Приблизилась Пасха.
- Пора звонить отцу Александру, - напомнила Оля.
Виктор Андреевич взглянул на календарь. Да, осталась неделя. Телефон у них в квартире уже появился, да и Оля завела себе мобильник, так что со звонком проблемы не было. Дело шло к вечеру, святой отец должен быть свободен от службы. Так и оказалось.
- Да, да, я помню, - подтвердил он. - Я уже во Владивостоке, подъезжайте. Как приедете, позвоните мне, договоримся о встрече.
На следующий день Виктор Андреевич сказал Окунёвой, что берет два дня в счет отпуска: съездит по личным делам во Владивосток.
- Да возьмите командировку! - возмутилась Окунёва. - Отметите в Президиуме.
- Я по личным делам еду, - повторил Зелинский. - Да и не с руки мне будет заходить в Президиум, я сразу в Артем поеду.
- К другу? К Василию Федоровичу?
- Нет, по другим делам.
Оля конечно поехала с ним. Они взяли билеты в двухместное купе, которое оказалось суперлюксовым: вместо обычных двух отдельных спальных мест в нем было одно, двухспальное, а кроме того имелось туалетное отделение с душем. Комфорт необычайный! Вот только продуктовые наборы их насмешили: в каждом кроме всяких вкусностей оказалось по чекушке водки!
Приехав во Владивосток, они сразу позвонили отцу Александру. Он сказал, что будет на машине, и объяснил где и когда они встретятся. Место это было в районе Второй Речки, как раз по пути в Артем.
Встретились. Святой отец оказался симпатичным, нестарым еще человеком, с небольшой бесформенной бородой и улыбчивыми глазами. Одет он был в клетчатую рубашку и спортивные штаны: совсем не по-поповски. Машина была старенькая, «жигуленок». Познакомились.
- У меня ряса в сумке, я потом переоденусь, - пояснил он. - А машина не моя, местного христианина, я по доверенности. Из Хабаровска ехать на машине — утомительно.
По дороге в Артем отец Александр расспрашивал про тетю Стешу, про ее родителей, то есть про деда и бабку Виктора Андреевича. К сожалению Виктор Андреевич ничего не мог ему рассказать, не знал он свою родословную, и деда с бабкой никогда не видел, не знал даже где и когда они умерли. Про деда знал только, что звали его Парфил, по маминому отчеству, а про бабку не знал и этого.
У тети Стеши в квартире был телефон, поэтому Виктор Андреевич заранее ее предупредил, и она уже ждала гостей. Накрыла на стол, подала чай с ватрушками, которые сама напекла. Батюшка начал задавать ей вопросы: где жили родители, чем занимались, как были крещены, была ли в их деревне старообрядческая церковь, как крестили саму Степаниду. Ему надо было убедиться, что тетя Стеша действительно принадлежит к той церкви, которую он представлял, как священник. Дело в том, что старообрядцы бывают разные. Почитав книгу Кутузова, Виктор Андреевич уже знал, что среди них есть поповцы и безпоповцы, да и поповцы бывают разных толков, то есть разных церквей. Отец Александр принадлежал к основной в современной России церкви, Белокриницкой, и он с удовлетворением понял, что родители тети Стеши также принадлежали к ней. Заодно он поинтересовался и тем, как был крещен ее племянник Виктор, то есть Виктор Андреевич.
- Его в никонианской крестили, - поведала батюшке тетя Стеша. - В Артеме же не было старообрядческой, вот и решили: пусть хоть так, чем совсем оставлять ребенка некрещеным.
Для Виктора Андреевича это явилось новостью. По жизни он считал себя крещенным в старообрядчестве, как и его мама, а прочтя книгу о том, какие лишения претерпели староверы, какие гонения выдержали, но не сломились, сохранили свою веру и свои традиции, он даже загордился своим происхождением. И вдруг оказалось, что он не старообрядец!
- Как же так, тетя Стеша? - усомнился он. - Ведь у меня крестный был дядя Игнат, муж тети Нюры.
- А он и не был старовер, - сообщила старушка. - Он был никонианец.
Виктор Андреевич растерянно посмотрел на священника.
- Ладно, - успокоил его отец Александр. - Об этом мы еще поговорим. - И обратился опять к тетушке: - Когда же вы в последний раз причащались, Степанида?
- В пять лет, - кротко ответила та. - Как сейчас помню, перед тем, как сюда переехали. Отец наш в колхоз вступать отказался, корову и лошадь у нас забрали, он завербовался на шахту и мы сюда, в Артем, приехали.
- А сколько вам сейчас?
- Семьдесят пять, батюшка.
