Начало Руси история глазами дилетанта

 
                ЗА МОРЕ, К ВАРЯГАМ,  К РУСИ…

 
«На Балтике скандинавы не были единственными
 мореходами и викингами. То, что только они
могли приходить по морю на Русь является
просто бездоказательной выдумкой норманизма».
( интернет форумы)

   Разговоры  о позднем происхождении «легенды о призвании варягов» возникли не сегодня.  На этом настаивал еще  Шахматов. В том или ином виде разделяли да и разделяют данную точку зрения и многие ученики, и последователи известного русского историка и филолога. Но сам Алексей Александрович шел еще дальше. Опираясь на «Новгородскую первую летопись младшего извода»,  в которой Шахматов видел отголоски более древнего, чем ПВЛ, «Начального свода», историк предположил, что  в самой   ранней версии «легенды о призвании варягов»  имя «русь» отсутствовало и попало в  Повесть временных лет задним числом, в ходе ее последующих редакций. Действительно, в тексте древнейшего «Комиссионного» списка НПЛ имя русь применительно к варягам  Рюрика не употребляется.  Оно появляется лишь в фразе: «И от т;х Варягъ, находникъ т;хъ, прозвашася Русь, и от т;х словет Руская земля; и суть новгородстии людие до днешняго днн от рода варяжьска», которую Шахматов так же считал более поздней вставкой. Поводом для данного предположения исследователю  послужило явное противоречие между рассматриваемой нами фразой и другим известием НПЛ , позже, продублированным Повестью временных лет, правда, уже  применительно к князю Олегу, что, в нашем случае, не столь принципиально.  Важно тут другое, сопоставляя и анализируя, доступные ему, тексты летописей Шахматов пришел к выводу, что: «Словене и Варязи назвались Русью на юге, в Киеве»  и, следовательно, в Начальном своде не могло быть фразы, в которой сообщается что: «Русью прозвались от варягов самые Новгородцы» . В качестве аргумента, в пользу своего предположения, помимо филологических изысканий, Алексей Александрович приводил и свидетельства летописей указывающих на то, что новгородцы, плоть до XIV в., русью себя не называли, подразумевая под этим словом население  сначала Киевской, а затем Суздальской земли. Поэтому, в реконструированном им «Начальном своде» «легенда о призвании варягов» выглядит следующим образом:
«Идоша за море к  Варягомъ  и  р;ша . земля наша велика и обилна, а наряда оу нас н;тоу. да поид;те  къ намъ княжить и влад;ть  нами. Изъбрашася  З брата  с роды своими, и пояша со собою дружину многу и предивну, и приидоша к Новугороду. И с;де стар;ишии в Нов;городЂ, б;  имя ему Рюрикъ; а другыи  с;де на Б;л;озер;, Синеусъ; а третеи  въ Изборьск;, имя  ему Труворъ. И от т;х  Варягъ   прозвашася Новугородьци ти суть людьє Нооугородстии от рода Варяжьска…
 И с;де Игорь, княжа, в Кыев;; и б;ша оу него мужи Варязи и Словене ( и оттол;  прозвашася Русью»). 
   Причину  же последующего появления в НПЛ и ПВЛ вставки отождествляющей варягов с русью Шахматов объясняет достаточно своеобразно. Русь, в его понимании, безусловно, варяги-скандинавы, которые собирали дань с разноэтничных племен Северо-запада Восточной Европы.  Но, поскольку, на северо-западе варяги выступали лишь сборщиками дани и не сумели организовать государства, считал историк, имя Русь не распространилось на окрестные, подвластные скандинавам племена, оставшись лишь «этнографическим обозначением Варягов».  Иная ситуация, по мнению Шахматова, сложилась на юге, где пришельцы строили города, создавали активные политические центры, в которых скапливались значительные воинские силы. Это, якобы, и привело к переходу имени Русь на местное население. Правда, в следующей своей работе, «Разыскания о русских летописях» Алексей Александрович еще больше  усложняет и без того непростое построение. Теперь у него: «Русь — это древнейший слой Варягов, первые выходцы из Скандинавии, осевшие на юге России раньше, чем потомки их стали оседать на менее привлекательном, лесистом и болотистом славянском севере. Эти вторые выходцы, потомки скандинавского населения, давшего и первых выходцев, стали известны уже не под именем Руси, а Варягов; впрочем, финские племена продолжали называть и новых выходцев из Скандинавии старым именем, как и до сих пор финны называют их все так же ( Ruotsi ). Впоследствии забывается и имя Варягов, несмотря на продолжающиеся сношения со Скандинавией: ее жители получают название Свей».
 Уж больно как то мудрено написано. Если следовать логике Шахматова буквально, то получается следующее: в давние-давние времена, пришли  в Приильменье и на Волхов, некие,  свеи (svear) - шведы, которых финны почему-то называли,  ruotsi.   Да, только, не понравилось им в лесистых и болотистых местах «славянского севера», и подались они на теплый и благодатный юг, где местные славяне стали называть сначала их, а потом и себя русью. И здесь возникает вопрос, и даже не один. От кого приднепровские славяне узнали, что пришельцев надо называть ruotsi-русь, от самих свеев или прибывшие с ними финны, таки, надоумили?  И почему тогда всех остальных, вновь прибывающих на юг, свеев-ruotsi, местные больше русью не называли, применяя по отношению к ним либо их собственный, пусть и слегка искаженный эндоним -свеи, либо безликий термин – варяги. И ладно бы только на юге. Почему даже на «славянском севере», уже к следующей  волне скандинавских находников, славяне перестали применять финское ruotsi, бытующее у финнов и по сей день, заменив его на все тоже – варяги, а затем и свеи? Неужели, действительно, как считал историк, со временем подзабыли…?  Как-то с трудом верится. Да и сам Шахматов в работе «Сказание о призвании варягов» пытаясь объяснить летописную фразу: «… сице бо с; звахуть и . вар;зи суть . ;ко се  друзии зъвутс; Свое . друзии же Оурмане . Анъгл;не  друз;и Гъте… » пишет о том, что на юге, в Киеве: «… помнили, что Русью назывались сначала только Варяги, и что лишь впоследствии имя Русь перешло и на остальное население Киевской области («Поляне, яже ныне зовомая Русь») и других областей подвластных киевскому князю». 
