- Видимо… я давно не ел ничего подобного. Помню, в Австрии, … мне говорили … , - бережно, словно неопытный хирург на своей первой в жизни самостоятельно проводимой операции, отрезал маленький кусочек сардельки, и преподнеся ко рту, глубоко засунул его туда вилкой. Так, чтоб уж точно не промахнуться. Движения были не только продуманы, но и чрезмерно перестрахованы на случай неудачи.
Аккуратно, неспешно жевал, иногда перемещая языком от левого края рта к правому.
Сок свежего мясного фарша тут же распространился попав на все вкусовые рецепторы, дал о себе знать, подступив к самому горлу, упрашивая скорее проглотить содержимое рта, но, не хотелось так просто дать покинуть его полость пище.
- …Такое состояние, будто провалился в очень глубокий сон, на гране смерти и … и, вот я чувствую еду. Потрясающий вкус!
- Вы были в Австрии?
- Нет. Но мой друг Иван Никифорович рассказывал, как удалось бежать из плена.
- Во Вторую мировую?
- В первую. После осколочного ранения в левую ногу. С тех пор плохо гнулась в левом колене. Там, разумеется кормили иначе. Баланда и каши, без мяса. Но, ему повезло в этой войне. Остался жив. Такая повседневная неприятность, как отсутствие достойного питания, нисколько не расстраивала его жаждущий жизни организм.
- После Первой мировой прошло много лет, а вы слишком молодо выглядите для ветерана, - подсознательно всё же пытался принять своего гостя, как чрезмерно много прожившего человека. Подсчитывал в голове, сколько же ему могло быть лет.
- В некотором роде, да. … это волей неволей приходится признать.
- Сколько он провёл в плену?
- Меньше года. Они бежали из лагеря в Вене, в угольном тендере паровоза, предстояло пробираться через Словакию, Польшу и Белоруссию в Киев. Весна. Снег давно растаял. Их особо и не искали.
Совсем недалеко от Вены, всего через 40 километров, в Штильфонде, рядом с рекой Морава, что в этих местах являлась границей с Словакией, паровоз зачем-то отцепили. Благо была глубокая ночь. Иван с друзьями незаметно покинул тендер. Все испачканные углём, голодные, но с кружащимися от воздуха свободы головами. Пятеро офицеров. Два штабс-капитана, капитан, поручик и подпоручик. Кажется так. … Но я могу ошибаться. Видите ли, мне важны подробности воспоминаний.
- Ваш друг капитан?
- Его звание было невелико. Поручик артиллерии. Не кадровый офицер, с детства увлекался техникой, работал инженером в Питере на Путиловском заводе.
- Где же они добыли еды?
- Вот! К этому моменту и подбираюсь. Благодаря тому, что все были черны, как городские трубочисты, нахождение на улицах этого городка могло привлечь внимание немногочисленных обывателей даже в предрассветный час. Решили пробираться к Мораве, и по дороге искать какой-нибудь кабачок. И он был найден сразу, в соседнем от маленького вокзала здании. Дверь не пришлось ломать. Зашли со двора. Там почему-то была открыта.
Колбаски, сардельки, вяленое мясо. За всю войну не доводилось видеть Ивану такое количество мясных, готовых к употреблению продуктов. Ели на ходу, сорвав с крюков, как можно больше, сколько могли унести. Пока не рассвело нужно было перебираться в Словакию.
Как оказалось, Морава была в этом месте не особо широкой. Всего метров шестьдесят, и никаких пограничников там в помине не было. Местные считали наличие природного препятствия вполне достаточным для предотвращения подобных тому, что предстоял им переходов границы.
И, тогда Ивану больше всего понравились Австрийские сардельки. Конечно, они требовали варения. Но, как же голоден он был! Говорил, тот вкус запомнился на всю жизнь.
И вы знаете. Ему удалось передать его мне на словах. …
Дело в том, что в концлагере… На Мудьюге многие часто вспоминали о еде. В итоге пришлось запретить эти ни к чему не ведущие, лишь лишающие последних сил разговоры.
Не колбаски, сосиски, или просто вяленое, копчёное мясо, а именно они остались в памяти моего друга. Может; дело было в том, что не имея времени действовали стремительно именно их первыми приметил висячими на крюке, тут же сняв связку и откусив от одной? – будто ища поддержки посмотрел на Клима.
Рассказывал так, будто всё это произошло именно с ним. Во всяком случае, подобно писателю перевоплощался, влезая в шкуру своего героя.
- Говорит, после длительного голода в лагере показались особенно, необычайно вкусны. Впереди меня ждало много голодных лет. Но рассказ о них моего друга, как и непостижимым путём передавшийся вкус остался со мной навсегда. Давал надежду на завтрашний день.
Вы знаете, есть места, где живут люди, которых все мировые катаклизмы не коснулись. Именно они сохранили и передали тот образ жизни, что на многие десятилетия станет забыт на моей Родине.
Ивану пришлось пройти много стран. Рассказывал о них в бараке, перед сном. Везде объединяющей их народы религией являлось христианство. Всегда интересовала меня тема понимания Бога на земле, простыми людьми. То, как важен для них, почему выбрали именно его, не оставшись в язычестве, как жили все их предки. Силой ли насаждалась вера, или принималась добровольно? Вот то, ставшее для меня главным именно в годы Первой мировой войны, после того, как бежал из Мудьюга.
Иван рассказывал, как отступали, затем шли в наступление. Потом, окопная война с небольшими подвижками. Пруссия, Польша, Восточная Германия, много стран на таком небольшом участке земной поверхности довелось пройти, по большей части пешком, или на телеге, и только пару раз поездом. Но прежде на этих территориях жили славянские племена. Как удалось, изменив общий язык раздробить их на национальности? Уничтожив объединяющее их прежде язычество, заменив, хоть и разъединившем своими концессиями христианством, придало свой, разительно отличающийся от того, в котором осталась основная масса славян, в виде Русских уровень жизни.
Иван Никифорович, в отличие от меня не ограничился севером. С самого детства увлекался Арктикой, где, впрочем, как и я хотел скрыться от суматохи окружающего мира. Это увлечение, возможно берёт начало в попытке понимания холодного безмолвия льдов, лишённых искушений, митингующих революционных толп, и имперски-завоевательно настроенных монархов. Тишина и безмолвие – вот то, что рождает истинную Веру.
Каждый человек живёт в своём собственном мире. Их множество. Сколько и людей. Но, объединяет все эти миры под своим началом, впрочем, как и людей - Бог.
Говорил долго, забыл; перед ним остывает расчленённая, лишённая головы сарделька. Сок вытекал из её тела на тарелку, проникая под ещё тёплое пюре, с маслянистой лужицей по центру, на месте, где была ранее вершина, а теперь оставалась продавленная ложкой впадина.