Жизнь Виктора Андреевича постепенно входила в ритмичную колею. В пединституте он вел занятия со студентами, в лаборатории старался быть полезным экспериментаторам, аспирантов — персонально каждого — обучал тонкостям моделирования, сам проводил массу расчетов, и плюс к этому время от времени, как замдиректора, решал те или иные текущие институтские задачи. Вместо мелькнувшей, как комета, Инги к нему в аспирантуру напросилась одна из прошлогодних студенток Маша Медведева. Маша была из самых слабых, и брать ее он совсем не планировал, но он знал, что Маша сирота, выросла на руках у бабушки, и доброе его сердце не устояло. Он знал, что худо-бедно ей поможет, сам сделает за нее большую часть работы, и Маша встанет на ноги. Должны ведь сильные помогать слабым?
В группе Сергея Зверева тоже произошли перемены. Вадим Скоробогатов неожиданно уволился. Папа, сотрудник таможни, устроил его в бюро технической экспертизы, где имелся электронный микроскоп. Сергей по этому поводу особенно не переживал, потому как пользы от вялого, как снулая рыба, инженера не было почти никакой. Взамен его пришел Михаил Пугачев, закончивший «Железку», который рьяно взялся за вакуумную установку и к тому же оказался прекрасным электронщиком. Они даже сумели вырастить несколько полупрозрачных кристалликов, которые рентгенщик Здруй идентифицировал как нечто похожее на алмаз, по поводу чего была написана статья, направленная в журнал «Вестник Дальневосточного Отделения Российской Академии Наук». Самому же Виктору Андреевичу удалось смоделировать нанокристаллы карбида вольфрама и оценить величину их твердости; они оказались примерно в десять раз тверже, чем кристаллы микронных размеров. Теперь надлежало понять, как избежать из разрастания при отжиге.
Произошли заметные перемены и в Академии. В ногу со временем, то есть под очередным давлением Правительства, было принято решение об ограничении возраста руководителей высшего звена — директоров и так далее, включая Президента Академии. Рубежом был объявлен возраст в семьдесят лет. И многие директора, конечно, приуныли. Они привыкли думать, что будут сидеть в своих креслах до самой смерти. Во всяком случае, именно так думал Анатолий Кузьмич Белотуров. Семьдесят лет ему как раз исполнилось, и слова насчет преемника, которые он охотно повторял, вдруг оказались пророческими, и он крепко задумался.
Кроме него в институте был только один доктор, Виктор Андреевич Зелинский, однако именно Зелинского Белотуров не желал видеть своим преемником. Особенно после того как в результате составленного Зелинским положения о ПРНД директор стал получать стимулирующую надбавку чуть ли не самую маленькую в институте. Более того, когда Анатолий Кузьмич указал в своих личных показателях не только статьи, опубликованные в российских журналах, но и их копии, напечатанные в переводных, зарубежных вариантах этих журналов, Зелинский копии вычеркнул, пояснив, что это те же самые статьи и их нельзя учитывать дважды. А у самого Зелинского баллы были о-го-го! Он получал самую высокую надбавку. Да и как замдиректора по науке он Белотурова не устраивал: все время норовил повернуть тематику института в сторону этих дурацких нанотехнологий. А что будет, если он станет директором? Спокойного, сытого житья уж точно не будет. Тут надо было что-то придумать.
Но перемены происходили не только в Академии, Министерство образования тоже шло в ногу со временем, многомудрые министерские мужи и дамы тоже не сидели сложа руки: предписали вузам заводить у себя — совместно с академическими институтами — так называемые Научно-образовательные Центры — НОЦы. Самым оперативным и исполнительным вузом в Хабаровске оказался Университет путей сообщения, то бишь «Железка». А поскольку на слуху у всех было слово «нано», которое в то время ежедневно и чуть ли не ежечасно звучало с экранов телевизоров и порхало по интернету, то ректор «Железки», не мудрствуя лукаво, решил создать НОЦ именно на тему нанотехнологий. Бумага с таким намерением и с приглашением принять участие в НОЦ пришла по электронной почте в Институт материаловедения, и Анатолий Кузьмич, естественно, переадресовал ее Зелинскому:
- Вы у нас специалист по нанотехнологиям, вам и карты в руки. Под эти НОЦы наверняка будут выделять какие-то деньги, а деньги институту нужны.