   Более того, по мнению Алексея Александровича, автор ПВЛ свято верил в то, что и на своей родине, в Скандинавии, какая-то часть варягов испокон веков носила имя Русь. А когда прибывающие с Балтики наемники объясняли ему, что варягами у них называют  только свеев (шведов), нурманов (норвежцев), готов (жителей Готланда) и англян (англов), летописца это не переубеждало. И чтобы как то разрешить возникшее противоречие, он заменил исходную фразу Начального свода «…и пояша со  собою дружину многу и предивну…», на «… по;ша по  соб; всю Русь». Теперь все становилось на место, теперь, как писал Шахматов, на возражения современных летописцу варягов он отвечал, что действительно сейчас на западе, среди народов, именуемых варягами, руси нет, поскольку ее всю, без остатка, вывез «за море» Рюрик с братьями. Но раньше она там была. Стремясь же еще более подкрепить свое предположение, по мнению Шахматова, летописец пошел на явный подлог, изъяв из Начального свода и фразу; « И от тех Варягов находников тех прозвашася Словени Варяги» и заменив ее фразой «… и  ;  т;хъ [Вар;гъ]  прозвас; Руска; земл;». Все, дело сделано, круг замкнулся, история написана.
  Собственно, почему я так долго и подробно рассматриваю версии и идеи Шахматова, озвученные им более ста лет назад? Причина вполне прозаична, несмотря на явные противоречия, встречающиеся в его работах, Шахматов и сегодня считается одним из наиболее крупных и  признанных авторитетов в области русского летописания. Многие его предположения и выводы подтверждаются новейшими исследованиями, а главное, именно так, часто, и рассуждают норманисты, подгоняя под свои изыскания летописную базу. Но так ли все просто, как кажется? Есть ли иные доказательства существования варяжской - скандинавской руси  или какой-то иной в том числе и  славянской руси в Балтийском регионе, на чем настаивают, в частности, антинорманисты, ?
В предыдущих главах вопрос этот, в целом, мною уже был рассмотрен. Снова возвращаться к ему не имело бы смысла, если бы не очередное «но», ставшее «камнем преткновения» на извилистых дорогах русской истории. Речь идет о ряде источников, согласно которых топонимы и гидронимы с корнем «рус/рос» зафиксированы на территории Западной Европы, в землях балтийских славян.
  На картах Германии, Польши, Литвы и сегодня  можно отыскать Россов (Rossow), Россин (Rossin), Росток (Rostock ), Роситц (Rositz), Руситц (Rusitz), Русса (Russe), Русна (Rusne), Рось(Ros) и ряд других похожих названий. Какое отношение все они имеют к балтийской, а тем более  славяноязычной,  руси сказать достаточно сложно. Особенно, если учесть, что часть  перечисленных городов  появилась гораздо позже рассматриваемого нами периода, а значит и вряд ли их названия сформировалась на базе славянских языков.
  Помимо звучащих «по-русски» населенных пунктов и рек, в активе балтославянской гипотезы есть и письменные источники, способные, по мнению антинорманистов, убедительно доказать присутствие славянской  руси на берегах Балтийского моря. Рассмотрим несколько наиболее часто цитируемых. Откроет наш список так называемый  «Устав Магдебургского турнира», создание которого приписывают императору   Генриху Птицелову.  Сей документ интересен для нашего исследования исключительно тем, что в нем  упомянуты  два русских князя - Bilmarus  princeps Russie  и Rodebotto dux Russiae .   Оговорюсь сразу, отношение медиевистов к «Уставу» всегда было более чем  осторожным. Серьезные сомнения в его подлинности, равно как в подлинности других «магдебургских грамот», опубликованных немецким историком Мельхиором Гольдастом в XVII веке, ученые высказывали дано. 
  Также маловероятна, по их мнению, и сама возможность проведения рыцарских турниров в Х веке. Куда более  предпочтительным  видится следующее столетие, а точнее  1066 год, когда на турнире  погиб Жоффруа де Прейли предполагаемый  «отец-основатель» турниров, кстати, сам же и написавший для них  правила.
 Есть, правда, в истории с «магдебургскими грамотами» один маленький  нюанс, игнорировать который мы не имеем права. О том что: «Устав о турнирах, того же времени и слово в слово» - помимо сочинения Гольдаста- « напечатан в Собрании грамот империи» , еще в  XIX веке поведал своим читателям  Ф.Л. Морошкин.   Имелся он, по словам исследователя, и в книге Крамера «Pommerische Kirchen-Chronica» опубликованной в 1603 году. Причем у Крамера дата издания «Устава» 935, а не 938 год, как это указано у Гольдаста и в найденных Морошкиным документах, что, по мнению ученого, полностью подтверждает подлинность  «Устава».
 Кроме того, насколько это можно судить по отрывку процитированному Морошкиным, речь в грамоте Генриха Птицелова идет, скорее, не о рыцарском турнире, в привычном для нас понимании, а о порядке: «разделения войск устроенных императором против врагов».  То есть «Устав» это нечто вроде штатного расписания, реестра армии франков, где подданным императора, согласно их социальному положению, определялось место в строю. Так, Bilmarus  princeps Russie, если верить Морошкину, согласно  списку  «Устава»,  должен был выступать в поход под знаменами самого Генриха I. А Rodebotto  dux Russiae, вместе с Vinslaus princeps Rugiae  стояли под стягом его брата, герцога Тюрингского, Оттона. 
  Можно ли целиком и полностью доверять изысканиям Морошкина и особенно его переводу и интерпретации текста «Устава» не имея в распоряжении, как  подлинники документов, так и другие,  альтернативные версии их переводов? Я, например, не знаю. Хотя на работы исследователя, и по сей день, активно ссылаются историки – антинорманисты, что, впрочем,  не может служить доказательством их непогрешимости. Да и «читают», и цитируют Федора Лукича его последователи, порою, весьма и весьма своеобразно. В подтверждение чему приведу несколько наиболее  показательных примеров.
  Латинская транскрипция имен русских князей мною  дана в том виде, в каком она помещена в трудах А.Г. Кузьмина. Причем, в ряде случаев, со ссылкой на самого Морошкина.  Однако в фотокопиях книги исследователя найденной мною в сети имена  князей записаны несколько иначе. Сравните сами. У Кузьмина -  Bilmarus princeps Russie, у Морошкина -  Bilimarus princeps Russie; у Кузьмина - Vinslaus  princeps Rugiae, у Морошкина - Wenceslavus princeps Rusciae. А теперь все это, сравните с именами, опубликованными  в книге А.Васильева «О древнейшей истории северных славян до времен Рюрика и откуда пришел Рюрик и его варяги», где черным по белому, причем, опять же, со ссылкой на Морошкина и Максимовича, написано: « В 937 году на Магдебургских турнирах Генриха-птицелова участвовали: Princeps Russiae Welemir; Dux Russiae Radebotta и Princeps Rugiae Wensesslav». 
