109-й элемент или ей было стыдно продолжение

Кира Викторова
Начало здесь: http://proza.ru/2021/05/27/639

В 1945 году научные достижения Лизы Мейтнер получили неожиданное признание. Лизу пригласили в США.

Элеонора Рузвельт в радиоинтервью с Лизой Мейтнер на NBC заявила: «Мы гордимся вашим вкладом в науку».

В 1946 году в США Лизе было присвоено звание «Женщина года».

Президент США Гарри Трумэн на обеде для женщин в Пресс-клубе сказал: «Так вы та маленькая леди, благодаря которой мы получили это!» И пресса окрестила ее «матерью атомной бомбы».

Однако Лиза Мейтнер много раз подчеркивала, что никогда не работала над созданием атомной бомбы.

Мейтнер очень не хотела, чтобы ее имя было связано с ядерным делением, приведшим к созданию и применению атомной бомбы. В телевизионном интервью она сказала: «Это удалось с помощью необычайно хорошей, просто фантастически хорошей химической работы Гана и Штрассмана, на которую в те времена больше никто не был способен... Они с помощью химии открыли и доказали физический процесс».

***

1938 году Ирен Жолио-Кюри совместно с сербским физиком Павлом Савичем, проведя эксперимент по обстрелу урановой мишени нейтронами, обнаружила в продуктах реакции следы химического элемента, напоминающего по свойствам лантан.

Чтобы прояснить ситуацию, Отто Ган решил собственноручно проверить эти результаты. В ноябре 1938 года он тайно встретился с Лизой Мейтнер в Копенгагене, наметив и обсудив новые эксперименты. А в декабре, повторив опыты Ирен Жолио-Кюри, Отто Ган и Фриц Штрассман установили, что элемент, обнаруженный Ирен и охарактеризованный ею как «похожий на лантан», и есть лантан.

«Кроме того, в продуктах реакции они нашли барий. В том же месяце Отто Ган и Фриц Штрассман отправили в немецкий журнал статью под названием «О доказательстве получения и поведения щелочноземельных металлов, возникающих при облучении урана нейтронами», где сообщали о своем открытии, не делая, правда, окончательных выводов». (с) 

В соответствии с общепринятыми в то время концепциями физики распад атома урана был невероятным. «Мы не можем умолчать о наших данных, даже если они, быть может, и абсурдны с точки зрения физики», — писали они в статье. Они также сделали оговорку, что, возможно, при проведении эксперимента произошла ошибка из-за наложения ряда случайных факторов.

О поразительных результатах экспериментов с ураном Ган написал Лизе. Письмо застало ее в небольшом курортном местечке под Гетеборгом, куда она приехала на рождественские каникулы со своим племянником, физиком Отто Фришем, который также как и она, спасаясь от нацистского преследования, покинул Германию.  Отто Фриш работал в Институте Бора в Копенгагене.

То, о чем писал Ган, казалось невероятным, однако, проработав с Отто 30 лет, Лиза Мейтнер не сомневалась в достоверности полученных им и Штрассманом результатов.  Она поделилась новостью с племянником, и Фриш впоследствии вспоминал, как во время прогулки по зимнему лесу Лиза, присев на упавшее дерево, стала быстро делать расчеты на клочке бумаги. Согласно некоторым источникам, этим клочком был конверт письма Отто Гана.

«Получалось, что ядро урана — это нестабильная структура, готовая распасться на части под действием нейтронов. Но если возможен распад, при котором образуются новые элементы, находящиеся в таблице Менделеева далеко от исходного, то можно предположить, что при этом выделяется огромное количество энергии. При делении ядра урана его части оказываются в сумме легче на одну пятую массы протона. Умножив потерянную массу на скорость света в квадрате, Мейтнер получила величину около 200 млн электронвольт».

По возвращении в Копенгаген Фриш рассказал Нильсу Бору об открытии Гана и Штрассмана и о том объяснении, которое дали они с Мейтнер. Бор в отчаянии воскликнул: «Как мы могли не замечать этого так долго!»

В январе 1939 года Нильс отправился в США, уже понимая, какое огромное событие произошло в мире. Становилось ясным, что деление ядер способно породить цепную реакцию, которая приведет к большим выбросам энергии.

Отто Фриш проверял свои догадки в Копенгагене с помощью экспериментов, а Мейтнер продолжала расчеты в Стокгольме.

Информация, которую Бор привез в США, положила начало гонки по изучению процесса деления ядер урана. Ряд американских ученых, опасаясь, что знания, с помощью которых можно было создать оружие огромной силы, окажутся в руках немцев, убедили Эйнштейна написать письмо президенту США Рузвельту.

Через некоторое время после этого начались работы по созданию американской атомной бомбы — так называемый Манхэттенский проект.

А Лиза Мейтнер продолжала скромно жить в одиночестве на скудную зарплату научного сотрудника, работая в Нобелевском институте физики. Она сделала еще несколько интересных исследований, не зная о последних достижениях ядерной физики, поскольку работы по делению ядер урана и созданию атомной бомбы были строго засекречены.

Отто Фриш, племянник Лизы, получил должность в Бирмингеме, где продолжал эксперименты по делению. Вскоре он, Рудольф Пайерлс и некоторые другие физики, которые тогда работали в Великобритании, уехали в Лос-Аламос работать над созданием атомной бомбы.

В 1943 году Фриш предложил Мейтнер присоединиться к Манхэттенскому проекту, но та категорически отказалась: «Я не буду делать бомбу».