Зелинский прочитал предложения путейщиков, удивился, написал свои и пошел в «Железку» на запланированную встречу. Встреча состоялась в кабинете ректора, который оказался представительным, генеральского вида мужчиной бычьего сложения, с крепко посаженной головой и решительным взглядом. Позже Виктор Андреевич узнал, что в молодости ректор был успешным спортсменом-борцом. От Академии кроме Института материаловедения принять участие в НОЦе вызвался Институт тектоники, который был представлен так же заместителем директора. От «Железки» кроме ректора присутствовал еще проректор, точнее проректорша, энергичного вида дама.
Прежде всего Виктор Андреевич поинтересовался, почему университет организует НОЦ именно по нанотехнологиям. Ректор с генеральской прямотой объяснил, что нанотехнологии сейчас в моде, под них легче дадут деньги. Тогда Зелинский задал следующий вопрос, уже откровенно провокационный:
- А какое отношение могут железные дороги иметь к нанотехнологиям?
И тут ответила дама:
- Ну как же! Насыпи можно делать из нанопорошка!
Зелинский едва удержался, чтобы не засмеяться. И вспомнил одну телепередачу, в которой представитель «Роскосмоса» с умным видом рассказывал, что корпорация готовит к запуску наноспутники весом в двадцать килограммов. Он посмотрел на замдиректора Института тектоники, о котором знал, что он тоже физик по образованию, физик был невозмутим.
- А есть уже в университете наработки в этом направлении? - спросил он, подумав: чем черт не шутит?
- Есть, - был ответ. - На кафедре физики разработан прибор для измерения размеров нанопорошков.
«Опа!» - удивленно сказал себе Зелинский и подумал, что надо будет поинтересоваться у Парамонова: что это за прибор, не будет ли он полезен для
материаловедения.
- И все-таки я бы рекомендовал изменить название. Заявить что-то вроде «Новейшие технологии на транспорте». Тогда бы в нем смогли принять участие и другие кафедры.
Тут ректор сказал свое решающее слово:
- Этот вопрос не обсуждается. Название уже утверждено, и от вас требуется только ответить: будете вы участвовать в НОЦе или нет.
Зелинский вновь посмотрел на коллегу-тектоника. Он знал, что у тектонщиков имеется неплохой аналитический центр, с достойными приборами, на которых можно многое исследовать: в том числе и наноструктуры. Им все равно, что исследовать — что принесут. А Белотурову все равно, как будет называться НОЦ, лишь бы под него перепали какие-нибудь деньги. Скорее всего денег не будет, и НОЦы эти вскоре лопнут, как мыльные пузыри, но зачем на ровном месте злить директора?
- Мы будем участвовать, - ответил он. - Я для того и пришел.
И соглашение о создании Научно-образовательного центра по нанотехнологиям тут же было подписано тремя сторонами.
Жизнь потекла дальше. То есть Институт материаловедения начал готовиться к смене директора. По институту начали бродить слухи и пересуды, Анатолий Кузьмич засобирался во Владивосток, посоветоваться с Ладонниковым. А тут вдруг в институт нагрянули китайцы. То есть они приехали в Хабаровск и их переводчик позвонил на телефон ученого секретаря и спросил, удобно ли будет, если делегация посетит институт завтра. Буре тут же сбегала к Белотурову, тот ответил: «Пусть приезжают!» и поручил китайцев Зелинскому, сказав, что сам он завтра уезжает.
Для Зелинского «китайский десант» явился неожиданностью. Откуда? Зачем? Но Любовь Марковна его успокоила:
- Они к нам постоянно приезжают, примерно раз в два года. Из Харбина, из Института сварки. И мы к ним ездим, за их счет. Они хорошо встречают, хорошо кормят.
- А что их интересует?