   Понимаю, что перечисленные мною разночтения  не радикальны и возможно кому-то покажутся малосущественными. Хотя, по поводу имени Bilmarus можно и поспорить. Сдается мне, не каждый читатель в нем, сходу,  распознает славянина Welemirа, особенно если имя будет вырвано из соответствующего контекста. Но, как говориться – тут дело принципа.
  Впрочем, разночтения в  именах русских князей  магдебургского «Устава», это мелочь, по сравнению с искажением,  если не сказать, откровенной фальсификацией, других свидетельств, присутствия руси в Центральной и Западной Европе, имеющихся в статье Морошкина,  современными антинорманистами. 
    В частности, на страницах сборника «Изгнание варягов из русской истории» А.Г. Кузьмин пишет: « Город Любек в документах 1373 и 1385 гг. помещается «в Руссии».  При этом известный историк ссылается на уже знакомую нам книгу А. Васильева.  А тот, в свою очередь, на статью Морошкина. Такой вот получается замкнутый круг. Но хуже другое.  В действительности у Морошкина речь идет не о Любеке (Lubeck), городе на севере Германии, а о Любиче (Lubus) – городке, близ Франкфурта на Одере: «вниз по течению Одера, верст на 20-ть, на левом берегу сей реки».  Но и это еще не все. Как выясняется, до Любича кафедральная церковь, переносу которой в Фюрстенвальд , собственно, и посвящена грамота  епископа Любецкого, Петра I, издревле находилась в «Горицiи близ Франкфурта (in Goritia prope Frankoforde)» .  И именно там, считал сам Федор Лукич, и «должно искать» Руссию, а отнюдь не на берегах Балтийского моря в устье реки Траве, как пишет об этом Кузьмин. Такое вот, получается, своеобразное прочтение источников и работ предшественников современными исследователями. Что это, сознательная фальсификация, подгон под заранее намеченный результат или банальная небрежность в работе с источниками?  Судить не берусь. Только утверждение, что Любек в документах 1373 и 1385 гг. помещается в «Руссии», по-прежнему  кочует из одного антинорманисткого издания в другое. Как, впрочем, и следующее высказывание Кузьмина,  в уже упомянутом мною сборнике «Изгнание норманнов из русской истории» написавшего: «В «Хождении на Флорентийский собор» в 1437 г. митрополита Исидора отмечено, что «кони  митрополичи гнали берегом от Риги къ Любку на Рускую землю». 
Во всех найденных мною в сети текстах «Хождения» вместо «Руской» указана «Курская» земля, под которой переводчики подразумевают Курляндию. С чем сам Аполлон Григорьевич, пользовавшийся, по его словам более древним списком «Хождения» категорически был не согласен. Перед нами тот редкий случай, когда нет необходимости даже искать древнейшие списки «Хождении на Флорентийский собор»,  чтобы понять глубину заблуждения известного историка. Достаточно просто до конца дочитать  текст: «А кони митрополичи гнали берегом от Риги къ Любку на Курскую землю, а поперек Жемотские земли 3 дни, и оттоль на Прускую, и оттоль на Баморьскую землю, и оттоль на Жунскую землю, и оттоль на Висмертьскую, и оттоле к Любку».
По сути, приведенный отрывок, это  описание маршрута русского церковного посольства из Москвы во Флоренцию состоявшегося в 1437 году. И если следовать тексту перевода,  буквально, то получается что, выехав из Риги  «кони митрополичи» направились в Курляндию, затем,  через Жемотские земли   в Пруссию, оттуда, по Поморской земле , путь посольства пролегал сначала к Штральзунду , затем к Висмару ,  и лишь потом  уже  к Любеку.
Все вполне  последовательно и логично. И если не выдергивать из рассматриваемого нами текста отдельно взятую фразу, любые основания помещать Любек в некую Курскую или пусть даже, по Кузьмину – Рускую землю, исчезают сами собой. Единственно, вот что еще хотелось бы добавить, появлению Руской земли в первых списках «Хождения на Флорентийский собор», датируемых XVI веком, возможно и иное объяснение, нежели оплошность анонимного автора, исправленная переписчиками XVII века.  Вот только к Любеку все это, по-прежнему, не имеет никакого отношения. Речь в «Хождении», скорее всего, шла о Неманской  Руси, упоминания  о которой встречаются в сочинениях средневековых авторов и историков XVIII-XIXвв.
  В частности, в «Житии св. Ромуальда»  составленном Петром Дамиани ,  устье Немана названо Русью, а местный король Нетемир – королем русов (regem russorum).  Из Пруссии: « где издавна назывались Курский залив  Русною, северный рукав Немана, или Мемеля, Руссою » выводит Рюрика с братьями и «Степенная книга» XVI века.  Русью называлась неманская область и в приписке к «Житию Св. Антония Сирийского» (XVI в.) Да и сегодня крупнейший остров Литвы, расположенный в устье Немана носит название Русне   и входит в состав Русненского староства известного с XVвека. В «Хронике земли Прусской» написанной  Петром из Дуйсбурга (XIV в.) упоминается нобиль из Судовии по имени Руссиген  (Russigenus)  принявший крещение в конце  XIII века,  там же рассказывается и о разорении в 1322 году рыцарями Тевтонского ордена прусских областей  Вайкен  , Руссигена   и Ариогала.
 То есть, некая «Русь» в нижнем течении Немана  в описываемый нами период все-таки существовала. А значит спорную  фразу из «Хождения на Флорентийский собор» можно прочесть и так: из Риги посольство отправилось на «Рускую» землю, в низовья Немана, перед этим, в течении трех дней передвигаясь по территории жемотских племен. Остается только выяснить, была ли неманская Русь этнически славянской. Сугубо, на мой взгляд – нет. По крайней мере, убедительных доказательств тому ни в работах антинорманистов, ни в трудах средневековых историков я не нашел. Не спасают ситуацию и попытки антинорманистов объявить славянами   родственное пруссам балтийское племя скальвов (skalowowie), также, обитавших в нижнем течении Немана, по соседству с куршами. Но, в любом случае, Неманская Русь, это, пожалуй,  единственная Балтийская «Русь», существование которой более-менее подтверждено средневековыми хрониками.
  А теперь, снова,  ненадолго, вернемся к русским князьям магдебургского «Устава». Поскольку есть вероятность, что именно они могут послужить ключом к пониманию ряда дискуссионных моментов из сочинений византийских историков.
  Независимо от того когда был написан «Устав Магдебургского турнира» упоминание русских князей в документах германской империи не вызывает сомнения. Как не вызывает сомнения и тот факт, что все упомянутые здесь князья были подданными императора франков.  Остается выяснить, где  располагалась  эта, неизвестная историкам «Русь», князья которой носили имена Bilmarus и Rodebotto. Поскольку, очевидно, что к Киевской Руси они отношения не имели. 
