Пройдет ещё немного времени и придется писать в примечаниях очевидное и памятное для меня, учившегося в первом классе, оборудованном партами с чернильницами:
"до середины XX века чернила были отдельным от пишущего инструмента материалом для письма — они хранились в специальной ёмкости, чернильнице, куда пишущий макал кончик пера".
Тетрадь, исписанная зелеными чернилами... О ней я уже вспоминал в
http://proza.ru/2021/05/16/1158.
Когда-то она хранилась на сборно-пересыльном пункте Закавказского военного округа в Тбилиси, городе-сказке, где некогда бывал и я; где живут люди, умеющие петь, знающие толк в вине и гостеприимстве.
А ещё подсказывает Дмитрий Быков, в этом городе с 1940 года жил Окуджава:
«Осенью в доме появился младший из дядьев Окуджавы, водитель грузовика, рыжеволосый, голубоглазый, беспутный Рафик, которого Сильвия тщетно пыталась когда-то приобшить к культуре, затаскивала в оперу, а его интересовали только его грузовик да бесчисленные девицы, любившие в нем кататься. Теперь этот дядя Рафик вернулся с фронта, о котором, кстати, в Тбилиси ничего толком не было известно: ходили слухи, что он прорван. В автобиографическом рассказе Окуджава отчего-то переименовал Рафика в Бориса.
«Я застал его дома, когда он мылся над тазом. На полу валялась его замызганная гимнастерка. В доме пахло потом, бензином, чем-то горелым, невыносимым и восхитительным.
– Что же вы, – сказал я Борису, – взяли и драпанули?
Он ничего не ответил, только отфыркивался.
– Уж, наверное, можно там было где-нибудь зацепиться, что ли, – продолжал я строго. – Испугались, что ли?
– Заткнись, – сказал он, – будь человеком. – И ушел в другую комнату. И там он сбросил с себя оставшееся на нем военное, вытащил из шкафа свой единственный гражданский костюмчик, оделся и пошел из дому. В окно я видел, как он шел по Грибоедовской – медленно, вальяжно, по-тбилисски. Наверное, он надеялся за несколько часов передышки отыскать кого-нибудь из старых своих знакомых шоферов, кто, может быть, еще был в Тбилиси и кто, может быть, уже не надеялся снова увидеть его живым.
Не успел он пройти и двадцати шагов, как я с лихорадочной поспешностью напялил на себя его гимнастерку, галифе, сапоги, пилотку и, распространяя благоухание окопов, выскочил на Грибоедовскую и двинулся к Юрке Папинянцу. Просто так идти не хотелось – я ударил строевым шагом и так строевым прошел до самых Сололак, козыряя военным и счастливо избежав патрулей».
В Тбилиси, в глубокий тыл, попали и несколько бойцов сводного полка, раненных в сентябре. В книге регистрации СПП Зак.В.О. почти 100 листов, исписаны они в 1941 году, в хронологическом порядке, с августа по ноябрь. Туда на сборно-пересыльный пункт Закавказского военного округа прибывали из госпиталей годные к строевой службе.
Я отыскал их, пролистав эту тетрадь, исписанную зелеными чернилами, всего в ней 3078 строчек, последняя запись 29 ноября.
...три политбойца, пара курсантов-выпускников, курсант, красноармеец и электрик… Поскольку в книге регистрации не предусмотрены графы год рождения, место призыва и место рождения, а имена и отчества приведены не полностью -- нет стопроцентной уверенности, что все перечисленные фамилии принадлежат бойцам сводного полка Полтавского тракторного училища.
Вот какая оказия приключилась в Тбилиси с политбойцом, записанным в списке подразделения Мухоморова под N720 - Монастыренко Григорием А.
Его появление в Закавказье 1/X-41 без справки из госпиталя привлекло внимание : «был арестован прокуратурой Тбилисского гарнизона». Запись об этом происшествии Вы и сами сможете прочитать на тетрадном развороте над заголовком этого рассказа в строчке 1069.
Все мы устроены одинаково: и Михаил Булгаков,и Родион Малиновский, и Григорий Монастыренко – вынуждены ДЕЙСТВОВАТЬ в непрерывно меняющихся обстоятельствах жизни, опираясь на жизненный опыт и если повезет, анализировать происшедшее и продолжать наращивать этот опыт.
Мы празднуем День победы парадом и салютами, участием в шествии Бессмертного полка. Но лишь немногим из нас, по прочтении монолога профессора Преображенского о разрухе, которая начинается в ГОЛОВАХ и продолжается в окружающем мире, невзначай попадаются на глаза вот такие строчки о невидимой стороне Луны, о неизвестных сторонах Великой Отечественной войны.
