…а точнее, переключился на какую-то другую волну реальности, как это бывает, когда – оп! – и ты вдруг различаешь скрытый рисунок на стереокартинке[1].
Вокруг было темно и пахло чем-то застарелым и едким.
Маркус стоял босой на холодном похрустывающем полу, пытаясь убедить себя, что не происходит ничего экстраординарного. Просто… ну… некое видение, совершенно безобидное, которое, бесспорно, скоро закончится самым банальным образом.
Сзади ничего. Спереди и слева, в отдалении – желтоватый свет. Рваный, будто пережеванный, странноватый, который можно встретить разве на картинах Моне.
Бессознательно двинувшись к нему, Маркус сделал несколько коротких шагов и запнулся, ударившись носком о что-то холодное. В сторону с глухим звоном откатился жестяной таз.
Новообретенное чудо ночного зрения здесь явно не работало. Маркус испытал от этого ностальгическое облегчение, будто есть что-то хорошее в слепоте.
Под ногами, судя по всему, хрустела растрескавшаяся плитка, сплошь покрытая лоскутами ветоши и сухой листвой. Серые щербатые волны хаоса проступали перед ним словно аппликация на черном картоне. Еще свет выхватывал в темноте узкие полоски. Маркус понял, что это грани какой-то мебели – массивных длинных столов, стоявших в несколько рядов на равном расстоянии друг от друга.
Цех? Столовая? Или прачечная?
Ступая осторожно, он подошел к ближайшему, прикоснулся. Ладонь скользнула по слою пыли. Маркус брезгливо вытер ее о голое бедро, обнаружив, что лишен не только обуви, но и всей одежды.
Надо же… Хорошо, что воображение (он все еще считал происходящее плодом своей фантазии) не вытолкало его на Сан-Марко в разгар сезона. Иногда ему снилось, что он где-нибудь на площади или на приеме оказывается голым, ходит как ни в чем не бывало, принимает шампанское у официанта и беседует о погодах, не сразу понимая, что на него косятся.
Чувство так себе. Немного бодрит, конечно, но лучше бодриться другими способами.
Встретив на пути еще несколько тазов и нечто, оснащенное длинным рычагом и валиками, что он определил как реликтовую машину для отжима белья, Маркус убедился, что находится в заброшенной прачечной.
Наконец, продвинувшись вдоль столов на полсотни метров, он дошел до открытой стеклянной двери, выпустившей его на замусоренный кирпичный двор, окруженный постройками начала индустриальной эпохи.
Посреди двора на вычурной для такого места резной скамейке сидела мертвая дама с запрокинутым к небу лицом, бережно оттененным зонтом. Распущенные волосы спадали вниз, едва ни доставая земли. На плече у дамы сидела птица – белоклювый грач с бусинками-глазами, пристально следящими за пришельцем.
Сам не зная почему, Маркус кивнул ему в знак приветствия. Что еще страннее, птица ему ответила.
Профессор несколько постоял в раздумьях. Мертвые тела давно его не пугали – просто совокупность сведений и улик, упакованных в белковую оболочку: пол, возраст, причина смерти. Если вспомнить, что они студентами вытворяли в морге… (Говорят еще, что девушки боязливы!) Так смотрит на стеллаж старый библиотекарь, мельком отмечая пустое место, где обычно красуется коралловый корешок «Улисса». «Кто это настолько заскучал в жизни, что решился полистать этот фолиант?» – только и мелькнет в его голове с ноткой удивления.
В даме же, посаженной кем-то на скамью или прямо на ней скончавшейся, было нечто притягательное. Маркус попробовал разобрать подтекст этого магнетизма – композиция, эротика, любопытство? Но ни к чему определенному не пришел.
Сделав для приличия полукруг, он приблизился к скамейке с той стороны, где белые пальцы сжимали рукоять старомодной кружевной парасоли, стараясь разгадать морфологию этой постмортальной сцены. Однако никаких штативов и проволочек не обнаружил. Приходилось снова говорить себе, что все это происходит во сне – и так же снова себе не верить, настолько явственны были ощущения.
Пока Маркус словно краб двигался бочком по двору, грач с любопытством его рассматривал, склонив набок голову.
В результате описанной эволюции профессор приблизился к скамейке, готовый к привычной манипуляции с телом, но совершенно не представляющий, как реагировать на разумного вида птицу, которая откровенно за ним следила.
И только оказавшись вплотную, он понял, что мертвая на вид дама суть большая фантастического искусства кукла. Тонкие как волос, едва приметные трещинки разбегались по фарфору пальцев, запястья, шеи, поднимались к высоким скулам и терялись под добротным проклеенным париком.
– Охренеть.
__________________________
[1] Обычно, не знаю почему, это динозавр.
Далее http://proza.ru/2021/05/07/423