Сразу после отъезда Бобыкина Виктор Андреевич решил заняться просьбой тети Стеши. Он узнал через Интернет адрес старообрядческой церкви и в ближайшее воскресенье они с Олей туда поехали.
Хоть Виктор Андреевич и считал себя крещенным в старой вере, но о староверах в общем-то ничего толком не ведал, в его семье об этом речи не заходило, знал только, что в семье тети Нюры имелась специальная «поганая» посуда — для гостей. В прессе иногда кое-что проскальзывало: дескать, проистекли в незапамятные времена в русской церкви какие-то реформы (надо думать, прогрессивные), но некая часть народа (разумеется, самая косная и дремучая) их не приняла и ушла в раскол, в леса, где и живет до сих пор, в бородах, в рубахах навыпуск и в дремучести (смотри очерки «Таежный тупик» Пескова в «Комсомольской правде»). Еще ему помнилась из школьной программы суриковская полусумасшедшая боярыня Морозова, и уже где-то на краю сознания - «неистовый протопоп Аввакум». Нательного креста у него никогда не было, и православным христианином он себя не считал, хотя в Бога-создателя почему-то верил - как в некую высшую, объективную силу, которой мы все подотчетны. Вера эта была скорее от ума, чем от сердца. Виктор Андреевич полагал, что можно быть верующим, но нерелигиозным. Потому что религия, это когда обращаешься к Богу с просьбами, молишь его о чем-то. Он считал, что Бог уже дал ему все, что считал нужным дать: сотворил для него прекрасный мир, подарил ему жизнь и разум и наделил определенными способностями. Все остальное — в человеческих руках, и выпрашивать поминутно какие-то дополнительные подачки было бы просто неприлично.
И уж тем более не было в Викторе Андреевиче почитания официальной православной церкви. Она казалась ему всегда, по истории, насквозь лицемерной и властеугодливой. Не к Царствию Небесному людей вела, а к царству земному приспосабливала. С Советской властью, правда, сразу ужиться не смогла (больно уж антихристовой эта власть себя проявляла), но когда Сталин, спохватившись во время войны, призвал ее для поднятия воинского духа, она охотно откликнулась и живо взяла на себя роль партийной помощницы, каковой осталась и по окончании войны.
Церковь находилась на самом краю города, ехать туда на автобусе пришлось едва не час. Деревянный, сельского вида храмик едва виднелся из-за высокого железного забора. Однако калитка была не заперта. Супруги отворили ее и робко вошли в заснеженный двор, огляделись. Невысокое крылечко, потемневшие от времени рубленые стены, купол, крытый мелкими серыми дощечками, без всякой позолоты и следов краски, скромный крест на нем. Древняя идиллия! Словно двадцать первый век остался за калиткой, а здесь царит век семнадцатый.
По правую сторону храма имелись какие-то постройки. Из одной из них, имевшей небольшое застекленное окно, вышла пожилая женщина, одетая в долгополое зимнее пальто, с темно-коричневым шерстяным платком на голове, подошла к ним, прихрамывая, опираясь на палку.
- Доброго здоровьица! - поприветствовала она незнакомцев. - По какому делу к нам?
Они ответили на приветствие, и Виктор Андреевич объяснил дело.
- Значит это тетушка вас прислала, - промолвила женщина и, оглядев с вниманием пришельцев, остановила взгляд на мужчине. - Так, значит, и ваша мать была старообрядкой? А вы сами как?
Виктор Андреевич замялся, не зная, как ответить. Решил отвечать, как есть.
- Да я тоже вроде как крещеный, но не знаю толком. У меня о старообрядчестве очень смутное представление. Не знаю даже в чем разница между староверами и старообрядцами. Вы же знаете: мы в атеизме росли - пионеры, комсомольцы…
- Да, да, - согласилась она. - Советская, безбожная власть много душ выкосила. Мы вот едва уцелели. - И решив, что пора представиться гостям, назвала себя: - Елена! А вас как величать?
Они назвались:
- Виктор. Ольга.
- Я вот что скажу, Виктор и Ольга: я тут вроде сторожа. Служба нынче закончилась, батюшки нет. Я дам вам его телефон, вы созвонитесь и договоритесь с ним. Думаю, он не откажет. А я вам сейчас книгу дам о старообрядчестве. Прочтете и все узнаете.
Она повернулась и медленно вернулась в сторожку, но тут же воротилась с книгой в темно-красном коленкоровом переплете.
