«Мертвому плач, а живому – калач» -
русская поговорка
Капелла на погосте
В нескольких верстах от замка Лоде находится лютеранская кирха. По названию местности именуется она Гольденбекской. На погосте – группки могил, в коих нашли свое упокоение местные бароны со своими семьями, затем уже графы российского подданства, да и прочие обыватели этого края. Могилу графа Буксгевдена, укрывавшего в Лоде от гнева императора Павла I его опальную фаворитку Екатерину Нелидову, можно также увидеть рядом с кирхой. В пределах погоста имеется капелла, куда по местным обычаям помещали останки усопших до захоронения. По крайней мере, так описывает местные достопримечательности российский историк П.И. Бартенев, посетивший Лоде в 1885 году (т.е. со времен трагедии прошло почти 100 лет!). В своих заметках об этом путешествии историк приводит рассказ местного пастора о том, что произошло после смерти Зельмиры.
В капеллу, что возле кирхи, кастелян фон Польман распорядился поставить гроб с принцессой. Заперев входную дверь, кастелян оставил у капеллы караул и вернулся в Лоде. Ночью солдаты, бывшие в карауле, услыхали крик, доносящийся из капеллы, и помчались в замок, чтобы сообщить о том кастеляну, но Польман вернуться к кирхе почему-то совсем не торопился…
Скоропостижная кончина принцессы Августы Брауншвейгской – Зельмиры – породила множество слухов. Причем те сведения, что почившая «гостья» Императрицы, якобы, была беременна и погребена в таком «положении», составляла только часть тех толков, что сопровождали трагичекую историю несчастной принцессы на протяжении еще нескольких десятилетий.
И все же, основной принимается версия о «романе» Зельмиры со своим опекуном фон Польманом. Кастелян, якобы, склонил принцессу к греховной связи, та «понесла» от него, а когда наступил отведенный природой срок, не смогла разродиться и умерла. Чтобы скрыть следы грехопадения – причем и своего, и Зельмиры, - Польман поспешил с захоронением, не допустив для освидетельствования усопшей ни доктора, ни прочих лиц.
Следует сказать, что такая версия могла возникнуть с подачи самой Екатерины, поскольку Императрица в своих письмах, например, к тому же барону Гримму, допускала некоторые двусмысленные выражения, описывая досуг Зельмиры и Польмана в Лоде. Но мог ли «благоразумный» Польман в свои 60 с небольшим так воспылать страстью к своей двадцатитрехлетней подопечной!? Впрочем, а почему же нет!? Кастелян замка был к тому времени, вроде как, вдовцом, а монотонное времяпрепровождение в сельской местности в обществе молодой особы может располагать к неким неосторожным телодвижениям…
Кроме того, не стоит забывать о тех эпизодах, которые мы упомянули в предыдущей главе. Зельмира была лишена общества своей компаньонки немки, а посланца её отца – герцога Брауншвейгского – некоего Шрёдера, к ней не допустили. Таким образом, отсутствовали документальные свидетельства её соотечественников о том, как случилась так, что молодая женщина 23-х лет, ничем особо не болевшая, внезапно скончалась, и в каком состоянии она была перед смертью.
Однако же вспомним, как отреагировала на известие из Лоде Императрица: «… она умерла от остановившихся кровей; с ней и прежде то случалось. Жаль её». Т.е. диагноз болезни, которой могла страдать Зельмира, был Екатерине известен и, видимо, не вызывал особых сомнений. А, может быть, Императрице просто было недосуг вникать в подробности случившегося, поскольку время было тревожное?
Царившую в то время в Санкт-Петербурге атмосферу тревогой назвать нельзя, поскольку, по свидетельствам современников, она была по-настоящему панической! За три без малого месяца до трагедии, случившейся в Лоде, в конце июня 1788 года шведская армия перешла границу Русской Финляндии и осадила крепость Нейшлот. Шведская эскадра курсировала у входа в Финский залив, готовая подойти к Санкт-Петербургу и высадить десант. Началась русско-шведская война 1788-1790 г.г.
Российская армия в это время вела боевые действия на южных рубежах страны, ввязавшись в очередную русско-турецкую войну. Поэтому граница со Швецией - и сухопутная, и морская, - фактически оставалась открытой, за исключением охранения нескольких крепостей и рассосредоточенного в разных портах Балтики флота.
Было ли при такой обстановке у Императрицы время и желание вникать в случившееся с Зельмирой?!
Не углубляясь в изложение военно-политической ситуации, сложившейся в результате вероломного нападения шведов – а на этот раз именно так и было, - приведем выдержки из записки, направленной Императрице графом Яковов Сиверсом – видным администратором того времени, уроженцем Лифляндии.
В своем письме Императрице от 9 июля 1788 года Сиверс особо указывал на незащищенность прибалтийских областей Империи и, в частности, Эстляндии, где находился замок Лоде:
«Балтийское море останется открытым, доступным неприятелю. Берега Эстляндии и Лифляндии хорошо ему известны. Ведь можно сделать десант без всякого сопротивления. Несколько тысяч человек (т.е. шведских войск) будут в состоянии требовать контрибуцию от всех городов и деревень, угрожая городам сожжением предместий. Наши три укрепленные места могли бы, при снабжении их гарнизонами и достаточными военными снарядами, противустоять неприятелю. Но так как они не имеют гарнизонов, то их значение равняется нулю, их можно взять, напав на них врасплох. Гарнизонные войска состоят из инвалидов, которые тридцать лет сряду не имели в руках оружия, из которых лучшие умеют только косить сено. Одна Рига нуждалась бы в 6000 человек для защиты, … Ревель в 3000. … Для меня крайне прискорбно объявить Вашему Величеству, что в случае высадки семи или восьми тысяч человек шведов, они займут обе провинции с их укрепленными городами в продолжение трех недель».
Напомним, что замок Лоде находится совсем недалеко от побережья Балтийского моря, и, при желании, захватить его шведам не составило бы никакого труда. Ведь из тогдашних его постояльцев вооружены были только кастелян фон Польман и два офицера-курьера, да и то, разве что, шпагами и парой пистолетов…