришёл  с того света, - рассказывала она потом подруге, - как знать, может их иногда отпускают ненадолго проведать родных. Вот и соседка говорила, что к ней сестра после смерти являлась". Женщина старалась найти хоть какое-то оправдание своим действиям;
Она сдёрнула с гвоздика ключи и побежала к входным дверям, показывая знаками мужу, чтобы тот шёл  к главному входу.

Не будем осуждать или рассуждать на тему правильно ли поступила бедная женщина, а лучше посмотрим на события отстранённо. В отличии от несчастной кастелянши, у нас такая возможность есть.

Женщина бежала, вытирая слёзы и на ходу думала, что он, как он там? Худой, мокрый..но мой любимый Афонюшка..Вот уже отомкнуты  тяжёлые входные двери и... так и замерли они друг против друга, не решаясь обняться. Павлина Ивановна подняла было правую руку, чтобы перекреститься..да не смогла. 
Не повиновалась ей рука. А потом, когда обнялись, прижалась к родному..и разрыдалась на плече.
За эти долгие 17 лет у женщины были мужчины..немного, совсем немного, но были, да и что это были за мужчины...так ерунда сплошная.
На них и время-то своё бабье было жалко тратить. Не стоили они ни её слёз, ни её разочарований.

И, опять же, кто знал, что "оттуда" могут  отпускать?. Когда прошла первая оторопь и первые "ахи", Павлина вытерла ладонью мокрые от слёз глаза и принялась за дело: распахнула на муже  пальто, чтобы снять и просушить.. И отпрянула - на Афанасии Петровиче была военная форма. В званиях она не разбиралась, но то что на груди у мужа были ордена, поняла сразу.

 - Афоня, что же это.. ты там никак офицером стал?

Прошептала ошеломлённая женщина сквозь слёзы. При жизни-то муж был простым плотником на стройке, опалубку мастерил, стропила на крыше, рамы и т.д.

 - Как тебе сказать... На границе я в спецвойсках служу, видишь у меня зелёные петлицы.
- На границеее?..Что же и там границы есть?
 - Есть, там всё толково устроено,  даже лучше чем здесь . И границы, и мирные люди, и военные люди и города и трамваи; только вот народ всё больше злой и образованных мало.
 - Что же и там воюют?
  Гадов везде хватает - уклончиво ответил муж, - Помыться бы мне теперь, Павлинушка, устал я с дороги, промёрз.

И Афанасий Петрович вытащил откуда-то из под пальто свежий берёзовый веник. Павлина только ахнула...

 - Ах ты, матушка моя родная...конечно-конечно..что же это я дура заболталась,  прости, сразу-то и не сообразила...

Она суетливо метнулась по коридору в помывочную, чтобы приготовить мужу всё необходимое, а Афанасий Петрович неторопливо шагал за ней,  распространяя вокруг запах свежих берёзовых листьев.
В помывочном зале Афанасий попросил жену удалиться на время ... Павлина Ивановна вышла, объяснив себе, что за 17 лет разлуки муж просто отвык от неё, хотя, конечно, и было  обидно - столько лет не виделись и на тебе, но до обид ли тут, когда такое счастье вдруг привалило.
 
Она побежала обратно на свой пост, чтобы накрыть на стол и хоть чем нибудь угостить Афоню и конечно расстроилась: знать бы заранее всего накупила, чтобы от еды стол ломился..а то получается, что и угостить-то родненького особенно нечем. Ну вот банка малинового варенья, бутерброд с сыром, чай, да коробка зефира начатая, сокрушалась женщина. А веник-то берёзовый, где он теперь взял, лето что ль у них там?..Как пахнет, сильнее чем целая берёзовая роща.

Видать Афоня мой  в начальники выбился, не то что здесь... не ценили его, в офицерах служит..а только какой-то он не слишком разговорчивый и бледный, раньше-то любил поговорить. А может запрещают им рассказывать - у военных ведь везде секреты или служба тяжёлая и да, вот ещё что: вроде как и не постарел он - как был 17 лет назад молодой, так и не изменился." - Примерно так думала женщина. И тут вдруг ревнивая мысль  костлявыми пальцами ухватила её за горло: а женщины у них там есть? От этой мысли  у кастелянши сразу спёрло дыхание..если есть города, да трамваи, значит и женщины должны быть, как же без них, резонно заключила она. А если есть женщины..то..нет, погоди-погоди, ведь он ко мне вернулся, значит женщины у него может и не быть.