  На первый взгляд, самым разумным или простым, с учетом свидетельства Морошкина о существовании некой Руссии на берегах Одера,  было бы объявить Bilmarusа и Rodebotto  выходцами  из «Восточной Германии», тем более что все рассматриваемые нами известия вписываются в определенные хронологические рамки.  Но с другой стороны, Федор Лукич сообщает, что имя Rodebotto наиболее часто встречается в Моравии, на Карпатах, в Баварии и Тюрингии.  Вот Тюрингия то и представляет для нас определенный интерес.
  Помимо перечисленных выше русских князей из магдебургского устава в сочинениях западноевропейских авторов начиная, как минимум, с  XIII века появляются и другие «русские» подданные императоров франков. Речь идет о  потомках Генриха I фогта фон Плауэна (+ 1303 гг.).  Средний сын, которого, Генрих I Рейсский  (+ 1295 г.), в грамоте 1266 года называется «русским» (Henricus advocatus de Plawe dictus Ruthenus).    У исследователей до сих пор нет единого мнения по поводу происхождения столь странного «псевдонима» у потомка основателя династии  Плауэнов.   Наиболее вероятными считаются две версии. Согласно первой, «Русским» Генриха I стали называть в ходе его победоносных войн с некими русами (die Ruthenen), в которых историки видят поляков или население Западной Руси. Согласно второй -  после женитьбы Генриха на русской «принцессе», предположительно из рода Даниила Галицкого. Насколько обоснованны обе перечисленные мною версии, судить не берусь. Источников способных прояснить  ситуацию практически не сохранилось. Но есть в этой истории, вот какой  любопытный момент.  В Тюрингии, на границе с Саксонией-Анхальт, расположен небольшой городок Росслебен (Rossleben)  название которого  переводится как «Россы живут» или  «Жилище россов».  Основан Росслебен  не позже второй половины IX века,    что само по себе наводит на определенный размышления. Подразумевает ли название городка, что в нем некогда жили некие россы или руссы, или речь идет о жилище коней,   то есть «конюшне», выяснить  вряд ли когда-нибудь удастся.  И о данном топонимическом  казусе можно было бы не вспоминать, если бы не присутствие «по соседству» других «русских» топонимов Rossla   и Rosslau , а в прошлом и самих германских княжеств Рейсс (Reuss).
  Настаивать на том, что между  названиями упомянутых выше городов, происхождением «русской ветви» династии фон Плауэнов и русскими князьями из магдебургского устава существует какая-то связь, я не буду. Слишком все эфемерно. Но с другой стороны,  присутствие такого количества топонимов с корнем рус/рос, на смежных и соседних территориях, не позволяет все списать  на случайные совпадении, а значит, проблема требует дополнительного изучения. Особенно, в контексте, ряда известий византийских историков  середины Х века все еще ждущих своего объяснения. Речь идет о  Хронике Продолжателя Феофана и Хронике Симеона Лагофета, в которых сказано,  что русь нападавшая на Константинополь в 904 и 941 году  происходит от рода франков.
  В большинстве случаев, данное определение исследователями, особенно из стана норманистов, рассматривается как прямое доказательство скандинавского происхождения руси, либо как указание на ее германоязычность. Также,  предполагается, что византийские хронисты Х века, не мудрствуя лукаво, заменили незнакомое им слово варяги (;;;;;;;;) на более понятное - франки (;;;;;;;), что и послужило поводом для появления этого историко-этнического недоразумения. О несостоятельности приведенных мною выше гипотез не так давно, в работе «Русь «от рода франков»», написал А.А. Горский, предложивший свое собственное решение проблемы. Вкратце, оно сводится к следующему… Задавшись целью женить  Святослава на представительнице византийского императорского дома княгиня Ольга могла сознательно подбросить византийскому двору информацию о франкском происхождении руси. Точнее, правящей верхушки Руси, которая, следуя представлениям норманистов: «имела норманнское происхождение». Исходя из этого Горский, предполагает, что  заявление  о  родстве русов с франками - « вполне  могло не быть чистым вымыслом» - дипломатов княгини – «а иметь определенные основания». Тем более  что: «… предводители викингов нередко нанимались на службу к Каролингам и получали в держание те или иные приморские территории для обороны их от других норманнов.».  Причины, побудившие Ольгу пойти на эту, пусть, и частичную фальсификацию родословной руси, согласно гипотезе историка, весьма прозаичны. Дело в том, что законы Византии запрещали матримониальные связи императорской семьи с представителями иных народов, исключение составляли лишь франки.
 Трудно сказать, что помешало заключению брака между Святославом Игоревичем и, по версии Горского, дочерью Константина Багрянородного, необоснованность доводов княгини Ольги или какие-то иные причины. Только, сдается мне, греки вскоре горько об этом пожалели. Впрочем, это уже другая страница русской истории. Мы же давайте снова вернемся к тому, с чего начали, к «немецкой» Руси.
  Гипотеза, высказанная А.А. Горским, выглядит вполне убедительной и обоснованной, и, как версия, имеет полное право на жизнь. Единственно, вызывает вопросы его предположение о том, что: «Первоначальным следует считать упоминание о происхождении руси от франков, общее для двух редакций Хроники Логофета и Хроники Продолжателя Феофана – в рассказе о походе Игоря 941 г. Следовательно, появилось данное определение руси либо около 948 г., либо несколько ранее, но не раньше 941 г.».   
   То есть, если я правильно понимаю мысль историка, определение руси, как происходящей от рода франков, в греческих источниках появилось задолго  до поездки княгини Ольги в Византию, состоявшейся, по мнению большинства исследователей в 957 году. Тогда причем тут сватовство Святослава, которому в 948 году исполнилось не более 6-ти лет?
Вступает в противоречие с выводами Горского и его собственное убеждение в том, что греки, хорошо знавшие франков, умели отличать их от норманнов. К тому же, в византийской литературе термин «франки» применялся исключительно к населению территорий подвластных  Карлу Великому и его потомкам. Чего, даже с натяжкой,  нельзя сказать о жителях Скандинавии. Следовательно, предполагаемое норманнское происхождение  русских князей никоим образом не давало им право причислять себя к  роду франков. Если только в основатели династии не назначить норманна, состоявшего на службе Каролингов.
