Начало повести - http://proza.ru/2021/05/20/1508
— Я был седьмым ребенком в богатой семье. Отец хотел, чтобы сын пошел по его стопам и стал адвокатом. Он договорился о принятии меня в университет и подыскал в жены дочь местного князя, но я воспротивился его воле, желая лишь одного — познать себя. После долгих бесед, уговоров и обильных слез меня поддержала мама. Благодаря ее заступничеству отец позволил мне идти своим путем. Так я стал одним из учеников Вишвамитры. За пределами Индии его имя ничего не говорит, но у нас, в Кашмире, он не менее популярен, чем Махатма Ганди.
Гуру учил нас воспринимать мир в его целостности, где ничто бесследно не исчезает, а, рождаясь и умирая, перетекает из одних форм в другие. Человек в этом меняющемся мире наделен особой способностью — познавать окружающую действительность и преобразовывать ее по законам красоты. Из-за лености многие люди не осознают своей силы, становятся рабами страстей: жадности, властолюбия...
В качестве примера таких глупцов он приводил англичан, которые вывозят на кораблях в Англию золото Индии, насилуют наших женщин, но не прикасаются к нашим главным богатствам — ведическим знаниям и йогическим практикам. Поскольку эти «жадные и лживые людишки» в своих газетенках усиленно поливали грязью все происходящее в Советском Союзе, то Вишвамитра решил, что ваша страна достойнейшая из достойных.
В небольшой библиотечке нашего ашрама появились переводы статей из советских газет с портретами ваших вождей, улыбающихся стахановцев, рабочих, крестьян. Мы стали изучать русский язык. Благодаря медитативным практикам я довольно быстро добился в этом успеха. Во мне крепло желание увидеть вашу легендарную страну воочию, стать активным участником строительства коммунизма, чтобы, вернувшись в Индию, поделиться полученным опытом с гражданами своей страны. Что из этого вышло, ты уже знаешь.
Ананд замолчал.
Надежда подправила длинным толстым прутом горевшие в костре ветки, чтобы пламя плотнее охватывало висевший на треноге котелок, и приободрила Ананда:
— Рассказывай, рассказывай. Ты разочаровался в нашей стране?
— Нет. Разумеется, здесь все не так, как представлялось в Индии. Но в ваших людях больше энтузиазма, больше, чем у нас, индусов, веры в будущее. У вас «нет ни черных, ни цветных». У нас в Индии не так. Мы на своей родине люди второго сорта да еще и между собой разделены по кастам. Вы стремитесь к равенству и братству, а капиталистические страны живут грабежом и унижением людей других национальностей, другого цвета кожи. Американцы разбогатели за счет отобранных у индейцев земель и рабского труда привозимых из Африки негров. Индейцы и негры у них считаются людьми второго сорта. В Германии евреи официально объявлены людьми второго сорта. В вашей стране не все так плохо. Даже многие из заключенных Волголага, несмотря на полуголодную жизнь и рабский труд, гордятся своей страной. Теория и практика еще далеки от совпадения, но это временно.
— Ты бежал из лагеря, чтобы вернуться в Индию?
— Чтобы помочь другим людям. Полгода назад моим соседом по нарам стал отец Павел — православный священник, который во время Гражданской войны был в армии Колчака членом Временного церковного управления. Мы сдружились. У отца Павла это был третий срок. Выглядел он неважнецки и сознавал, что живым ему на волю не выйти. Он рассказал мне о своем знакомстве с архиепископом Андреем, который у Колчака руководил духовенством Третьей армии и тоже был членом Временного церковного управления. Несколько лет назад их пути снова пересеклись в одном из ИТЛ. Предчувствуя скорую смерть, архиепископ Андрей поведал отцу Павлу о спрятанных в погребе одного из деревенских домов вблизи Югской пустыни** древних иконах, в числе которых была семейная икона рода Ухтомских из храма в Восломе***. И попросил, если тому удастся выйти на свободу, спасти иконы от затопления водами водохранилища, а семейную икону передать его брату Алексею, единственному из оставшихся в живых представителю древнего княжеского рода. Отец Павел нарисовал прутиком на песке карту деревни, план погреба, обозначил место клада, сообщил мне домашний адрес академика Ухтомского и взял с меня клятву, что, оказавшись на свободе, я приму все меры по спасению древних православных икон. Я понял, что эти святыни для него и великого множества других христиан бесценны, и спустя десять дней после этого разговора бежал из лагеря.
— Как это тебе удалось, там же кругом охрана?
— Очистил тело постом и в одну из ночей перевел организм в состояние глубокого самадхи, при котором все процессы жизнедеятельности почти прекращены: снижена температура тела, пульс не прощупывается, дыхание приостановлено до такой степени, что без специальных приборов его невозможно уловить. Меня приняли за мертвеца и положили тело вместе с телами еще девяти заключенных в стоявший на границе ИТЛ полуразрушенный сарай, чтобы на следующий день увезти на телеге и закопать в отведенном для этих целей месте. Как только двери сарая закрылись, я постепенно пробудил тело к жизни, ночью подполз к выходившей за пределы лагеря стене, вытащил гвозди из одной прогнившей доски и выбрался наружу. Оказавшись на свободе, прислонил доску на место и пошел на железнодорожную станцию в уверенности, что если ваш христианский Бог свел меня с отцом Павлом, то он позаботится и о том, чтобы все устроить наилучшим образом.
— Из поезда тебя тоже Бог выкинул?