- Вот, почитайте. Не старообрядец написал, но все верно изложено.
Виктор Андреевич принял книгу. Борис Кутузов, «Церковная реформа XVII века».
- Спасибо, - сказал он, - почитаем. Вам ее потом вернуть?
- Можете себе оставить. А вот телефон батюшки.
Елена протянула листок с номером:
- Его Александром зовут. Отец Александр.
Виктор Андреевич листок взял и полез в карман за кошельком:
- Сколько мы должны?
- Нисколько. У нас не магазин. Лишь бы вам польза была.
- Тогда возьмите на храм. - Он вынул из кошелька купюру с изображением хабаровского моста через Амур.
- На храм возьму, - согласилась она. - Спаси Христос!
Вернувшись домой они сообща решили, что надо позвонить отцу Александру не откладывая. Отец Александр уже оказался в курсе их просьбы.
- Конечно, - сказал он, - я приеду к вашей тетушке. Я регулярно езжу во Владивосток, окормляю там наших христиан. К пасхе точно поеду. Вы мне позвоните где-то за неделю, и мы договоримся. Надо чтобы и вы подъехали. А то как я ее без вас найду?
- Хорошо, - согласился Виктор Андреевич. - Мы подъедем.
И опять потекли рабочие будни. В институте появились новые молодые люди: два выпускника «политэна». Одного взяла к себе Окунёва, второго — Зверев. Пришел и готовый кандидат химических наук, Констатин Зубаревич. Пришел из Института горного дела, где он занимался базальтовым волокном. Лабухова с удовольствием взяла его к себе, задумав использовать базальтовые волокна в качестве держателей для молибденовых катализаторов. Появился и не очень молодой научный сотрудник, тоже кандидат наук, Леонид Петрович Коновалов. Этот пришел из «Железки», по приглашению Белотурова, который и раньше с ним сотрудничал и был руководителем его диссертационной работы. В «Железке» Коновалов занимался искровым упрочнением тормозных колодок. Зелинский против его появления ничего не имел, так как дал себе слово в деловых вопросах никаких конфликтов с бывшим директором не устраивать. Пусть главный научный сотрудник делает свою научную работу, как он считает нужным.
А вот к разрастанию молодежной части коллектива он решил подойти конструктивно. Понимая, что фундаментальная база у выпускников «политэна», да и пединститута, оставляет желать лучшего, Виктор Андреевич придумал для них «ликбез». Он начал читать им еженедельные лекции по физике твердого тела, а Олю попросил позаниматься с ними математикой — дифференцирование, интегрирование, аналитическая геометрия. Татьяна Георгиевна даже предложила заключить с Олей договор и заплатить за лекции. Виктор Андреевич, разумеется, отказался.
- Не хватало еще, чтобы меня обвинили в том, что я специально придумал эти лекции, чтобы дать жене заработать.
- А что в этом предосудительного? - пожала плечами Окунёва. - Лекции — это работа, а за работу надо платить.
- Скажут: мог бы кого другого пригласить, не обязательно свою жену, - не поддался на ее аргумент Виктор Андреевич. - Тут лучше пере-страховаться, чем недо.
Трудовые будни потекли дальше. Из РФФИ пришла радостная весть: там одобрили проект по исследованию роста вольфрамовых «усов». Три другие институтские заявки получили поддержку в Президиуме: проект Окунёвой по твердым сплавам, работа Лабуховой по катализаторам и отдельной строкой — расчеты Зелинского по упругим свойствам наночастиц. Президиумовские гранты институту давали небольшие деньги, в несколько раз меньше, чем грант РФФИ, но все же это были деньги, которые, в частности, можно было тратить на командировки.
А с деньгами в институте вдруг возникли проблемы. Правительство, раздраженное несговорчивостью Академии урезало ей финансирование, решив наглядно показать, кто в доме хозяин, кто наполняет кормушку. Институту уменьшили бюджет, но планы, естественно, оставили прежние. Из Владивостока пришел «мудрый» совет: проводите сокращения. В качестве альтернативы порекомендовали переводить часть сотрудников на полставки. Например, пенсионеров. Они ведь в добавок к зарплате еще и пенсии получают! Однако как это сделать? Как уговорить людей написать заявления? А без заявления нельзя, незаконно, суд восстановит. Ладонников на запрос Зелинского ответил лаконично: «С людьми надо работать!» В смысле — надо уметь их уговаривать. Уговаривать пенсионеров отказаться от половины зарплаты Зелинский не хотел. Он поступил иначе. В институте имелось несколько совместителей — из «политэна» и «железки», которых в свое время принимал еще Белотуров из разных соображений, и которых Зелинский пока что дипломатично не трогал. Был среди них и Профессор Ли. Зелинский поинтересовался у Окунёвой:
- А что реально делают Хосен и его сын для института? Какие у нас с ними есть совместные публикации?