Павлина Ивановна несколько успокоилась,  достала из шкафчика чистое бельё, шлёпанцы и приготовилась ждать Афанасия.
Когда Афанасий,  сияющий чистотой, вернулся, Она первым делом выспросила его про женщин, однако ничего путного пограничник не ответил. Пробурчал только, что мало их там, чем и порадовал жену. Однако, потом добавил непонятное:"Есть баба - убил бы...нет бабы - купил бы". 
Переодеваться в чистое отказался наотрез, буркнул только: "Не положено".

 - Афоня, скажи честно, ты сейчас в командировке или отпросился у начальства? И надолго ли?
 - Я сюда пришёл не блох ловить, а за одним типом. Забрать его надо с собой и ордер на него уже выписан.

Глаза военного при этих словах полыхнули злым огоньком.

 - Куда забрать?

Павлина Ивановна ошарашенно посмотрела на мужа.

 - Туда.

Афанасий  поднял указательный палец вверх. Женщина испуганно ахнула и хотела перекреститься, но рука вновь отказалась ей повиноваться.

 - Укокошить?
 - Конь педальный! Вот ты тоже с языком своим, как рак с клешнёй... Я-то тут при чём, это к тем, кто приказы отдаёт; им виднее кого забрать, а кого оставить. А наше дело маленькое: выписан на тебя документик, значит будь готов идтить с нами. А то, знаешь, такие умники развелись, будь здоров.
Вот один тут был, скользкий такой тип...вышел из дома на минутку за спичками, а мы с дружком его укараулили и сразу ордер под нос суём, а он: извините, мужики, не вижу без очков. Сейчас за ними домой сгоняю... Ну и, понятно дело, не вернулся. Мы тогда ещё неопытные были, зелёные, поэтому нас не пытали, просто выговором от капитана отделались. А энтова петуха на следующий день уже другая команда забрала. Тёпленького, прямо с постели взяли. От нас не уйдёшь.
 - Сколько же вас?

Помертвевшими от страха губами прошептала Павлина Ивановна.

 - А это уже не вашего бабьего ума дело.

Огрызнулся Афанасий Петрович и нахмурился.


 - Да что же это я тебя заговорила-то... - очнулась Павлина,- пойдём сейчас домой, я тебя накормлю, у меня там щи с убоинкой, пироги, твои любимые грецкие орехи, фуфырик в холодильнике как раньше, помнишь? И на пуховой перине поспишь, как все нормальные люди. Посмотришь какой я ремонт в комнате сделала... А здесь мне тебя и угостить-то нечем.
 - Нет, не могу. Документы прикрытия у меня того - просрочены. Милиция или патруль остановит, что тогда?.. Да и соседи меня помнят, а этого не положено. Кураторы узнают - прикажут высечь или в карцер на два года упекут. У нас там с этим строго.

Тут надо заметить, что Павлина Ивановна жила в коммуналке, где кроме неё проживали ещё четыре семьи и провести незаметно в свою комнату бывшего мужа действительно было сложно.

 - А водочки я бы сейчас выпил.

Оживился Афанасий Петрович и добавил с горькой усмешкой:

 - С водочкой у нас там плохо, разве что полковники да генералы пьют. А мы только мурцовку, да иногда пиво.
 - Это что же офицерам не положено?

Изумилась кастелянша?

 - Я пока ещё не офицер поэтому в командирском пайке у меня  только квас и ливерная колбаса, а рядовым паёк не положен; они вообще насекомыми питаются, кузнечиками там всякими, конопляный жмых едят, а от этого запоры, мама не горюй...не всякая клизма спасает.