***

После открытия нейтрона в 1932 году возник вопрос о создании трансурановых элементов. Началось соревнование между Эрнестом Резерфордом из Англии, Ирен Жолио-Кюри из Франции, Энрико Ферми из Италии и Лизой Мейтнер вместе с Отто Ганом из Берлина. Все они считали, что это будет абстрактное исследование, за которым последует Нобелевская премия. Ни один из них не предполагал, что эти исследования закончатся созданием ядерного оружия. (с)

Я намерена поведать о биографии Лизы Мейтнер или Лизе Майтнер /Lise Meitner/ в следующий раз. У неё была интересная и насыщенная жизнь, которая стоит отдельного рассказа. А сегодня…

На знаменитом коллоквиуме в Физическом институте на Рейхстагуфер, который проходил тогда под руководством физика-экспериментатора Генриха Рубенса еще в достаточно узком кругу в одной из комнат библиотеки института, молодой химик Отто Ган в конце сентября 1907 года познакомился со своей венской коллегой. Так как лекции и семинары Планка не отнимали у нее много времени, она решила продолжать свою исследовательскую работу по  радиоактивности  совместно  с Ганом,  который  тогда работал  в  Химическом  институте  Берлинского  университета  под  руководством  знаменитого Эмиля Фишера. (с)

Эмиль Фишер  согласился  принять  протеже  своего  подопечного,  но при жестком условии, что Лиза будет работать исключительно в бывшей столярной мастерской в подвале института. /!!!/

Для того чтобы не создавать прецедента, ей не разрешалось посещать студенческие аудитории и лаборатории на верхних этажах, где работают мужчины. Также ей было запрещено пользоваться парадным входом, она должна заходить в институт только через запасной выход. /!!!/

Поскольку  женщины  в  институте  не имели никакого  официального статуса как исследователи, жалованья Лиза не получала и жила на скромную поддержку, которую оказывали ей родители.

***
В ставшей  сегодня  уже  почти  легендарной «столярной  мастерской» оба исследователя в октябре 1907 года начали свою совместную работу.

Первые годы сотрудничества Отто Гана и Лизы Мейтнер были в основном направлены на исследования бета- и гамма-лучей. Доли участия Отто Гана и Лизы Мейтнер в исследованиях были примерно одинаковыми.

В соответствии со своим образованием Лиза Мейтнер разрабатывала больше физическую, а Отто Ган — химическую стороны общих проблем. Поэтому такое сотрудничество было особенно удачным.

Бесплатный изнурительный труд лаборантки, чуть не круглосуточные опыты с лучами, недавно открытыми Эрнестом Резерфордом, сигаретка, черный кофе и ломоть хлеба — вот всё, что могла себе позволить Лиза Мейтнер в те годы. (с)

Она живет на скромные средства родителей и сознательно отказывается от какой бы то ни было личной жизни, в том числе и от любви. «Мне просто было не до нее», — признавалась Лизе уже в преклонном возрасте.

Так вот, «выйти из подвала» Мейтнер было позволено лишь в 20-е годы прошлого века!

Она преподает в Берлинском университете, возглавляет собственный институт и, став профессором, уже на равных с Э.Резерфордом, Н. Бором и Э.Ферми трудится в области современной физики.

Даже в 1933 году, когда фашисты, дорвавшись до власти, лишают "фройляйн Лизе" права на преподавание, она, не обращая внимания на политические баталии, сохраняет спокойствие: хоть она и еврейка, но всё же гражданка независимой Австрии!

Что касается дискриминации, то и в этом ученая дама ищет положительный момент — теперь можно всецело сосредоточиться на научных исследованиях. Пусть ее труды выходят под псевдонимом, главное — работа. (с)

В 1938 году Австрия входит в состав гитлеровского рейха. Мирок уже немолодой Лизы Мейтнер рухнул в бездну.

Со скромным чемоданчиком, с 13-ю рейхсмарками и бриллиантовым перстнем, подаренным Отто  Ганом еще в пору их молодости, она бежит через Голландию в Швецию. И немедленно начинает работать в Нобелевском институте, где была известна как неоднократно выдвигаемый соискатель знаменитой премии Нобеля.
Правда, средств на ведение работ ей не выделяют... /!!!/ 

А тем временем Отто Ган, сохранив за собой виллу и престижную работу, соглашается сотрудничать с нацистами, создавая прообраз смертоносного оружия. Мейтнер же, несмотря на нищенское существование, от участия в создании атомной бомбы в Лос-Аламосе отказалась.

Когда у Гана возникли затруднения в опытах с ураном, он не постеснялся обратиться за помощью к исхудавшей до 47 килограммов Лизе. И она, проверяя чистоту эксперимента, вместе со своим племянником, физиком Отто Робертом Фришем, открывает деление ядра под воздействием нейтронов. О своем открытии Мейтнер сообщает единственному человеку — Отто Гану.

Остается только догадываться, почему столь талантливая женщина, выдающийся экспериментатор и теоретик, мирилась со своим теневым положением в отношениях с Отто Ганом. Может быть, ответ содержится в том самом бриллиантовом перстне, с которым бедствующая Лиза не расставалась до самой смерти, последовавшей 27 ноября 1968 года? Такие подарки не делают коллеге и не принимают от товарища по работе. И кто знает, не боролись ли в душе Лизы Мейтнер пожизненная страсть к ядерной физике и любовь к единственному мужчине, ставшему ее злым гением? Как бы там ни было, но до глубокой старости она получала из далекой Германии традиционные поздравления с днем рождения, написанные до боли знакомым почерком... (с)

Продолжение: http://proza.ru/2021/05/31/44