- Вот это да! - не сдержал восторга священник. - Семьдесят лет прошло! Я расскажу о вас своим прихожанам, как мне посчастливилось, как меня Господь сподвигнул: причастить человека через семьдесят лет. Уникальный случай!
Он посмотрел на Виктора Андреевича и Олю.
- А сейчас пойдите, погуляйте. Мне вашу тетушку исповедать надо.
Супруги послушно собрались и вышли на улицу.
- Какой ты молодец, что привез тете Стеше батюшку! - сказала Оля.
- Это мы привезли, - возразил он. - Муж и жена — одна сатана.
- Не говори так, - воспротивилась Оля. - Мы не сатана. Мы банда. Хорошая банда.
- Согласен, - кивнул он. - Но как же я-то обмишулился? Только-только начал гордиться тем, что я старовер, и вдруг оказался никонианцем!
По пути назад во Владивосток Виктор Андреевич спросил отца Александра, можно ли исправить случившуюся с ним историческую, как он посчитал, несправедливость.
- Можно, - ответил тот. - Надо вас крестить заново. Никонианское крещение у нас не признается. Но вы сначала походите в нашу церковь, послушайте службы, на людей посмотрите, а потом мы с вами и поговорим. И вы походите! - обратился он к Оле. - Если муж покрестится, то и жена должна. А потом я вас и повенчаю! Невенчаными-то жить грешно.
Виктор Андреевич и Оля посмотрели друг на друга. Во как! Оказывается во грехе живем!
Весна прошла в обычных делах. Ничего особенного не приключалось. За тем исключением, что в жизни Виктора Андреевича и Оли появились воскресные поездки в церковь. Не будучи еще членами общины, они стояли у самых дверей, слушали проповеди отца Александра, пение клироса, старались подражать поведению прихожан. То ли батюшка людям о них рассказал, то ли это сделала знакомая им Елена, но к ним относились доброжелательно, подсказывали, как себя вести. И как-то светлее делалось у них на душе, когда они после службы возвращались домой, и долгий путь на автобусе уже не казался им долгим.
Наступило лето. Виктор Андреевич и Оля опять засобирались на Алтай, к снежным вершинам. Перед поездкой заговорили с батюшкой о крещении.
- Вот когда вернетесь, тогда мы с вами это и устроим, - пообещал он. - В августе. У одной нашей христианки дом стоит прямо возле пруда, там мы обычно и крестим. Мы ведь крестим полным погружением, не так как никонианцы — обливанием. Мы их обливанцами зовем! - Он засмеялся. - И желательно крестить в естественном водоеме. В августе вода теплая! Зимой конечно детей приходится в чане крестить, но взрослых я всегда крещу в пруду.
На Алтае они встретились со своим прежним гидом-инструктором, Женей Семеновым, в тех же самых местах, в ущелье белопенной речки Актру, что впадает в Чую, несущую свои неспешные серые воды вдоль знаменитого Чуйского тракта. Между восхождениями они познакомились с несколько странной компанией, человек около десятка. Это были мужчины и женщины среднего возраста, одетые совсем не по-альпинистски и не по-туристски, в городской обуви. Они приехали из Новосибирска, и среди них выделялась видная собой, элегантная дама. Оказалось, что три года назад в этом ущелье, на снежных склонах горы, также носящей имя Актру, погибли их сыновья-сноубордисты, а элегантная дама, между прочим, жена крупного банкира, была матерью лидера этой группы. В прошлый свой приезд Виктор Андреевич и Оля видели в ущелье памятник погибшим, там было двенадцать имен: восемь сноубордистов и четыре члена экипажа военного (?!) вертолета, который пытался забросить их на вершину, к началу головокружительного спуска. Не долетели, порыв ветра ударил вертолет о скальный гребень. Печальный итог юношеского беспредела и погони пилотов за шальным заработком.
- Это не наш вариант! - решительно сказали друг другу Виктор Андреевич и Оля. - Мы хоть и банда, но не беспредельщики.