Оказалось, что совместных публикаций нет. Тимухин публикуется отдельно, Хосен и Эрик отдельно.
Тогда Зелинский вызвал к себе Тимухина.
- Сергей Сергеевич! Как вы конечно знаете, институту урезали финансирование. У нас есть два выхода: срезать ставки всем сотрудникам — процентов на десять, или сократить совместителей. Первый вариант очень сложный, люди должны сами написать заявления, а совместителей можно сократить простым приказом. Как вы думаете, Профессор сильно обидится, если я попрошу его руководить совместной лабораторией на общественных началах?
Тимухин заметно помрачнел.
- Думаю, что сильно. Он вообще очень обидчивый, хотя виду обычно не подает. В любом случае, об этом вы с ним должны поговорить сами.
- Это я понимаю. А как вы думаете, не поставит ли он тогда вопрос о закрытии лаборатории?
- Не знаю точно, но думаю, что вряд ли. В университете это для него вопрос престижа. Во всяком случае, я буду его отговаривать.
- Ну тогда организуйте, пожалуйста, мне встречу с Профессором.
Встреча состоялась, на кафедре. Хосен выслушал Зелинского и беспрекословно с ним согласился. И Зелинский не смог разобрать, блеснул ли лед за темными стеклами очков Профессора. Вернувшись в институт, Виктор Андреевич подписал приказ о сокращении всех совместителей.
Жизнь продолжалась. Вновь приехал Бобыкин. На этот раз, как и обещал, он привез супругу, Нину Арсентьевну. Она дотошно вникла в технологию, подсчитала стоимость сырья, стоимость производства, накладные расходы, зарплаты и налоги и вынесла неутешительный вердикт: электроды, сделанные по патенту Чипуренко и Белотурова, будут стоить в два раза дороже китайских, которыми заполнены все магазины. Бобыкин встретился с банкиром, попытался убедить его, что со временем, как это обычно бывает, технология отработается, станет менее затратной и лет через пять можно будет выйти на прибыль. Банкира такая перспектива не устроила и в финансировании он отказал.
- Ну, тогда и я отказываюсь от продолжения гранта! - развел руками Чипуренко, и Зелинский увидел, что отказывается он с облегчением: действительно, зачем ему эта морока? Да и сам он испытал невольное облегчение. Попытка сделана, он как директор приложил все усилия для внедрения институтской разработки, но такова уж жизнь, китайцев не переплюнуть. Оставался еще авиазавод, но как к нему подойти? И с чем? А Василий с Ниной сходили в оперетту и мирно отбыли в свои пенаты.
Вскоре подошла весна. Из Комсомольска, из технического университета, пришло напоминание о конференции, приглашение на которую институт получил еще осенью. Выехали туда целым десантом, благо ехать недалеко, недорого. У Виктора Андреевича тоже был доклад, персональный, по моделированию. Народу собралось много, были люди из Владивостока, Благовещенска и даже из Иркутска кто-то приехал. Были представители и с авиационного завода — с докладами по обработке титановых сплавов. Выступления и обсуждения длились три дня и все три дня на конференции присутствовал начальник научно-технического отдела завода Алексей Никанорович
Слуцкий. Несмотря на то, что степень кандидата он имел по техническим наукам, он выказал хорошие знания в физике и химии, задавал дельные вопросы Антону по кремнию и Лабуховой по катализаторам. Зелинский переговорил с ним, и Слуцкий легко согласился приехать в Хабаровск и обсудить возможности деловых контактов.
Слуцкий оказался человеком, легким на подъем, не любящим откладывать дела в долгий ящик, и приехал уже через неделю. Самое главное, что намеревался обсудить с ним Виктор Андреевич, это выяснить, какие проблемы есть у завода с титановыми материалами, и не может ли институт посодействовать в их решении. То есть, он хотел определиться, в каком направлении развивать новую тематику, на что делать акценты. Начальник научно-технического отдела выслушал ученых внимательно, а потом откровенно, хотя и не без сожаления, резюмировал:
- Предложения ваши мне интересны и, наверное, их внедрение было бы полезным. Но, увы, что бы вы не предложили, какую конфетку вы не выложили бы на тарелочку, завод не сможет это использовать. Хотя формально мы - частное предприятие, но фактически над нами есть ВИАМ — Всероссийский институт авиационных материалов, и только их разработки мы вправе применять в производстве. Так что обращайтесь в ВИАМ. Если они одобрят — тогда пожалуйста! Но заранее предупреждаю: шансов у вас практически никаких. Конкуренты ВИАМу не нужны. Да и не конкуренты вы ему. - Слуцкий тактично удержался от усмешки, лишь губы его слегка изогнулись. - У них две тысячи человек, а у вас?