Павлина Ивановна слушала, как во сне и надивиться не могла на слова мужа, а он разошёлся и продолжал в угаре, размахивая руками:

Те, которые в чинах, сервелат жрут, уху ещё любят, плоды вкушают - при этих словах, мужчина в раздражении стукнул себя кулаком по коленке, -  Ну майоры ещё туда-сюда...халвой объедаются. И налогами генерал Орлов обложил всех - разве это дело!?.
 - Какими налогами?
 - Известно какими...на кишечные газы. А как без газов, если едим всякое дерьмо... Да вот и с водой у нас дрянь, бань почти нету, а в тех что есть, начальство моется. А мы в корытах кое-как, а то и просто мокрыми тряпками обтираемся, пожаловались было полковнику Лютову, а он в ответ: живите, братцы, так, ибо человек по своей природе вонюч сколько его не мой...
 - Да что же это за жизнь у вас такая, того нет, другого нет.
 - Ну почему же...квартирный вопрос у нас давно решён. Утром пишешь заявление, а в обед  тебе уже и квартиру дают. Общественный транспорт бесплатный. Болезней мало - живи сколько влезет, старости, как у вас нету совсем. А те, кто генералом обласкан, вообще как сыр в масле катаются. Имя мне там другое  дали - Иммануилом  зовут, фамилию, правда, оставили старую и на этом спасибо.
 - Как же так?.. Каким ещё Иммануилом?.. Странно  это всё слышать. А  в каком же ты  звании, что над тобой так издеваются?
 - Как бы это сказать попроще...особист я, по-вашему. Младший сержант на доверии. Человек, можно сказать, незначительный - с боку припёку. Меня спускают на Землю за разной сволочью, ордер выпишут и давай, Емеля, греби-разгребай... Работа, скажу я тебе, проклятая и звёздочек на ней не заработаешь; зато за какую-нибудь промашку можно в карцер угодить; а кураторы лютуют: нос воротят и только  циркуляры, да инструкции спускают, правда вот обещали новые сапоги выдать к празднику.

Павлина Ивановна слушала мужа и всё больше изумлялась.
Но тут Афанасий Петрович нетерпеливо забарабанил пальцами по столу и, немного помявшись, заявил:

 - Вот что, Павлинушка, давненько я там без бабы...сама понимаешь, мужику долго нельзя..особливо, которые при оружии.

Павлина Ивановна всё поняла и стала расстёгивать кофту, а Афанасий Петрович тем временем выключил торшер и в темноте обнял жену.

 - Вспоминал там меня?

Зашептала она ему в ухо.

 - Как можно забыть...и не раз. Я всю нашу жизнь с тобой вспоминал, вот даже гвоздь от гроба в кармане всегда ношу. На счастье. У нас там их все таскают, это как у вас подкова.

Но Павлине Ивановне  некогда изумиться, она взволнованно  лепечет:

 " ...Афонюшка, у меня ведь за семнадцать лет так никого и не было. Не могла я, да и память о тебе... - врала конечно, но что тут такого; по молодости Афанасий был ревнив и скор на расправу. - Мне до крестика раздеться, как раньше или..?"

 Но  военный не стал отвечать, он даже не сказал спасибо, а просто задрал юбку и толкнул бывшую жену на диван.
Сделав дело, Афанасий Петрович откинулся на спину, тяжело задышал...

 - Ты бы это...не торопился так, Афанасий, куда спешить-то... всё-таки годы. А вдруг, неровен час, сердце от  нагрузки  прихватит, так и умереть ведь недолго...

Начала было укорять его Павлина Ивановна,  да вовремя...осеклась, сообразив, что муж и так уже давно умер. Она замолчала, поражённая этой мыслью, а особист глухо, как из бочки, зло ответил:

 - Спешить некуда?! Я на работе. Это ты, старая, от скуки книжки сидишь почитываешь, а я человек военный, у меня всё по приказу. Да и отвык я от вашей земной жизни; да вот ещё, забыл тебе сказать... Не один я тут в командировке, нас по одному не отпускают - всегда парами - для подстраховки.

Павлина Ивановна насупилась и обиженно слушала, не понимая ещё куда он клонит.

 - Дружок у меня там, за окном мокнет, надо бы его впустить и приголубить. Утопленник он бывший - ему теперь вода хуже пытки. И без бабы тоже давно.
 - Да ты что, Афанасий, это же блуд!.. Как ты мог мне такое сказать?.. Я тебе жена, а ему кто?.. Как же тебе не стыдно, раньше ты не такой был.
 - Промок он там...а утопленникам нельзя мокнуть; без отца рос - сирота считай - гнул своё особист. - Пусть хоть обсушится немного в тепле.