  И такой норманн  отыскался. Им давно, хотя, по-прежнему, бездоказательно считается Рорик Ютландский, датский конунг  в течении ряда десятков лет состоявший в вассальных отношениях сначала с Людовиком Благочестивым, а затем  его сыновьями. Более подробно о тождестве  Рорика Ютландского и летописного Рюрика  мы поговорим в главе посвященной самому основателю династии. Пока же отмечу следующее. Во всех доступных историкам хрониках Рорик Ютландский называется исключительно даном или норманном. И даже  годы  правления в Дорестаде и Фрисландии , не сделали его частью имперского истеблишмента. Для франков Рорик навсегда остался чужаком, с, о многом, говорящим  прозвищем – «Язва христианства».
 Могла ли столь неординарная, если не сказать – одиозная личность дать основания для объявления франками его реальных или, что более вероятно, мнимых потомков вопрос достаточно спорный. Куда больше шансов для этого имелось бы у выходцев из «немецкой»: Тюрингской, Бранденбургской или даже Неманской «Руси». Но, к сожалению, на основании имеющихся в распоряжении историков источников доказать данное предположение, на сегодняшний день, не представляется возможным.
  Что бы окончательно распрощаться с русскими князьями магдебургского «Устава» и перейти к рассмотрению других свидетельств существования Балтийской Руси  приводимых антинорманистами  поговорим  еще об одном разночтении, обнаруженном мною в сочинении Морошкина. Речь идет о Vinslausе  princepsе Rugiae (Винслаусе князе Рюгена), в статье историка переименованном в Wenceslavusа princepsа Rusciae. И ладно бы дело было только в имени, но не понятно из каких соображений Rugiae у Морошкина превращается в Rusciae. Хотелось бы знать, это собственная инициатива исследователя, возникшая под влиянием антинорманских идей или так, действительно, было записано в найденных Морошкиным документах? Интерес мой, отнюдь,  не праздный, ведь именно Рюген,  большинство сторонников существования Балтийской Руси, считают едва ли не основным претендентом на ту самую Русь, откуда Рюрик с братьями пришел в Ладогу.   Проблема же заключается в том, что помимо «Магдебургских анналов», где в записи за  969 год жители о. Рюген называются русци (Rusci), да приведенной выше  цитаты из «Устава  Магдебургского турнира», в транскрипции Морошкина, других источников, подтверждающих, что в Х веке население Рюгена именовалось Русью, у исследователей нет.
  Между тем, как установили польские ученые, Магдебургские анналы были составлены не ранее XII века на основе Пражских и Краковских анналов, то есть задним, по отношению к рассматриваемому нами  периоду, числом, когда смешение понятий «руги» (rugi), «рутены» (rutheni) и «русы/русские» стало практиковаться  в сочинениях западноевропейских авторов.  В синхронных же источниках слово «rusci» к населению Рюгена не применялось, авторы Х века называют его ранами (rani) или  руянами/ружанами (ruani-ruiani-roiani-rugiani-rujanen), реже ругами (rugi). Сам же остров хронистам был известен как Руян (Ruian), Rugen (нем.), Rugia (лат.). Ранами, называли себя и сами жители острова, о чем имеется недвусмысленное свидетельство немецкого аббата Вибальда (1149 г.) написавшего: «… страна, которая по-немецки зовется Руяна, а по-славянски Рана» («… a Teutonicis Ruiana, a Sclavis autem Rana dicitur»).   Но все это, как выясняется, совершенно не мешает антинорманистам выдавать желаемое за действительное и на полном серьезе продолжать писать о тождестве жителей Рюгена и русов ПВЛ, и об  этническом родстве руян с жителями Киевской Руси.  Тот же Трухачев, высказав предположение, что латинское название  Rutheni возникло: «… возможно, как фонетическое подражание вероятному самоназванию «русины» - и, указав на то, что оно – «… часто применялось в европейских средневековых источниках к киевским русам и значительно реже – к прибалтийским ранам» , делает далеко идущие выводы об этническом тождестве русов и ранов между собой. Но что гораздо  хуже, уверовав в правильность собственных выводов и вопреки им же приведенным свидетельствам  самоназвания жителей Рюгена - раны,  иначе чем «русинами» ранов не называет.
   Между тем, как показал в своих работах А.В. Назаренко , впервые термин «Rutheni», применительно к киевским  русам,  зафиксирован в «Аугсбургских анналах» начала XII века и лишь после этого он стал употребляться в сочинениях других западноевропейских авторов и распространяться, в том числе,  и на население острова Рюген.  В том, что термин имеет книжный, «ученый» характер и появился из « … античной ономастической номенклатуры по принципу либо той же территориальной приуроченности, либо большей или меньшей созвучности»  на сегодняшний день не сомневается большинство  историков и филологов.  Объясняется данная тенденция определенной традицией в историографических жанрах византийской и латиноязычной литературы того периода. Так, русь в сочинениях греков часто именуется «тавроскифами», венгры – «гуннами», а даны у западноевропейских авторов – даками (daci). Прямое же указание на античные корни традиции  отождествления руси и Ruthen(ов)  Назаренко находит  в трактате «Императорские досуги» начала XIII в., где говорится: « Польша одной из своих оконечностей граничит с Русью, которая (зовется) также Рутенией; о ней Лукан (пишет): Вот и давнишний постой уходит от русых рутенов» ( Polonia in uno sui capite contingit Russiam,quae et Ruthenia, de qua Lacanus: Solvuntur flavi longa statione Rutheni).   Причину же появления этих и подобных им ассоциаций ученый видит в наличии: «… среди латиноязычных вариантов имени «русь» форм типа «Ruzeni», «Rusceni», «Rusciani».  То есть, по сути, отождествление русов и рутенов возникло и до сих пор зиждиться  на базе трех составляющих: созвучии, литературной традиции и плохой осведомленности средневековых авторов  в истории и географии описываемых ими народов. Последний пункт,  в полной мере, относится и к рассматриваемому нами  выше вопросу  тождества киевских русов и рюгенских ранов. Тот же Герборд,  на которого ссылается Трухачев, постоянно путает не только народы,  но и события, происходившие в описываемый им период, как в Западной Европе, так и в Киевской Руси.