И они подтвердили свой девиз уже через несколько дней, когда пошли вдвоем на восхождение по длинному ледовому маршруту, на середине которого их застал холодный, пронизывающий дождь. «Дойти мы дойдем, но потом придется еще и спускаться, а мы уже мокрые до нитки, мы замерзнем», - поняли они оба, связались по рации с гидом и начали спуск. Гора как стояла, так и будет стоять, к ней можно прийти и в следующий раз, а жизнь дается лишь однажды. И, забегая вперед, скажу как автор их жизнеописания, что через год на этой же горе, на этом же маршруте потерпела жестокое фиаско другая группа, четверка, в которой было два мастера спорта. Они так же попали в дождь, но не повернули, дошли до вершины, а на спуске трое умерли от переохлаждения. Альпинизм — это не только риск и отвага, но еще и разум. А мои герои, Виктор и Ольга, чуть позже, отдохнув и дождавшись погоды, сходили-таки на эту вершину и благополучно с нее спустились. И так им было хорошо, что по завершении программы, после которой Женя Семенов, их гид и ангел-хранитель, должен был возвращаться к себе домой, в город Рубцовск, они решили съездить еще и в Алма-Ату, в тянь-шаньские горы, по которым Виктор Андреевич ходил в студенческие и аспирантские годы и которые ему так хотелось показать любимой женке.
В алма-атинских горах они совершенно случайно (хотя, ничего не случается случайно) прямо на тропе, встретили старого друга Виктора, Вадима Первакова, который вдвоем с молодым партнером направлялся в дальний поход, через перевалы и ледники. За прошедшие годы Вадим вырос до мастера спорта, но от спорта уже по-возрасту отошел и ходил по горам для удовольствия, как впрочем и Виктор с Олей. Друзья обнялись, посидели на камушках, выпили тут же приготовленного чая, обменялись телефонами.
- Куда идете? - спросил Вадим.
- На Маяковского, - ответил Виктор. - Я ходил на него сорок лет назад. - И назвал фамилию человека, с которым ходил.
- Знаю, знаю, - кивнул Вадим. - Я тоже с ним ходил, человек-легенда. Жив-здоров, кстати, но в горы уже не ходит. Вы по тройке-а или по тройке-бэ?
- По тройке-а.
- Ты наверное все уже забыл. Там, как камин пройдете, хочется вправо повернуть, а надо повернуть влево, а дальше все очевидно.
- Понял, - согласился Виктор. - Ну, мы пошли!
И они разошлись в разные стороны. И вновь встретились уже через десять дней, в Алма-Ате, когда Вадим вернулся из похода, а Виктор и Оля тоже спустились с гор, всласть по ним находившись. И тут, уже в квартире Вадима, Виктора Андреевича настиг звонок из Хабаровска. Звонила Окунёва.
- Виктор Андрревич! Я уже несколько раз вам звонила, трубку не берете, я уж беспокоиться стала. Как вы там, в ваших горах?
- Все нормально, Татьяна Георгиевна, - ответил он. - Просто там, где мы были, нет связи. А у вас как дела?
- У нас тоже все нормально. Но вот дело возникло, по которому я вам и звоню…
- Что за дело?
- Хосен приходил. Сам, представляете! Принес договор с корейцами. С южными корейцами. На выращивание искусственных алмазов. Там он прописан, его кафедра, и мы, Институт материаловедения. Я подписывать не стала, решила с вами посоветоваться. Что мне ему ответить?
- Ответьте, что это не ваша компетенция. Я приеду, разберусь.
- Но он говорит, что нужно срочно подписать, у корейцев какой-то пожар. В смысле, дело не терпит.
- Потерпит. Я завтра выезжаю, поездом, через пять дней буду в Хабаровске. Всего доброго! Хосену привет.
Он отключил мобильник, посмотрел на Олю, потом на Вадима.
- Вот так! Достали и здесь. Ну, ладно, все равно нам завтра уезжать.
На прощанье Виктор подарил старому другу свою газовую горелку, американский «реактор», который потреблял вдвое меньше горючего, чем обычные, а кипятил воду вдвое быстрее. В магазинах такие не продавались, он купил ее через интернет.
- А как же ты? - обеспокоился Вадим.
- Закажу еще! - успокоил его Виктор.
Из Алма-Аты они ехали в спальном вагоне, путь предстоял дальний, на комфорте решили не экономить, тем более, что директорская зарплата позволяла. На границе с Россией их ждал неприятный сюрприз. Пограничный офицер-казах обнаружил в их регистрационных бумагах непорядок, срок выезда был просрочен. Там был указан день, когда они выезжали из Алма-Аты, но Казахстан — страна большая, и к границе они подъехали лишь на следующее утро.
- Придется выходить, - сказал офицер. - Будем судить, штрафовать. Закон чужой страны надо уважать. И ее географию надо знать.
Супруги растерялись. Выходить на пограничной станции, ждать решения суда… А в Новосибирске у них пересадка, билеты пропадут, и вообще...
- А нельзя ли сразу заплатить штраф? - робко осведомился Виктор Андреевич и посмотрел на пограничника до противности искательно.
- Не имею права, - ответил страж закона. - Я должен вас высадить.
- А если по-человечески? - пытливо спросил Виктор Андреевич и стал себе еще противнее.