- В основном искра. Они же сварщики. Но все остальное тоже интересует. Только я удивляюсь, что Анатолий Кузьмич вам их поручил. Обычно он сам с ними встречается, сам все рассказывает, а потом сам в Харбин едет. Приспичило ему во Владивосток! И Татьяну зачем-то с собой берет. Она сейчас у него сидит.
- Тайны мадридского двора! - усмехнулся Зелинский и стал уточнять, как обычно проходят встречи с китайцами.
- Обычно Кузьмич собирает народ, типа Ученого совета, и каждый рассказывает, что интересного он сделал, а китайцы слушают, что-то записывают, а потом через переводчика вопросы задают.
- Переводчик у них свой?
- Свой. И что интересно: каждый раз приезжают новые люди. Кроме переводчика. Но самое главное — их накормить. Татьяна обычно достает из «тумбочки» какие-то деньги, Слава с Мариной закупают снедь, и в директорском кабинете устраивается для китайцев маленький банкет. А как быть сейчас, я не знаю.
- Что-нибудь придумаем, - промолвил без особой надежды Зелинский. Просить деньги у Окунёвой ему не хотелось. Кто знает, что это за «тумбочка» и откуда в ней берутся деньги? Он решил посоветоваться дома с Олей. У нее иногда возникали очень дельные мысли.
И действительно.
- Не бери денег, - сразу сказала она. - Я приготовлю борщ, сварю компот из сухофруктов, еще что-нибудь прикупим. Сколько их будет?
- Еще не знаю. Буре сказала: обычно приезжает три-четыре человека плюс переводчик.
- Справимся. Стулья из моей квартиры принесем. Вот только стола такого большого у нас нет.
- Снимем дверь, отвинтим ручку и положим на кухонный стол, - нашел выход Зелинский. - Ты умница!
- Мы банда! - уточнила умница. - И поэтому у нас все получится.
Китайцев оказалось шесть человек — включая переводчика. Буре договорилась с Мурахвером насчет зала, Зелинский собрал там ведущих сотрудников, и они два часа рассказывали о своих достижениях. А Виктор Андреевич в это время разглядывал китайцев. На его взгляд, на научных работников они не походили, хотя каждый предъявил красивую визитную карточку, на китайском и русском языке, где были указаны их научные должности. Это были мужчины лет сорока-сорока пяти, серьезные, с офицерской выправкой. «Каждый раз приезжают новые люди!» - вспомнились ему слова Любови Марковны. «Никакие они не ученые, - подумалось ему. - Типичная техническая разведка».
Больше всего вопросов было по катализаторам и вольфрамовым усам, а после выступления Чипуренко, переводчик сказал, что Институт сварки хотел бы пригласить Сергея Викторовича и господина Белотурова в Харбин. И уточнил, что господа Чипуренко и Белотуров должны привезти с собой новую искровую установку, которую Институт сварки намерен у них купить. Поворот был неожиданный, Зелинский полагал, что визит ограничится одними разговорами, а тут сразу — приглашение, да еще с покупкой установкой. Увидев, что принимающий их новый заместитель директора как-то странно замешкался с ответом, китаец тут же добавил:
- Разумеется, вас, господин Зелинский, мы тоже приглашаем. Тоже за наш счет.
- Спасибо. Я передам ваше приглашение директору, когда он вернется из командировки, - дипломатично ответил Зелинский. - А сейчас я приглашаю всех вас к себе домой, на обед.
Переводчик оборотился к своей команде, которая внимательно следила за их разговором, и быстро защебетал по-китайски. Все заулыбались и одобрительно посмотрели на Зелинского.
- Да, да! - подтвердил он, тоже улыбаясь. - Ко мне! Домой!
Все направились к выходу.
Обед прошел замечательно. Борщ был съеден, компот выпит. А на «десерт» Зелинский повел китайцев на концерт, в филармонию: Оля заранее купила билеты. По его мнению, все прошло на высшем уровне, с «дипломатическим» заданием он справился. А вот насчет поездки в Китай и продажи искровой установки предстояло крепко подумать.