Известный московский исследователь профессор Российского государственного социального университета, доктор филологических наук Б.В. Соколов, разработавший собственную методику подсчетов людских потерь во Второй мировой войне, на основе опыта многолетней работы с архивными документами пишет: «Определение потерь советских Вооруженных сил в Великой Отечественной войне представляет собой крайне сложную задачу из-за плохой постановки учета и неполной сохранности документов, особенно за 1941-1942 годы. Дело в том, что в Красной Армии рядовой и сержантский состав после финской войны был лишен удостоверений личности - красноармейских книжек, что не только открывало широкие возможности для деятельности разведчиков и диверсантов противника (им достаточно было иметь красноармейскую форму и знать номера дислоцированных в данном районе частей), но и крайне затрудняло определение численности личного состава и величины потерь даже в мирное время. Приказ наркома обороны о введении Положения о персональном учете потерь и погребении личного состава Красной Армии в военное время появился 15 марта 1941 года. Этим приказом для военнослужащих вводились медальоны с основными сведениями о владельце. Но до войск Южного фронта, например, этот приказ был доведен лишь в декабре 1941 года. Еще в начале 1942 года многие военнослужащие на фронте не имели медальонов, а приказом наркома обороны 17 ноября 1942 года медальоны вообще были отменены, что еще больше запутало учет потерь, хотя и диктовалось стремлением не угнетать военнослужащих думами о возможной смерти (многие потому вообще отказывались брать медальоны). Красноармейские книжки ввели 7 октября 1941 года, но еще в начале 1942 года красноармейцы не были ими полностью обеспечены. В приказе заместителя наркома обороны Е.А Щаденко от 12 апреля 1942 года говорилось: "Учет личного состава, в особенности учет потерь, ведется в действующей армии совершенно неудовлетворительно...».
Мы наслышаны про кусочки металлической проволоки, которыми скреплялись во время войны листы военного билета или других документов. Наши скрепки делались из обычного низкосортного железа и это позволяло при проверке документов распознать немецких диверсантов.
Но отсутствие красноармейских книжек поражает воображение еще больше!
Похоже, поражению наших армий в первые годы войны предшествовала разруха в штабных головах…
И только наработанный опыт, "сын ошибок трудных", переломил ситуацию.
Недавно в архивах Министерства обороны были найдены военные дневники Малиновского, ставшего после Жукова Министром обороны.
Солдат Первой мировой войны стал во время Второй мировой генералом, потом маршалом, потом Министром обороны.
Потому что постоянно учился и не стеснялся об этом говорить:
«Все командование на всех фронтах проходило этот этап, училось воевать, через поражения, страдания и кровь получало опыт, необходимый для завоевания. Иного пути в условиях 41-42 годов у нас просто не было»,
Работа на историческом поприще, хорошо исполненная работа над ошибками, нашего современника шведского историка Петера Энглунда тоже является ценным опытом для нас всех, желающих мира, но готовящихся к войне.
«Здравый рассудок говорит о том, что анализ неудач, рефлексия по поводу поражения гораздо важнее и эффективнее для будущих успехов, чем разговор о победе.
Книга Энглунда «Полтава. Рассказ о гибели одной армии» рассказывает о том, как и почему шведская армия потерпела неудачу. Уничтоженные современниками архивы проигравшей битву армии исследователю пришлось восстанавливать за счет главным образом российской историографии».
Это мнение филолога Леонида Клейна, я с ним согласен полностью.
Чернила постепенно канули в Лету, не смутив её течения. Остались на книжных полках упоминания о чернилах в "Англетере" Маяковского, о февральских чернилах Пастернака. Да еще моя история о зелёных чернилах, которые закончились на сборно-пересыльном пункте в Тбилиси в конце декабря 41-го.
Когда наша Победа только начинала свой путь из сознания в действительность.
Этот нелегкий путь запомнил и прибывший в 41-ом в Тбилиси без красноармейской книжки Григорий Антонович Монастыренко, 1921 года рождения (уроженец села Максимовка Карловского района Полтавской области, образование высшее, работал до армии преподавателем).
Генералом он стать не успел, война закончилась когда он был лейтенантом.
Но эта история, о политбойце сводного полка Полтавского тракторного училища еще только начинает свой путь в моем сознании.
ПРОДОЛЖЕНИЕ см. на
http://proza.ru/2021/05/20/736.