После этой встречи Зелинскому все стало окончательно ясно. Он собрал всех научных сотрудников и выступил с программной речью:
- Уважаемые коллеги! Как это ни прискорбно, но мы с вами должны смотреть фактам в лицо. А факты эти таковы. В настоящее время промышленность, которая вся, даже оборонная, стала частной, не заинтересована в научных разработках. Поэтому возникает вопрос: продолжать ли нам работать над изобретениями или делать акцент на фундаментальных исследованиях? Анализ показывает, что изобретения устаревают в среднем за пять лет, и если они в течение этого времени не внедряются, они обесцениваются, в то время как ценность фундаментальных результатов вечна. Поэтому с этого дня институт будет поддерживать только те патенты, которые получены в процессе выполнения грантов, а остальные в ПРНД учитываться не будут. Главный упор будем делать на статьи, и в первую очередь — на статьи в международных журналах.
- А почему такой престиж иностранным журналам? - хмуро спросил Анатолий Кузьмич, который естественно тоже присутствовал на этом собрании, как главный научный сотрудник. - Некоторые наши тоже переводятся, тоже по сути, международные.
- Мой опыт показывает, что уровень статей в наших, российских журналах значительно уступает уровню статей в журналах международных, - ответил на это Виктор Андреевич. - Вы можете с этим не соглашаться, но это, как говорится, медицинский факт. Причины мы сейчас обсуждать не будем, но от того, что статьи переводятся, они лучше не становятся, и ссылок на них бывает гораздо меньше, чем на статьи в нормальных международных журналах. Количество ссылок — это сейчас очень важный фактор, Академия обращает на это внимание, и я хочу, и думаю, что все здесь собравшиеся этого хотят, чтобы наш институт вышел в передовые.
- Но у нас не все хорошо знают английский, - возразил Коновалов, ближайший теперь соратник Белотурова. - Институт будет оплачивать переводы?
- Желающие могут обращаться лично ко мне, - ответил Зелинский. - На первых порах я буду помогать, бесплатно. Но вообще-то… - Он саркастически улыбнулся. - Все кандидаты сдавали кандидатский экзамен по иностранному языку. Придется вспоминать.
Наступила пауза. Потом поднял руку Чипуренко, встал со своего места.
- Я не понял! Это что? Если я получу патент, институт мне ничего не заплатит? А как же закон? Его никто не отменял.
- Да, - согласился Зелинский. - По закону авторам патента или авторского свидетельства должна выплачиваться премия в размере средней зарплаты. И этот закон, действительно, формально не отменен, у наших депутатов руки не дошли, у них там другие проблемы, другие деньги пилят. Но у института нет денег. К тому же патент надо поддерживать, то есть оплачивать его статус как действующего, а это тоже деньги и немаленькие. Если вы возьмете на себя эту поддержку, мы выплатим вам премию. Я доходчиво объяснил?
Чипуренко на это ничего не ответил, сел с недовольным видом.
После собрания Зелинский прошел вместе с Лабуховой к ней, выпить чаю. Неожиданно для себя он почувствовал, что революция, которую он только что совершил, изрядно его взвинтила, надо было прийти в себя, побыть в доброжелательной обстановке.
- Ну вы выдали, Виктор Андреевич! - покачала головой Наташа, кладя в его чашку чайный пакетик и заливая его кипятком. - Такого у нас отродясь не бывало. У нас всегда изобретения были на первом месте. Анатолий Кузьмич и Чипуренко всегда премии огребали. Вам действительно так надо, чтобы институт в передовики вышел? Это ведь многим не понравится: и во Владивостоке, и в Хабаровске .
Тут надо пояснить, что в Хабаровске тоже имелся свой Президиум, в виде собрания директоров Хабаровского научного центра. Никакой властью он не обладал, как и денежными средствами, но директора иногда собирались, обсуждали какие-то общие проблемы и живо реагировали на успехи и неуспехи друг друга. Председателем этого Президиума был член-корреспондент Соколов, директор Института экологии, близкий приятель Белотурова.