Белотуров, вернувшись из Владивостока, тут же собрал малый директорат — замов и ученого секретаря и прежде всего потребовал отчет о встрече с китайцами. Услышав о приглашении, он повеселел.
- Это прекрасно! Китайцы всегда хорошо принимают, селят в отличной гостинице, хорошо кормят. Пекинская утка! Официальное приглашение уже прислали?
- Пока по электронной почте, - сообщила Буре. - Но для визы этого достаточно.
- А сколько они предлагают за установку? - Директор вопросительно посмотрел на Зелинского.
- Пять тысяч долларов, - ответил тот.
- Это прекрасно! - Лицо директора расплылось в благодушной улыбке и тут же сделалось шутливо-серьезным. - Предупреждаю! Я хохол, деньги буду распределять сам, а сначала усё до мэне.
Все дружно промолчали. Зелинский выждал торжественную паузу и сказал продуманное:
- Есть проблемы, Анатолий Кузьмич!
- Какие? - насторожился тот.
- Точнее, их еще нет, но они могут возникнуть. Один мой знакомый во Владивостоке недавно передал китайцам некий прибор. Официально передал, по договору, подписанному директором… Его судили, дали семь лет. Сейчас его адвокат пытается опротестовать приговор, но пока что человек сидит.
Белотуров погрустнел:
- Но раньше мы ездили, и ничего…
- Ездили, но не продавали, - поддержала Зелинского Любовь Марковна. - Виктор Андреевич прав: сейчас ФСБ активизировалось, землю роет, демонстрирует свою полезность государству. Посадят, как миленьких.
- У меня есть предложение, - опять заговорил Зелинский. - Даже если никто никого не посадит, продажа одной установки институту много не даст. Что такое пять тысяч долларов? Ясно, что китайцы хотят ее скопировать и потом будут штамповать свои, на продажу. Я предлагаю заключить с ними договор о создании совместной лаборатории. У Линника во Владивостоке есть такая лаборатория с корейцами, с Самсунгом. Я запрошу у него образец договора, на английском языке, подкорректирую и мы вышлем китайцам наше предложение, тысяч на тридцать в год. Если они действительно заинтересованы в сотрудничестве, пусть подписывают и сотрудничают. Линника ФСБ не трогает.
Белотуров крепко задумался. Зелинскому показалось, что он даже видит, как мысли напряженно ворочаются внутри могучего, шишковатого черепа директора, под его седоватой шевелюрой.
- Хорошо, - сказал он наконец мрачно. - Готовьте договор. А сейчас давайте обсудим другую проблему. - Он обвел внезапно потеплевшим взглядом своих приближенных. - Как вы знаете, в Академии ввели для директоров ограничение по возрасту, а у меня как раз заканчивается срок, должны быть новые выборы. Нам надо кого-то выдвинуть. - Он сделал короткую паузу и продолжил: - Конечно, самая подходящая кандидатура — это Виктор Андреевич, я уже об этом говорил. Но мы обсудили с Ладонниковым, у него есть возражения против Зелинского, поэтому я предлагаю выдвинуть две кандидатуры — Виктора Андреевича и Татьяну Георгиевну. Как вы на это смотрите?
Татьяна Георгиевна, ясное дело, промолчала, с ней уже все было согласовано. Зелинский тоже возражать не стал: он не рвался в директора, имеющееся статус-кво его вполне устраивало. Однако ученая секретарша задала естественный вопрос:
- А зачем тогда Зелинского выдвигать? Если Ладонников против. А почему, кстати, он против?
- Да он как-то невнятно об этом сказал, - замялся Анатолий Кузьмич. - Я не стал уточнять, но думаю, что Зелинского тоже надо выдвинуть. Я же обещал! - Он с убедительной улыбкой посмотрел на Виктора Андреевича. - Я от своих обещаний не отказываюсь.
«Темнит что-то наш директор, - подумал Виктор Андреевич. - Не зря же он Окунёву во Владик возил. Ну да Бог с ним! Что будет, то будет».
Ученый совет решили собрать на следующей неделе. Однако накануне заседания Буре объявила, что голосование будет тайным, и Белотуров велел подготовить бюллетени только на Зелинского.