  Пожалуй, единственный случай, когда жители Рюгена достоверно названы русскими, зафиксирован в послании папы Бенедикта XI датируемом 1304 годом. В нем понтифик обращается к рюгинским князьям Виславу и Самбору, как к «князьям русским» (Principibus Russianorum).   Относиться к данному известию скептически, равно как и критически заставляет не только дата 1304 год,  но и помещенное  в труде А.И. Тургенева и датируемое 1308 годом послание Папы Клемента V  к Стефану Урошу, королю Сербии, в котором сей, балканский, правитель также назван «королем русов» (Regi Russiae).  Очевидно, что здесь мы снова столкнулись с типичной для того времени путаницей в названиях, вызванной созвучием, традицией и плохой осведомленностью в области истории и географии. «Russianorum», применительно к князьям Рюгена, скорее всего, возникло как следствие все того же книжного, т.е. видимого, надуманного «тождества» понятий  русы-рутены-раны, обусловленного созвучием ruani-rutheni. Цепочка подмены понятий могла складываться следующим образом. Сначала более ранние формы названия русов - Ruzeni/Rusceni, под пером средневековых хронистов,  трансформировались в  Rutheni. Затем, то же самое произошло и с ранами, из Ruani  превратившихся в  Rutheni. А потом, в ходе путаницы с применением термина Rutheni и исходя из общности, близости языков балтийских славян и населения Киевской Руси, ранов также стали именовать русами/русскими.   «Russiae», по отношению к правителю Сербии, возникло, возможно, и как производное, от «rutheni», и, как отголосок древнего названия Сербии – Рашка (Ra;ka).
   Аналогичная ситуация складывается и с  этнонимом - руги (rugi), также периодически применяемым западноевропейскими авторами к населению Киевской Руси,  жителям о. Рюген, и  некоторым другим славянским народам Западной и Центральной Европы, правда, гораздо реже, нежели этноним - rutheni. И если с рюгенскими ранами все, более-менее, понятно, само название острова дает основания называть его жителей ругами, то вот с киевскими русами все гораздо сложнее.
   По большому счету источников, в которых  Русь называется Ругией (Rugorum) не так уж и много. В трудах А.В. Назаренко приводиться пять:  «Раффельштеттенский таможенный устав» , «Продолжение хроники Регинона из Прюма» , «Деяния герцогов Нормандии»,  «Генеалогии Вельфов»,  «Законы Эдуарда Исповедника».  Все остальные отождествления, включая дипломатические и историографические,  особенно это касается грамот Магдебурской кафедры и ряда других анналов, по  мнению историка, возникли благодаря стараниям магдебургского архиепископа Адальберта или  как прямые заимствования из его труда  «Продолжение Регинона». 
  Исповедуя принцип  - доверяй, но, по возможности,  проверяй и, испытывая, как, надеюсь, в этом уже мог убедиться читатель, обоснованный скепсис                к переводам и интерпретации  сведений иностранных источников о Руси российскими историками, неважно из какого лагеря,  я не поленился ознакомиться с доступными в сети перечисленными   Назаренко источниками. И вот что выяснилось.  Единственное прямое указание на тождество Ругии и Руси зафиксировано лишь в  «Законах Эдуарда Исповедника», в рассказе о бегстве английского принца Эдуарда, после смерти его отца Эдмунда II Железнобокого: «… в землю ругов, которую мы называем Руссией».  Да и то, ряд исследователей считает, что речь, в сочинении  Роджера из Ховедена, идет не о Киевской, а какой-то иной Руси, что, пока, не суть важно.
  С остальными источниками, якобы, отождествляющими Ругию и Русь дело обстоит куда хуже. Дабы ни быть голословным процитирую и их. В «Раффельштеттенском таможенном  уставе» руги упомянуты в фразе посвященной славянским купцам: «Славяне же, приходящие для торговли от ругов или богемов, если расположатся торговать в любом месте на берегу Дуная или в любом месте у роталариев или реодариев, с каждого вьюка воска [платят] две меры стоимостью в один скот каждая; с груза одного носильщика — одну меру той же стоимости; если же пожелают продавать рабов или лошадей, за каждую рабыню [платят] по одному тремиссу, столько же — за жеребца, за раба — одну сайгу, столько же — за кобылу. Баварам же и славянам из этой страны, покупающим и продающим здесь, платить ничего не требуется». 
    Вопреки мнению австрийских и немецких ученых, считавших что руги «Устава»,  это, перенявшие имя древних германцев-ругов, славяне в Х веке обитавшие  в бывшем Ругиланде,  Назаренко утверждает, что руги -  это славянские купцы, приходившие в Баварию из Киевской Руси. Не будем вдаваться в подробности, и скрупулезно изучать аргументы сторон, в данном случае это не принципиально. Главное тут другое, в рассматриваемом нами документе, в отличие от цитаты из «Эдуарда Исповедника»  нет прямого указания на тождество ругов и руси, и все выводы о таком тождестве делаются Назаренко и его сторонниками сугубо умозрительно на основании других, косвенных улик, с чем категорически не согласны  их оппоненты.
  Аналогичная ситуация складывается и со свидетельством «Генеалогии Вельфов». Я, например, не знаю какую нужно иметь фантазию, чтобы из фразы: «Этот Куно породил четырех сыновей, Эгеберта, штаденского маркграфа, Леопальда, Лютольда, Куно, и четырех дочерей, одна из которых  вышла замуж за того Рудольфа, другая за некоего из (дома) Ринвельден, родственника Царингов, третья – за короля ругов, четвертая – за графа Андхес»,  выудить информацию о том, что под «королем ругов» следует понимать киевского князя Владимира Святославовича,  по версии Н. Баумгартена,  или его брата Ярополка Святославовича, по версии А.В. Назаренко. Но в любом случае, и здесь прямого указания на то, что  Ругия - это Русь, нет.
   К сожалению, русского перевода «Деяний герцогов Нормандии» Гильема Жюмьежского мне найти не удалось. Поэтому придется довериться Назаренко написавшему, что  норманнский средневековый хронист: «говоря о женитьбе французского короля Генриха I на Анне Ярославне ок. 1050 г., называет Ярослава Мудрого «rex Rugorum».  Если это так, то «Деяния» можно рассматривать как второй подтверждающий, хотя и косвенно, тождество Ругии и Руси, документ.   
 Выводы же о тождестве ругов и русов в «Продолжение хроники Регинона из Прюма» исследователи делают, в основном, опираясь на сообщение, датированное 959 годом в котором говорится: « Посланцы Елены, королевы ругов, крестившейся при Константине, императоре Константинополя, прибыли к королю прося (неискренне, как позднее выяснилось) дать для этого народа епископа и проповедников». 
   Еще Карамзин высказывал сомнения в том, что под Еленой, королевой ругов  следует подразумевать нашу  княгиню Ольгу. «Отец» русской истории  считал, что в данном случае  речь  идет об Helenе von Rossow, родственнице императора Оттона,  происходившей  из  знатной Бранденбургской фамилии,  которая действительно посещала Константинополь и, по версии Карамзина, после крещения проповедовала на острове Рюген.  Разделял точку зрения историка и Морошкин, правда, видя в ругах Продолжателя Регинона не рюгенскую, а Брандербургскую Русь, что, на мой взгляд, куда ближе к истине.