— И из поезда выкинул, и синяков наставил — как бы иначе мы с тобой встретились? Ты для меня посланница всевышнего! Во-первых, выходила, поставила на ноги; во-вторых, могу доверяться тебе во всем; а тут еще такой сюрприз — ты учишься в университете, в котором ведет научную работу и читает студентам лекции академик Ухтомский! Моя задача упростилась до невозможности: нарисую тебе карту деревни, план погреба, ты передашь все Ухтомскому и расскажешь об иконах. Он при его высоком положении без проблем сможет оформить себе разрешение для въезда на подлежащие затоплению территории, заберет иконы и распорядится ими наилучшим образом. Разве без вмешательства Всевышнего могло все так удачно сложиться?
— А сам что планируешь дальше делать?
— Что делать? Хотелось бы лично встретиться с потомком Рюриковичей, побеседовать о жизни, о революции. Но я в вашей стране бесправный беглый каторжанин, не имеющий на руках никаких документов. Мне в городах появляться опасно. В лагере ребята говорили, что у вас по городам милиция облавы на приезжих устраивает, документы проверяет, беспаспортников вылавливает, чтобы неповадно было из колхозов бегать. Многие по этой статье срок тянут. Меня один раз в Сталинабаде замели, повторений искать не хочется. Буду окольными путями пробираться к себе, в Индию…
— Ну вот, только что читал мне лекцию про радость, а теперь «бесправный беглый каторжанин». И лицом осунулся… Так дело не пойдет!
Надежда подняла с земли прут, встала, сняла с треноги котелок, поставила его на траву, бросила в кипящую воду цветы мать-и-мачехи, походила вокруг костра, разминая ноги, снова остановилась перед Анандом, протянула ему руку:
— Вставай, посмотрим, как ты ходить можешь.
Ананд обхватил ее ладонь своею ладонью, но, вместо того чтобы опереться и встать, склонил голову и поцеловал запястье.
Надежда отдернула руку:
— Снова за свое? У нас в стране не принято целовать дамам ручки. Это называется барскими замашками.
Слегка оперевшись ладонью правой руки о бревнышко, Ананд встал самостоятельно и шагнул к Надежде:
— Тебе неприятно?
— Мы должны соблюдать неписаные законы общества, в котором живем.
— Неписаные законы пишутся людьми и людьми же отменяются. Ваше общество стремится к коммунизму, а коммунизм — это свобода, терпимое отношение к любому поведению людей, если таковое не причиняет никому вреда.
— Из тебя получился бы хороший адвокат, если бы ты пошел по стопам своего отца.
— Извини. Меня распирают благодарность к тебе и нежность. Я не знаю, как их выразить, боюсь обидеть неосторожным словом или жестом. Скажи мне, как тебе поклоняться.
— Я не богиня, чтобы мне поклонялись!
— Тебя послал мне ваш христианский Бог, а посланницами Бога могут быть только богини! Ты не осознаешь своей божественности, но я-то ее осознаю! Я ощущаю невидимые вибрации, идущие от всего живого: от людей, животных, деревьев, — читаю их чувства, желания, потребности. В тебе много света, любви, царственности, но они скованы каким-то страхом, предубеждениями. Ты стесняешься быть самой собой и рядишься в чужую личину. Расслабься и царствуй! И потом…
— Ну ладно, хватит лирики, а то размякну и натворю глупостей! — прервала его Надежда, закусила нижнюю губу, отгоняя ненужные фантазии и, возвращаясь к реальности, скомандовала: — Давай руку! Пока чай заваривается, проведу тебя до ручья и обратно, мне надо знать, можешь ли ты с моей помощью дойти до нашей деревни.
Ананд послушно оперся на ее руку, сделал несколько шагов и осторожно поинтересовался:
— А зачем мне уходить отсюда? Здесь…
— Затем, что надо! — нарочито грубо выкрикнула Надежда и тут же поспешила загладить свою грубость: — Не обижайся, это я вхожу в роль богини, учусь повелевать. А если серьезно, наши деревенские с Досифеей в Ларионовской разговаривали. Она собирается вернуться сюда. Откроет келью, а тут ты на ее ложе спишь.
— Пододвинусь…
— Не ерничай. Вы вдвоем, может, как-то и найдете общий язык, но к ней пойдут паломники с болячками да проблемами. Люди разные. Тобой с твоим нерусским лицом всяк может заинтересоваться.
Они подошли к ручью. Остановились. Разняли руки. Ананд наклонился, зачерпнул ладонями искрящуюся бликами воду, выпрямился, поднес к губам и медленно, наслаждаясь каждым глотком, выпил.
— Не устал? — шагнула к нему Надежда и, подняв руку, промокнула уголком платка застывшие на его лице капельки не то воды, не то пота.
Ананд отрицательно покачал головой:
— С тобой на край света могу идти.
— Тогда возвращаемся наверх, попьем чаю, соберемся и пойдем. Пока что не на край света, а поближе. Пару деньков поживешь у нас на сеновале. Он у нас построен заодно с хлевом как продолжение избы, если сам не будешь на улицу высовываться, то никто тебя и не заметит. Мама моя в курсе дел, переговорит со знающими людьми, как да что можно сделать, тогда и определимся с дальнейшими планами.
** Югская пустынь — православный мужской монастырь, находившийся в 17 км от Рыбинска. В 1940 году затоплен водами Рыбинского водохранилища.
*** Вослома — родовое имение князей Ухтомских в Арефинской волости Рыбинского уезда.
Продолжение http://proza.ru/2021/05/25/360