- Он посоветовался с Хосеном, и тот высказался категорически против Окунёвой. Сказал, что это неразумная затея: выдвигать кандидата, когда есть доктор. Сказал, что выступит против Окунёвой на Ученом совете.
Татьяна Георгиевна промолчала, она уже была в курсе. Зелинский пожал плечами, он был на все согласен, но при этом подумал: «Во как! Восточный человек решил меня поддержать. Значит, все-таки, ждет от мня какую-то пользу».
Ученый совет собрался, Зелинского выдвинули. Один голос опять был против.
Во Владивосток, на заседание Президиума, поехали через две недели. Поехали втроем: Белотуров, Зелинский и Буре. Любовь Марковна поехала неофициально, взяла два дня в счет отпуска, решила сопроводить Виктора Андреевича, оказать ему моральную поддержку, предвидела, что может понадобиться. Впрочем, Оля тоже поехала. Они решили по возможности не расставаться, быть всегда вместе: мы же банда!
Как уже говорилось, владивостокский Президиум — это директора всех дальневосточных институтов плюс члены Академии. Кое с кем Зелинский был знаком, подходил в зале перед началом заседания, здоровался. Увидел нового человека, недавно приглашенного из Москвы директора сахалинского Института геофизики Левина Бориса Вульфовича. Левина он знал по фотографиям — но и не только по фотографиям. Знал по песням, по знаменитым песням, которые в молодые годы Виктора Андреевича распевали под гитару по всем альпинистским лагерям Советского Союза. Альпинист, горнолыжник, близкий друг Юрия Визбора, легендарная личность! К нему Виктор Андреевич подойти не осмелился, оробел.
Сначала, до обеда, Президиум обсуждал свои текущие дела, выборы директора Института материаловедения были назначены на вторую половину дня. В перерыве все пошли в буфет. Зелинский тоже пошел и как-то случайно оказался за одним столом с Левиным, импозантным, подтянутым, с черным шнурком на шее вместо галстука. Тот взглянул на значок «Альпинист России», который Зелинский привез с Алтая и гордо прицепил к своему кожаному пиджаку.
- Это что, теперь такие дают вместо «Альпинист СССР»? - поинтересовался он.
- Ну да, - смущенно ответил Зелинский. - «СССР» у меня тоже есть, в студенчестве заработал, теперь вот решил тряхнуть стариной, летом с женой съездили на Алтай.
- И что, еще альплагеря работают? - удивился старый мастер спорта.
- Работают кое-где. На коммерческой основе. Приезжай, плати деньги и ходи.
- Тяжело было?
- Нелегко, - признался Виктор Андреевич. - Честно скажу, на вершину взошел — плакал от счастья, что смог.
- Это вас сейчас будут выбирать?
- Вроде меня, - улыбнулся Зелинский. - А я вас, конечно, знаю. Ваши песни, «Опять я Баксаном любуюсь, как сказкой...» Наша молодость!
- Ну вы и сейчас еще молоды, - возразил Борис Вульфович. - Вы на лет на десять меня моложе. А я подумаю… Пожалуй, мы с женой тоже куда-нибудь съездим! В Гималаи!.. Однако, уже пора идти. - Он прислушался. - Зовут в зал.
Согласно процедуре вначале на трибуну поднялся начальник отдела кадров Президиума и проинформировал, что у директора Института материаловедения закончился очередной пятилетний срок, на который он был избран, поэтому должны состояться новые выборы. Однако, поскольку Анатолию Кузьмичу исполнилось семьдесят лет, он избран быть не может, и требуется избрать нового директора. В Президиум поступило заявление от одного кандидата, Зелинского Виктора Андреевича, поддержка Ученого совета института имеется.
Затем было предложено выступить кандидату в директора, рассказать о положении дел в институте, о своих планах, как будущего директора. О положении дел Зелинский рассказывать не стал, они ему виделись удручающими.
- Здесь присутствует Анатолий Кузьмич, пока еще действующий директор, - пояснил он, обращаясь к Ладонникову, председателю Президиума. - Я думаю, он лучше расскажет о достижениях института.