И, встав с дивана и нашарив рукой на столе ключи, пошёл без спроса открывать двери.
Нет, не разрешаю!.." - хотела крикнуть кастелянша, но от обиды или ещё почему, язык у неё отнялся, а тут и необъяснимый паралич сковал всё  тело женщины.
Сквозь сон она слышала, как муж с кем-то разговаривает и даже спорит, но вмешаться или протестовать не имела сил, а когда ей с большим усилием удалось приоткрыть один глаз,  увидела, что какой-то плюгавый мужичок, тоже в военной форме, стоит в жёлтом круге света лицом к мужу, а к ней спиной и с хрипотцой в голосе говорит:

 - А давай, чтобы два раза грязь сапогами не месить,  заберём её сейчас.
А сам семечки лузгает, да на пол сплёвывает.
А муж на это как-то неуверенно отвечает:

 - Погоди ты, повременим пока, а потом  задним числом  и обтяпаем дело с документами. Впишу её в графу, как без вести пропавшую и всё будет шито-крыто.

Но увидев, что жена открыла один глаз,  приложил палец к губам.
Павлина попыталась было прикрыть пледом наготу, но и тут руки ей не повиновались, и несчастная женщина опять впала в странное оцепенение.

                | | 
               
Так и хочется написать: "Заутрело. В саду запели птицы, прошёл трамвай по чётной стороне..."  Увы, всё было несколько иначе.

Утро застало кастеляншу врасплох: оглушило тишиной, страшной памятью недавних событий, да и просто заставило усомниться в подлинности всего произошедшего.  Дождь перестал, оконные стёкла запотели, а старые липы и дома за окном стояли теперь в густом холодном  тумане.

Всё было незнакомым и колючим, и особенно память ( вот сказать кому, что память может болеть - ни в жись не поверят! А она ещё как может ); и только куранты на втором этаже здания каждые полчаса наигрывали свой гимн. Нет-нет, женщина всё хорошо помнила, что было с ней и вот это-то, и приводило её душу в трепет, а рассудок в исступление.

   Кастелянша скинула на пол свой плед, села на диване, прокашлялась  и неуверенно подобрала непослушными пальцами развалившийся пучок волос. Рядом никого не было.
Она встала, отряхнулась и охая, и прихрамывая обошла  зал, помывочную, бильярдную, одним словом все помещения, но нигде не обнаружила ни мужа, ни его негодяя-дружка, ни вообще следов пребывания посторонних. Потом женщина вернулась на свой пост, сняла юбку и тщательно обследовала нижнее бельё, однако и здесь следов насилия не выявила, да и семечковой шелухи на полу тоже не валялось.
 
Всё это было очень странно и наводило на мысль, что, возможно, никакого мужа  не было и в помине, а просто она впала в глубокое, необъяснимое забытье или какой-то непонятный сон, яркий, да, похожий на реальность, но всё-таки сон.
Вон и ключи висят на гвоздике, там, где им и положено быть, и входная дверь заперта изнутри - она специально проверила; банка с вареньем, зефир в коробке всё лежит на своих местах нетронутое. Правда, вот бутерброда с сыром на месте не оказалось...

Павлина Ивановна хорошо помнила, как муж ел этот бутерброд -- одной рукой держал его, а другую ладонь подставил так, чтобы ни одна крошка не упала на пол. Она ещё поразилась..мол, совсем вас там впроголодь держат, а он только нехорошо усмехнулся и недоеденную половину  запихал в карман кителя. И вот теперь этого бутерброда-то и не было на месте. Можно считать это уликой?
 
"А чёрт его знает...может я его только хотела взять, да дома и забыла, и лежит он сейчас себе в бумажном кульке в холодильнике, а здесь он мне просто пригрезился".
Как бы там ни было, а женщине пора было собираться домой. После обеда, ближе к вечеру, она опять должна выйти на работу в бани, теперь уже в качестве кастелянши и дома надо успеть отдохнуть, и набраться сил.

