Знаете, в YouTube полным-полно подборок «мелодий, которые вы слышали, но не знаете их названий». И довольно часто туда входят музыкальные композиции, написанные норвежцем Эдвардом Григом. Уверен, вы наверняка узнаете «Утро», «В пещере горного короля» и «Песню Сольвейг». И если первый порог вхождения в норвежскую классику требует знания имени композитора, то второй — знания пьесы-первоисточника за авторством Генрика Ибсена.
Пьеса Ибсена «Пер Гюнт», увидев свет в 1867 году, сперва получила отрицательный фидбек, и даже Ганс Христиан Андерсен обозвал ее «бессмыслицей» (интересно, что датская конкурирующая фирма в лице автора «Русалочки», тем не менее, использовала схожие мотивы в своем творчестве). А Нобелевский фонд писал следующее: «…премия, которой награждают творения, имеющие созидательное начало, несущие человечеству свет и дающие ему надежду на достойное будущее, не может быть вручена Ибсену за произведение столь негативной, разрушительной силы». Я уже говорил, что все известные миру рейтинги — та еще дрянь?
Впрочем, позднее случилась некоторая переоценка пьесы, и во многом этому поспособствовала музыка Грига, сочиненная специально для «Пера Гюнта». Неспроста сам Ибсен считал Грига полноправным соавтором одноименного спектакля, премьера которого прошла в 1876 году.
Я понимаю, почему поначалу история о норвежском антигерое вызвала такое непонимание у критиков, понимаю и то, почему сейчас она пользуется меньшим вниманием, чем, к примеру, трагедия о датском принце. А ведь монологи Пера по своей глубине не уступают, а во многом даже превосходят монологи Гамлета! Дело в том, что «Пер Гюнт» — сложное философское произведение с обилием символов, замысловатой композицией и нестандартным протагонистом. Такой текст требует не одного вниклого прочтения, подобно Заратустре Фридриха Ницше. А меж тем проблематика произведения и сегодня очень близка всем более-менее мыслящим людям.
Ибсен, будучи одним из создателей реалистической драмы, для создания главного героя «похитил» из мировой литературы фольклорного персонажа. Так же, как Гете позаимствовал образ Фауста (а Фауст — такой же герой «в поиске»), Ибсен взял сказочного Пера Гюнта, но наделил его поистине человеческой, экзистенциальной бедой: «Зачем я существую?» Пер не плохой и не хороший, он — всего лишь человек, стремящийся обрести свое предназначение и терпящий в этом путешествии неминуемое крушение (корабль, разбивающийся у берегов его родной Норвегии, это наглядно символизирует).
Фантастические элементы, добавленные драматургом в пьесу, представляют собой метафоры обычных людских забот. Так, мифическая Кривая мешает герою найти жизненный путь, а тролли во главе с Доврским дедом заражают еще юного Гюнта губительным тщеславием. Вот и плывет он по волнам своей судьбы со сбитым Кривой компасом, ослепленный самодовольством. При этом Пер изо всех сил пытается быть самим собой, но — все тщетно! Он участвует в работорговле, изображает из себя пророка, попадает в сумасшедший дом и лишь в самом конце ему удается соприкоснуться с истинным смыслом жизни.
«Написано иль сказано когда-то
И кем-то, — я не помню хорошенько, —
Что если даже обретешь всю землю,
Но потеряешь “самого себя” —
Венком на черепе разбитом будет
Твоя победа. Если не буквально
Так сказано, то нечто в этом роде,
И это не пустые ведь слова».
Пер Гюнт без конца бахвалится, провозглашает себя царем, но он все же не какой-то жалкий и самоуверенный неудачник. Напротив, успех ему всячески сопутствует. Да только счастья в этом нет, потому что, в конце концов, ни деньги, ни привилегированное положение сами по себе не имеют никакого смысла. А раз смысла нет при жизни, то не будет его и после смерти. Вот почему старого Пера (какой каламбур-то получился!) начинает преследовать зловещий Пуговичник. И его Гюнт страшится куда сильнее, чем самого черта! Ведь даже ад меркнет по сравнению с той жуткой участью, которую сулит ему Пуговичник — переплавку никчемной душонки:
«Ты — нечто среднее: ни то, ни се.
Сказать по правде, грешник настоящий
В наш век довольно редкое явленье:
Тут мало просто пачкаться в грязи;
Чтобы грешить серьезно, нужно силу
Душевную иметь, характер, волю...»
Этим, кстати, пьеса Ибсена перекликается со «Степным волком» Германа Гессе. В романе немецкого писателя наличествует сходная идея «выбора светлой или темной стороны силы», то есть необходимость быть либо законченным развратником, либо абсолютным святым. Мещанское же «ни то, ни се» тоже презирается. А сколько таких «ни тех, ни сех» шатается вокруг нас? Именно эта инертная масса тормозит прогресс своим конформизмом, обывательской трусостью перед переменами и удушливым дыханием для всякого творческого роста. Всего лишь сборище насекомых, порой достаточно способных, чтобы адаптироваться в механическом быте и выстроить блестящую карьеру, но недостаточно осознанных, для того чтобы ощутить всю полноту жизни.
Нет большей радости для человека, чем оказаться на своем месте. Но много ли людей способно этим похвастаться? Потому-то «Пер Гюнт» — это в первую очередь драма о человеке со всеми его достоинствами и недостатками. Мы видим, как он врет о своих подвигах, описывая сказки, которые рассказывала ему его мать Осе в детстве, но в то же время позднее он трогательно провожает Осе в последний путь, смягчая ее кончину все теми же сказками. Его совершенно справедливо отправляют в изгнание после похищения невесты, но ведь жители деревни, включая легкомысленную невесту, ничуть не лучше самого Гюнта. Грех тщеславия отравил молодого Пера, и он сбился с пути, но кто из нас без греха? И кто шагает твердой походкой по дороге судьбы?..
Мрачновато, не так ли? Но лично я верю, что спасение есть. Верит в него и Ибсен. Кто-то по узости мышления посчитает такое решение банальным, назовет совет опостылевшим, изжившим; утопит тепло надежды в липкой прохладе цинизма, но так он совершит самую чудовищную ошибку из всех возможных, а недремлющий Пуговичник возникнет в страшный час из ниоткуда с ложкой за пазухой.
Итак, в чем же спасение? Оно — в любви! Любовь осветит путь всякому и в любое мгновение. Главное — открыть свое сердце, пусть даже незадолго до собственной гибели. Шанс есть всегда! Поэтому любовь в лице целомудренной и верной Сольвейг спасает горемычного странника Пера Гюнта. Преданная девушка, символизирующая вечную женственность, приняла противоречивую и буйную натуру блудного путешественника, который тихо и спокойно умер у нее на руках.
ПЕР ГЮНТ. Так говори же!
Где был «самим собою» я — таким,
Каким я создан был, — единым, цельным,
С печатью божьей на челе своем?
СОЛЬВЕЙГ. В надежде, вере и в любви моей!
ПЕР ГЮНТ (пораженный, откидываясь назад).
О, что ты говоришь! Молчи! Загадка
В самом ответе! Иль... сама ты мать
Тому, о ком ты говоришь!
СОЛЬВЕЙГ. Я мать.
А кто отец? Не тот ли, кто прощает
По просьбе матери?