- Честно говоря, я об этом не подумал, - признался Виктор Андреевич. - Но такой уж у меня характер: если взялся за какое-то дело, я стараюсь делать его как можно лучше.
- Лучше — это понятие относительное. Недаром говорят: «Лучшее — враг хорошего!» Я конечно вас поддерживаю, у меня и со статьями все нормально, но я это не все. Большинство привыкло жить так, как привыкло. Люди приспособились, знают, что завтра все будет, как сегодня, а вы вдруг все ломаете.
- Что поделаешь! - Виктор Андреевич осторожно отпил маленький глоток горячего чая. - Придется им потерпеть. Ближайшие пять лет, пока я директор, я постараюсь хоть немного осовременить институт, повернуть его на фундаментальные исследования… Вы же понимаете, что это единственное, что может обеспечить институту хоть какое-то будущее.
- Я-то понимаю, но большинство — вряд ли. Большинство живет сегодняшним днем. Помните рассказ Горького о Данко?
- Ладно, Наташа, - остановил ее Зелинский. - Хватит об этом. Я вот о чем хочу с вами посоветоваться. Я хочу предложить Здрую защитить диссертацию.
- Здрую? - Брови у Лабуховой удивленно поднялись. - Это вам зачем?
Он пожал плечами.
- Да как-то жалко человека. Вполне мог бы быть кандидатом не хуже других, не хуже того же Мухина или Коновалова. По уровню вполне соответствует. Да и институту был бы плюс — одним защитившимся больше.
- Ну, если в этом смысле. - Наташины брови опустились. - А в чем должен быть мой совет?
- Ну, не совет… Поговорите с ним. Я боюсь, что мое прямое предложение он может встретить в штыки, гордыня взыграет. А вы с ним на равных побеседуйте, скажите…
В этот момент в комнату без стука вошли Буре и Окунёва.
- Мы так и думали, что вы у Натальи! - воскликнула «ученая секретарша». - Мы тоже хотим чаю! Где наши чашки?
Они подсели к столу, Лабухова достала из застекленного шкафа чашки, налила. Пакетики «липтона» лежали в коробке на столе.
- Взбудоражили вы всех, Виктор Андреевич! - сказала укоризненным тоном замдиректорша. - Хоть бы нам сказали заранее. А то как мешком по голове.
- А тебе-то что переживать? - удивилась Любовь Марковна. - У тебя грант есть, вам с Максимом за патент заплатят.
- Да я не за себя, я вообще, - сбавила пыл Татьяна Георгиевна. - Непривычно как-то. Хотя по сути правильно.
- Конечно, правильно! - поддержала ее Буре. - Институт отчитывается статьями, патентов с нас давно никто не спрашивает, а теперь еще и импакт-фактор журналов требуют. А у российских импакт-фактор почти ноль.
Зелинский слушал их и улыбался. Он знал, что он прав. Люди привыкнут и будут потом ему благодарны за то, что он вытаскивает их из болота. Они еще скажут: «Как нам повезло с новым директором!» А если даже не скажут, тоже страха нет. Все равно он должен делать то, что делает, так говорит ему его совесть. Или душа. Или Всевышний.
- Ладно, дорогие дамы, вы тут пообсуждайте, а я пойду поработаю. Как говорил тот еврей? «Я еще шью немного!» А вы, Наташа, подумайте насчет того, о чем мы с вами говорили!
И он ушел к себе, к своему компьютеру и запустил на нем очередную задачу. А между делом вспомнил, как во время одной из посиделок в Президиуме Хабаровского научного центра к нему обратился директор Института тектоники, Николай Павлович Пименов, недавно приглашенный Ладонниковым из Москвы, и спросил, знаком ли Зелинский с сайтом «Кто есть кто в российской науке?» Зелинский ответил, что не слышал о таком сайте.
- Там есть списки наших ученых, по городам, на работы которых имеется более ста ссылок в международных журналах, - пояснил бывший москвич. - В Хабаровске таких только два человека — вы и я. У вас 215 ссылок, у меня 220.
- А во Владивостоке? - поинтересовался Зелинский.
- Во Владивостоке около десятка.
- Ну что ж, я рад за нас с вами, - скромно, но не без внутренней гордости отреагировал бывший владивостокчанин. - Значит, мы работаем не так уж плохо.