Но прежде чем ехать домой, Павлина Ивановна не могла не посмотреть, что там под окном, в которое ночью стучал покойный муж: есть ли следы или какие-то прочие улики. Следов не было, но зато лежала размокшая пачка папирос "Казбек".
Чья она, как туда попала и сколько там пролежала, было совершенно непонятно. И от того, что никак не удавалось припереть к стенке фактами какого-то ускользающего тёмного врага, невидимый мир зла, - кастелянша в сильном раздражении двинулась к своему дому.

И ехала Павлина к себе домой на трамвае, стучали на стыках тяжёлые колёсные пары, кондукторша призывала граждан не забывать покупать билетики; мелькали деревья, тумбы, люди, дома,  унылые мокрые остановки...а женщина  всю дорогу грозила непонятно кому: нет, я всё это узнаю, я вас всех на чистую воду выведу,  напляшетесь у меня, а то что это за выверты такие, что за белиберда: в корытах они моются, колбасы им не дают, да что же это за служба гнилая?!  Нет, это одна сплошная чепуха. Чепуха и болтовня.
А мужа что же это, теперь там каким-то Иммануилом сделали? Не имя, а издевательство над человеком, он что пророк библейский?..
И привидится  же такое, прости  господи, за грехи мои что ли.

Изо всех этих рассуждений вполне себе вытекало, что кастелянша окончательно потеряла веру в ночной вояж Афанасия Петровича(где доказательства?).А мозг нашёл точку опоры, уцепился за хлипкую, но логичную версию - всё наваждение и точка!.. Ну, а кто бы рассудил иначе?

Пассажиров в вагоне было много, но её внимание привлёк один мужчина... Он вроде бы сидел себе мирно и почитывал газетку, а на самом деле, как казалось измученной женщине, следил за ней. А что за мужчина поди-разберись, уж не Афанасий ли это там за газеткой прячется?.. Вот и какой-то военный  с ним рядом  едет и похоже они заодно, в паре.

Сидят, вон, даже перешёптываются и знаками обмениваются.  А у второго-то железная бляха на груди с буквой "Ш" вверх тормашками, а что это значит - не разберёшь! Дружки. Сомнений почти не оставалось, и Павлина Ивановна, истерзанная душой и телом, сомнениями, страшными и непонятными ночными событиями,  кинулась на эту парочку коршуном, вырвала у мужчины из рук газету, скомкала её и бросила на пол...

 - Ааа, вот вы где затаились, мошенники!!

Крикнула она на весь вагон.

 Да вот незадача, вместо Афанасия Петровича перед ней сидел совсем незнакомый человек, хотя может быть и несколько похожий на покойного мужа, ну так скажем совсем чуть-чуть. То есть, обычные граждане едут себе по своим житейским делам, никого не трогают.
Но разъярённой женщине и этого показалось мало, она схватила мужчину за ухо и начала таскать туда-сюда пока он не вырвался и не отпихнул очумевшую кастеляншу. И вот тут-то возникла другая странность:  эти самые обычные граждане повели себя не совсем понятно: они, не поднимая шума, не ввязываясь ни в какие перепалки, словно застуканные за чем-то постыдным,  молча и быстро выскочили из трамвая на остановке.
Ну не ведут себя так ни в чём не виновные люди! Не ведут.

А перепалка в вагоне  уже назревала: одни осуждали Павлину Ивановну за её вспыльчивость и хулиганскую выходку,  другие наоборот встали на сторону женщины (мол, мужа изменника выследила, кто-то даже кричал что-то про алиментщиков и т.д.). Но как бы там ни было и, не обращая ни на кого внимания, Павлина Ивановна выскочила из вагона следом за странной парочкой.
Надо сказать, что Павлине Ивановне были несвойственны такие порывы. Она ещё в молодости была трусовата и нерешительна, никогда не ввязывалась ни в какие склоки и ругань и старалась терпеливо сносить оскорбления; одним словом не лезла на рожон и что тут вдруг на неё нашло остаётся загадкой.

  Она и сама не могла себе объяснить почему так поступила, но, скорее всего в запале, под влиянием момента и, оказавшись на улице, и, снова неожиданно для себя, женщина легкомысленно устремилась за странными незнакомцами. А эти,  минуя пустынный сквер, облюбованный шумной вороньей стаей, быстро углубились в переулок и в самом его конце, пользуясь туманом как маскировкой, скрылись в грязном дворике небольшого аккуратного особнячка желтоватого цвета.