  Почвой для сомнений исследователям послужило полное отсутствие в древнерусских источниках, каких либо указаний на посольство княгини Ольги к императору франков, да еще с просьбой прислать епископа для обращения Руси в католическую веру. К тому же, кроме западноевропейских, нет иных свидетельств и пребывания папского легата  Адальберта в Киеве. Есть и другие причины позволяющие историкам усомниться в идентичности княгини Ольги и Елены, королевы ругов. В частности, за исключением «Продолжателя Регинона» и «Повести временных лет», в рассказе о крещении княгини сообщившей ее крестильное имя - Елена   ни один другой как византийский, так и  западноевропейский источник  Ольгу Еленой не называет.  Грекам и франкам она известна исключительно под своим  собственным именем -  Olga  или Elga. Кроме того, в других, доступных исследователям, западноевропейских источниках сообщающих о том, что послы ругов (rugi) или русов (rusciae) обратились к императору Оттону  «с мольбою, чтобы он послал кого- либо из своих епископов, который открыл бы им путь истины»,  имя русской княгини, вообще, не упоминается. Показателен здесь и еще один непреложный факт, списки анналов, в которых этноним руги заменен на этноним русы датируются XI-XII вв. То есть, все тем же периодом, когда подмена или отождествление  понятий руги-русы-рутены стало распространенной практикой в латиноязычной историографической литературе.
   Словом, перед нами очередной, типичный для русской истории случай, когда каких либо окончательных выводов, ввиду отсутствия более информативных источников, сделать практически невозможно. Поэтому, опираясь на мнения А. Никитина писавшего, что «… до сих пор никем не доказано, что «руги» Регинона Прюмского тождественны «русинам», а тем более — росам/руссам»,  не будем и мы расценивать рассматриваемый нами источник как доказательство этого тождества.
   И так, что получается? По сути, достоверными известиями о тождестве русов и ругов в сообщениях средневековых западноевропейских источников можно признать лишь два -  «Законы Эдуарда Исповедника», написанные в XII веке и «Деяния герцогов Нормандии», вторая половина XI века. Все остальные свидетельства требуют дополнительных исследований и доказательств.
  Почему я так много места уделяю рассмотрению вопроса тождества ругов и русов, русов и рутенов? Разве это так важно для понимания и объяснения происхождения Древнерусского государства и русского народа? Возможно, кому то это, даже, покажется ничего не значащей мелочью, но в действительности все гораздо сложнее. В книге А.Г. Кузьмина  «Откуда есть пошла Русская земля» известный российский историк приводит список   из 162 источников, которые, по его мнению: «почти не используются в научных исследованиях из-за того, что они не укладываются в принятые норманистские и антинорманистские концепции начала Руси». 
  Так вот, открывает список Кузьмина римский историк Тацит , в I в. н.э. помещавший германское племя ругов на южном берегу Балтийского моря.
Я понимаю, что протянув связующую нить между античными  ругами,  и ругами, из сочинений западноевропейских средневековых авторов, под которыми, большинство антинорманистов подразумевают жителей Киевской Руси, известный историк,  тем самым стремился удревнить русскую историю. Но, нужна ли самой русская истории  такая медвежья услуга? Ведь ничего иного кроме сарказма со стороны норманистов и просто трезвомыслящих ортодоксальных историков подобные экстраполяции не вызывают. Да и не нуждаются русские в сомнительных предках, нам хватает и вполне реальных.
Однако, «Список Кузьмина», в том или ином виде, неизменно кочует из одного антинорманистского издания в другое, где читателей продолжают потчевать рассказами о русских графах, великанах и королях в окружении Карла Великого или враждующих с ним, ссылаясь при этом на французские баллады и поэмы XII-XIV вв..     Французское графство Roussillon, даже с учетом его древнего названия Ruscino, выходцами из которого были некоторые из упомянутых в поэмах персонажей, имеет такое же отношение к Киевской Руси, как американские индейцы к Индии. Хотя, безусловно, часть приведенных Кузьминым свидетельств требуют более тщательного изучения, поскольку события, описанные в них имеют отношение к каким-то иным, неизвестным ортодоксальной истории Русиям, что, впрочем, не является указанием на их генетическую и историческую связь с древнерусским государством.
  Но вернемся к рассмотрению остальных свидетельств существования Балтийской Руси позаимствованных мною из арсенала антинорманистов.  В сочинении Адама Бременского (XI в.) под названием «Деяния архиепископов Гамбургской церкви» говорится,  что остров Семланд : « соседний с руссами или полонами».  Если понимать процитированную фразу буквально, то получается, что Адам Бременский как бы ставит знак равенства между русами и поляками, что с учетом ряда других источников, речь о которых пойдет ниже, говорит в пользу существования некой Руси в пределах Польши или побережья Балтийского моря. И  здесь мы снова сталкиваемся с проблемой точности перевода. Дело в том, что в сети, на сайте «Восточная литература: Средневековые исторические источники Востока и Запада»  мною найдено три независимых варианта перевода сочинения средневекового немецкого хрониста.  Наиболее часто сторонники балтославянской Руси апеллируют к первому, приведенному  выше переводу, сделанному в 1989 году М.В. Свердловым.  Но уже в переводе В.В. Рыбакова, выполненном  в 1999 году, рассматриваемая нами фраза выглядит  несколько иначе: «Третий остров именуют Семландом, он соседствует с областями руссов и поланов».  Как видим, знак равенства между руссами и поланами исчезает, зато появляется вставка «соседствует с областями», чего у Свердлова нет. А  в еще более новом, и, надо полагать,  уточненном, переводе И.В. Дьяконова (2010 г), Семланд превращается в Земландию , слово «областями» исчезают, а поланы  становятся привычными нам – поляками.
   «Не принципиально», возразит читатель – «От того, что один переводчик,  для изящности предложения, добавил слово «областями», а другой  поланов трансформировал в поляков  суть  написанного Адамом Бременским не поменялась». Как сказать! Как и во всех приведенных мною выше примерах, тут многое зависит от понимания и последующей интерпретации текста.  Противник существования Балтийской Руси, отыскав во второй книге «Деяний архиепископов гамбургской церкви» фразу: «… оттуда – до провинции Земландии, которой владеют пруссы. Путь этот проходят следующим образом: от Гамбурга или от реки Эльбы до города Юмны по суше добираются семь дней. Чтобы добраться до Юмны по морю, нужно сесть на корабль в Шлезвиге или Ольденбурге. От этого города 14 дней ходу под парусами до Острогарда Руси. Столица её – город Киев, соперник Константинопольской державы»,  смело станет утверждать, что речь у хрониста идет исключительно о Киевской, а не какой либо иной Руси. На что, сторонник балтийской гипотезы, так же смело, предложит оппоненту взглянуть на школьную карту Восточной Европы  Х-XI вв., и показать на ней то место, где киевские русы «соседствуют» с  полуостровом Самбия. А за одно, напомнит  и другие слова Адама Бременского: «Болеслав, христианнейший король, в союзе с Оттоном III подчинил всю Склаванию, Руссию  и пруссов, от которых претерпел святой Адальберт, чьи останки Болеслав перевез тогда в Полонию».   