Однако Ладонников не пошел у него на поводу, и Зелинский начал излагать свои планы. То есть, стал говорить о нанотехнологиях, о катализаторах, о создании новых твердых сплавов на основе наноразмерного карбида вольфрама, об увеличении публикаций в международных журналах…
Ладонников спросил, намерен ли будущий директор продолжить работы по минеральному сырью. Зелинский дипломатично ответил, что конечно эти работы будут продолжаться, но на более современном уровне. В частности, есть уже задел по извлечению золота с помощью лазерного излучения. Задел был у Кузьмина, который сотрудничал с Институтом горного дела, но Зелинский надеялся, что Институт материаловедения тоже включится в эти работы.
Перешли к обсуждению. Виктор Андреевич полагал, что выступит Линник, поддержит его кандидатуру. Линник не выступил. Выступил Ладонников.
- Зелинский — хороший физик, - сказал он. - И публикации у него хорошие. Но во-первых, он именно физик, а не материаловед. А во-вторых, он теоретик, всю жизнь занимался моделированием. Я не думаю, что Институту материаловедения нужен такой директор. Я против его кандидатуры. И вообще!.. Анатолий Кузьмич! - Он рассержено посмотрел на сидевшего в первом ряду Белотурова. - Вы мне привозили женщину, и вдруг!..
Анатолий Кузьмич сделался пунцовым, потупил взор. Ладонников занял свое место.
- Кто-нибудь еще хочет выступить? - спросил начальник отдела кадров.
Зелинский был уверен, что вот тут-то Линник скажет свое слово в поддержку друга. Не сказал.
Объявили начало тайного голосования. Зелинский решил не оставаться в зале, ушел, поднялся на второй этаж и стал в коридоре ждать окончания процедуры. Ему по-прежнему было все равно, изберут его или не изберут. Оля ждала его в гостинице, хотелось к ней, пойти погулять по городу, подышать на набережной морским воздухом, поглядеть на яхты, стоящие на приколе в Спортивной гавани. Ему уже все было ясно. Белотуров предлагал кандидатуру Окунёвой специально, чтобы она не прошла. В Академии не любят избирать в директора женщин, а тут еще и кандидат наук, не доктор. Ладонников формально поддержал бы ее кандидатуру, чтобы завалить Зелинского, но при голосовании никто не набрал бы проходного балла, голоса бы разделились, и тогда Ладонников мог спокойно оставить Белотурова исполнять обязанности директора. Но Профессор Ли вынудил Белотурова убрать Окунёву, и теперь Ладонников был вынужден явным образом топить доктора Зелинского, чтобы опять же оставить Белотурова на посту. Тысяча и одна ночь!
Вдруг по лестнице в коридор вбежала запыхавшаяся Любовь Марковна.
- Виктор Андреевич! Вас избрали! - закричала она радостно. - Представляете? Одним
голосом избрали! С ума сойти! Интересно, чей это голос?
И тут он расхохотался. Неудержимо, на весь пустой коридор, нервно, почти истерично. Они проиграли! Ничего у них не вышло! Он победил их! Он догадывался, чей это был случайный, непредсказуемый голос. Конечно, не голос Линника, хотя, наверняка, Линник голосовал «за», хотя и не решился открыто выступить против председателя Президиума. Тайно проголосовали «за» многие, врагов у Ладонникова оказалось немало, но "случайный" голос в поддержку Зелинского отдал наверняка старый альпинист Борис Вульфович Левин, автор замечательных песен. Как сейчас скрипит зубами Анатолий Кузьмич! Как мрачен Ладонников! Ведь он открыто выступил против, дал знак, как надо голосовать, а «они» все равно проголосовали «за», отвесили ему оплеуху.
- Поздравляю! - сказала Буре, когда он закончил хохотать. - Пойдете в зал?
- Нет, - покачал он головой. - Пойду в гостиницу. Оля волнуется, надо ее успокоить.
- Правильно, вам надо отдохнуть, - согласилась Любовь Марковна, ученый секретарь. Теперь все будет хорошо.