Всю дорогу во время этой безумной погони женщина висела у них на хвосте, но в самом конце предательская одышка, так некстати дала о себе знать,  и она упустила из виду дверь, в которую заскочили подозрительные типы. А может они и вообще не в дверь вошли, а, например, проследовали через сквозной арочный проход дальше, на соседнюю улицу - изначально за деревьями его было  не видно.

Павлина Ивановна кинулась было туда, но там оказался тупик: высокая кирпичная стена, за которой смутно виднелись цеха недостроенного завода, а под стеной  крошечное кладбище, примыкавшее к уютной, почти игрушечной,  придомовой церкви.
Вид свежей могилы и стоящей перед ней на коленях молодой женщины в чёрном, несколько отрезвил кастеляншу, и она решила вернуться обратно. Вернуться и посмотреть, что же это такое за учреждение, может быть общежитие какое для командировочных...тогда хоть какая-то ясность появится.

Поискав главный вход - он оказался сбоку - она прочитала на небольшой золотистого цвета табличке: Управление Пограничного Контроля (УПК). "Вот тебе, бабушка и Юрьев день !!" - выкрикнула свою любимую поговорку, поражённая женщина.
Для верности она достала из сумочки очки, и, не надевая их, поднесла к глазам, и ещё раз прочитала надпись; а потом, почуяв неладное, некоторое время стояла неподвижно глядя в одну точку; только сердце бешено колотилось в груди.

Да, Павлина Ивановна осторожно позвонила, но дверь никто не открыл; тогда она решила обойти особняк и осмотреть снаружи, чтобы составить какое-то представление: по периметру здание окаймляла аккуратно подстриженная живая изгородь, из-под крыши разбегались в разные стороны пучки проводов, две каминные трубы из тёмного кирпича высоко вздыбились в небо, а окна  были завешаны чёрными шторами, либо их закрывали жалюзи.
Заглянула женщина и в урну у крыльца и сразу же заметила там смятую папиросную пачку. "Казбек" прочитала она на вытащенной мятой коробке. Да, это был конечно факт, но не такой уж чтобы очень. Полстраны курили папиросы "Казбек".

И вот тут, разгневанная кастелянша, сбитая с толку всеми этими странными совпадениями и разгорячённая неудачной погоней, полностью потеряла над собой контроль. Она стала настойчиво стучать в дверь кулаками, ногами и требовать, чтобы ей открыли. Она даже под влиянием эмоций, сломала звонок; выкрикнула пару раз имя покойного мужа...грозила засевшим там нелюдям громом и молниями.
И ей -таки открыли! И даже впустили внутрь.

Чего добивалась всеми этими глупыми действиями простоватая женщина?.. Возможно ей хотелось раз и навсегда расставить все точки над "i" ? И тут её понять можно. Сколько она там пробыла и что видела - неизвестно. Но, по-видимому, недолго, может минут 5 или 10, а когда вышла на ней лица не было.
 
Павлина Ивановна шаталась как пьяная, хваталась руками за стволы деревьев, кружилась на одном месте, еле-еле дотащилась до ближней лавочки, - повалилась на неё и уставилась  выпученными глазами в небо. Что с ней произошло в этом маленьком, неприметном особнячке теперь уже никто и никогда не узнает.

А может всё было проще: не произошло там ничего особенного, а просто наорал на пожилую женщину какой-нибудь безвестный майор, а то и полковник. Ведь всем известно, что военные люди довольно бесцеремонны, а то и грубы не в меру, а много ли надо измученной событиями пожилой женщине - гаркнул в ухо по-армейски, от души (а то и командирский кулак под нос сунул) и, как говорится, снял с себя ответственность за сломанный звонок...
Впрочем, всё это только догадки и предположения.

Через несколько часов её потревожил милицейский наряд: один плотный красноносый с усами, как у Чарли Чаплина, второй худощавый и белобрысый. Подошли, представились, взяли Павлину Ивановну под руки и со словами:" Не положено, гражданочка, на лавках лежать, только сидеть разрешается...нарушение общественного порядка", вывели к трамвайной остановке, предварительно проверив документы и обнюхав на запах спиртного. 
И отпустили с миром, напутствуя словами: " Идите домой, гражданка Зотова, к семье, к внукам, к мужу"...
Вот если бы они, выполнили до конца свой милицейский долг и видя, что женщина не в себе, отправили её в больницу или просто забрали в участок, может быть и не случилось дальнейших горьких событий. Но случилось то, что случилось.