    Кстати, вот еще один блестящий пример того, как могут по-разному читать, понимать и толковать один и тот же текст сторонники противоположных взглядов на русскую историю. Для противников существовании балтославянской Руси, очевидно, что речь в схолии идет о завоевании Болеславом Храбрым Киева в 1018 году, в рамках помощи своему зятю, Святополку Окаянному. Как известно, попытка поляков, утвердится в столице Руси, закончилась народным восстанием,  Болеслав был изгнан. Однако это не помешало ему оставить за собой Червенские города , лишь в 1031 году снова отошедшие  к Киеву. Формально, все безупречно, и можно было бы полностью согласиться с такой трактовкой текста, если бы не одно, но...  Оттон III, в союзе, с которым, если верить сообщению Адама Бременского, Болеслав I захватил Русь, умер в 1002 году, то есть за 16 лет до интересующего нас события. А значит, физически, не мог в 1018 году быть союзником Болеслава. Именно этим, надо сказать, веским аргументом и пользуются сторонники существования Балтийской Руси, предполагая, что речь в схолии идет не о захвате поляками Киева, а о каком-то  совместном походе немцев и поляков в земли пруссов и балтийских славян, между 997-1002 годами, что, кстати, вполне согласуется  с, действительно,  происходившими  в то время событиями. В 997 году Болеслав Храбрый, продолживший политику отца направленную на собирании польских земель, присоединил к своим владениям Краков, до этого принадлежавший чешским князьям, а затем  восстановил власть Польши над  Восточным Поморьем, которое после смерти, Мешка I пыталось добиться независимости. А как мы видим из текста схолии, Русь, подчиненная Болеславом, у  Адама Бременского  помещена в аккурат между Славией,  то есть землями балтийских славян, и пруссами.  Правда, данному сообщению возможно и совершенно иное объяснение. Совместных поход Болеслава Храброго и Оттона III мог быть направлен в земли лужицких сербов (сорбов), где Морошкин и помещает брандербургскую Русь.
    Есть и еще один документ, способный, по мнению антинорманистов, косвенно подтвердить балтийскую гипотезу. Речь идет о «Дагоме юдекс»,  манускрипте,  представляющем собой  акт передачи польского государства под защиту Святого престола. Ценен он тем, что в документе  описываются польские территории,  попадающие под покровительство католической церкви,  упоминается в манускрипте и Русь: «…начиная Длинным морем, [оттуда] границей Пруссии вплоть до места, которое называется Русь, и границей Руси, протягивающейся до Кракова».   
  Перед нами очередной, по мнению антинорманистов,  сложный для толкования текст. Утверждать,   что границы Киевской Руси в конце Х века простирались от Пруссии до Кракова, действительно можно лишь обладая  очень большой фантазией.  И для того чтобы как-то разрешить возникшее противоречие, наиболее  фанатичные адепты балтославянской  гипотезы, предлагают весьма оригинальную идею. Оказывается в Германии, в Земле Мекленбург-Передняя Померания имеется еще один  Краков  расположенный на берегах озера Краковер-Зее. Вот к нему то, по мнению антинорманистов, якобы, и тянулась граница от соседней с пруссами Руси, позже, при Болеславе I  попавшей в зависимость к Польше. Беглый поиск в сети показал, что Краков-ам-Зее, впервые упоминается в хрониках лишь в 1298 году. А значит и не мог попасть в «Дагома юдекс». Если, конечное, не создавать необоснованные допущения,  исходя из принципа, что город мог возникнуть задолго  до первого упоминания о нем в хрониках и не вспоминать о «соседних» с Кравом-ам-Зее городах, носящих, милые для сердца антинорманистов, названия Варин, Варен, в которых антинорманисты  видят отголоски слова «варяг».
  Как было показано выше, единственная реальная Русь, не имевшая отношения к киевской, по соседству с пруссами могла располагаться лишь в низовьях Немана, но ее территория не простиралась до Кракова, что в Земле Мекленбург, что в Польше. Да и если дальше следовать тексту манускрипта, который сторонники балтославянской руси обычно сокращают до процитированных выше строек, выясняется что от Кракова территория государства, именуемого в тексте «Схигнесне», простиралась на запад, «до реки Одра», издревле служившей границей между Польшей и Германией.
Самое простое и разумное объяснение имеющихся в тексте «Дагоме юдекс» накладок и недоразумений, это плохая осведомленность создателя или переписчика манускрипта, что, собственно, видно уже с первых его строк: «… Дагоме, судья, и Ота , Сенаторка  и сыновья их Мешко и Ламберт, не знаю, какого рода-племени люди, думаю, что были Сардами, поскольку управляли ими четыре судьи, передали святому Петру целиком один град [государство], который называется Схигнесне».   
   А теперь подведем  итог. Для чистоты эксперимента, можно было бы привести еще пару-тройку цитат, по мнению антинорманистов, доказывающих  существование Балтийской славяноязычной Руси, но я этого делать не буду. И того, что имеется, вполне достаточно, что бы полностью убедиться в отсутствии таковой, за исключением, пожалуй, не совсем понятной Неманской Руси. Ее существование, помимо рассмотренных выше свидетельств, косвенно, подтверждают «Сказание о князьях Владимирских»   и  «Степенная книга»,  выводящие Рюрика с братьями из Пруссии. Любопытно, что Иван Грозный, по заказу которого была написана «Степенная книга» ревностно относясь к своему происхождению от рюриковичей, любил повторять, что его предками были германцы  при этом, категорически, «открещиваясь» от родства со шведами, что, в конечном итоге, снова возвращает нас к вопросу существования «немецкой» Брандербургской и Тюрингской Руси.
   Не знаю, убедил ли я читателей в отсутствии доказательства существования рюгенской Руси, но лично для себя среди указанных антинорманистов работ средневековых авторов я таковых не обнаружил. Перенос названия «русь» на рюгенских ранов вторичен и произошел в гораздо более поздние времена, нежели образовалось Древнерусское государство. Да и нет никаких письменных  и археологических свидетельств миграции жителей Рюгена на северо-запад Руси  в рассматриваемый нами исторический период – середина, конец IX в.