Ближе к вечеру кастелянша с растрёпанными волосами и в состоянии крайнего физического исступления появилась дома у своей хорошей знакомой, которая, к слову сказать, жила неподалёку. Тамара Петровна Сукис накапала ей валерьянки, успокоила как могла, призывая бодриться и противостоять жизненным трудностям; она попыталась разговорить  полубезумную подругу, и действительно, Павлина Ивановна несколько отошла, и поведала ей про визит покойного мужа ночью в баню, и про все остальные гадкие события, утаив только одно, --  что же такого с ней произошло в таинственном особнячке. Про это Павлина отказалась говорить наотрез и даже снова расплакалась. Пробыла она у подруги примерно час, а потом встала и ушла. Куда? А в никуда...

Она не появилась ни дома, ни на работе и никто, и никогда больше Павлину Ивановну Зотову в глаза не видел. Да, одна немаловажная деталь: перед тем как уйти, женщина умоляла подругу не оставлять её кота Филимона и поливать комнатные растения, а лучше вообще забрать их и кота к себе. Всё это произвело на Тамару Сукис гнетущее впечатление. Она, можно сказать, онемела от этих слов, а когда открыла рот, чтобы переспросить не ослышалась ли,  кастелянша уже скрылась за дверью.

Конечно, несчастную женщину искали и на работе, и дома, в моргах, больницах, и психбольницах. Одно время даже появилась ниточка: мол, видели похожую на Павлину Ивановну женщину в книжном магазине - она покупала карту города, и продавщица уверенно опознала её по фотографии, но потом от своих слов отказалась. Буквально сказала следующее: "У нас этих людей сотни за день побывают. Одни смотрят, другие покупают что-то...всех разве упомнишь. Может и была похожая, боюсь ошибиться."
Таким образом ниточка никуда не привела.

 Излишне говорить, что милиция наведалась и в странный особнячок к этим, не совсем понятным, пограничникам... Да всё без толку.
Опрашивали знакомых, свидетелей, даже где-то, кажется, произвели обыск...да только что же найдёшь-то, если человек растворился в воздухе без всяких там фокусов.

Была, правда, одна странность: на соседней улице, от дома где жила Павлина Ивановна, в этот же день бесследно исчез мужчина, но кто на это обратит внимание, да и кому искать какие-то связи и совпадения, которые может и к делу-то отношения не имеют.

На заборах, тумбах и столбах были расклеены по городу объявления о пропавшей без вести женщине с фотографиями, приметами и прочими подробностями, и провисели без малого две недели, но солнце, ветер и непогода превратили эти бумажки в лохмотья; и они ещё долго трепыхались на ветру, - вот всё, что осталось от Павлины Ивановны Зотовой.

Эта история правдива от начала и до конца, и записана со слов Тамары Петровны Сукис. Правда сама Тамара Петровна не очень-то верит в таинственность всего этого. По её версии подруга просто напросто потеряла память. Внезапно, необъяснимо, но тем не менее такое изредка случается с людьми. Наука и, в частности, медицина объяснить этого никак не могут.

Сукис даже показала пожелтевшую вырезку из газеты, где описан некий интеллигентный мужчина, севший на поезд в добром здравии и твёрдой памяти, то есть в рабочем состоянии, а сошедший на следующей станции Иваном, не помнящим родства. То есть человеком, забывшим не только куда и зачем он ехал, но даже и  своё имя с фамилией.
Это, мол, и с Павлиной произошло, заключила Тамара Петровна.

Всё это так, но есть одно "но", даже два: во-первых Павлина Ивановна настоятельно просила позаботиться о своём коте и поливать домашние растения, а это значит, что память она не теряла. Или, по крайней мере, не полностью. А во-вторых, мужчина никуда не исчез и остался как материальный объект, а несчастная женщина (пусть даже и беспамятная)  - бесследно растворилась в пространстве.
Хотя, может просто плохо искали?