- Если по-человечески? - Офицер задумался и внимательно осмотрел русскую пару, едущую в спальном вагоне. - Давайте выйдем.
Они вышли из купе, прошли в тамбур.
- Сколько у вас денег? - деловито осведомился офицер и пояснил: - А то бывает, возьмешь у человека, а ему потом на еду не останется.
Зелинский достал бумажник, раскрыл.
- Вот, семь тысяч тенге. Еще русские есть.
- Русские не надо. Давайте пять, остальные оставьте. - Он взял деньги, сложил аккуратно, убрал во внутренний карман, поднял настороженный, но властный взгляд:
- Ко мне претензии есть?
- Никаких! - как можно убедительнее ответил Виктор Андреевич, впервые в жизни давший взятку. - Вы исполняли свой долг.
- Желаю счастливого пути! - строгим голосом попрощался пограничник и двинулся в следующий вагон.
«Пронесло! - облеченно вздохнул ограбленный Зелинский. - Какое счастье! Я бы и семь тысяч отдал. Все равно из Казахстана выезжаем: зачем нам в России казахские тенге?» И вспомнился ему один разговор с Окунёвой, когда у них зашла речь о коррупции, о том, как государство делает вид, что борется со взятками, а чиновники спокойно продолжают их брать.
- А я лично считаю, что система взяток полезна, - заявила тогда Татьяна Георгиевна. - Если например мне нужно срочно оформить права или заграничный паспорт, я с удовольствием дам взятку, чтобы сделать это быстро. Или в больнице… У сестер и нянечек мизерные зарплаты, она одна на весь коридор! Конечно, я заплачу ей, если там будет лежать моя мама, чтобы она ей вовремя капельницу принесла.
- Вот, вот! - отвечал ей тогда Виктор Андреевич. - С этого все и начинается. А когда человек становится бизнесменом и приходит к чиновнику, он тоже платит за то, чтобы тот побыстрее и получше его обслужил. - И вспомнил бывшую сотрудницу института Ирину Михайловну Сапсан, ныне чиновницу краевого уровня.
А нынче вот сам дал взятку, сам ее предложил. А что было делать? Высаживаться в казахской степи? Что сказала бы сейчас Окунёва? «На вашем месте так поступил бы каждый!» Неужели действительно — каждый?
От Новосибирска до Хабаровска добрались без приключений. В дороге познакомились с испанской супружеской парой, которая ехала в соседнем купе и которой пришло в голову попутешествовать по России: из Владивостока они намеревались еще совершить круиз на Камчатку. Общались, в основном, на английском, но пытались также практиковаться в испанском, которым Виктор Андреевич и Оля недавно начали заниматься, задумав как-нибудь съездить в Лос-Анджелес, пообщаться с мексиканскими родственниками Юлиного мужа. Поезд, правда, шел с нарастающим опозданием, и было похоже, что во Владивостоке испанцев ожидает разочарование: круизный лайнер уйдет без них.
А Окунёва ждала Виктора Андреевича с нетерпением.
- Ну, наконец-то! - встретила она его с облегчением. - А то Хосен уже три раза звонил. Просил сообщить ему, как только вы появитесь.
- Что за алмазы? - спросил Виктор Андреевич. - Какие-то подробности вы знаете?
- Ничего не знаю. Сейчас я ему позвоню, он придет и все скажет.
Профессор появился через двадцать минут. Он был предельно деловит, в руках держал кожаную папку. Зелинский принял его в своем, директорском кабинете.
- В июне я ездил в Сеул, привез договор, - с места в карьер начал Профессор, раскрывая папку. - Сеульский университет предлагает нам открыть производство алмазов по их технологии. Условия такие: они поставляют оборудование и ноу-хау, а также организуют сбыт продукции, мы выделяем людей и проводим работы. Делать все надо срочно, а ваша Окунёва, курица, перестраховщица, подписывать отказалась. Думаю, вы человек умный и решительный, все оцените и тянуть не станете.
- Покажите договор, - попросил Зелинский.
Профессор подал ему бумаги. Они были составлены на двух языках — на корейском и на русском.
Зелинский посмотрел на Хосена.
- Вы знаете корейский?
- Письменный не знаю. А зачем?
- Я хотел убедиться, что оба варианта идентичны. Ну да ладно, будем руководствоваться русским. Я вижу, что здесь не обозначена сумма договора.
- Сумма будет проставлена в дополнительном соглашении. Предварительно мы договорились на миллион долларов.
- Миллион долларов? - Зелинский сильно удивился. Он ожидал услышать сумму раз в десять меньше.
- И сколько же алмазов они хотят за эти деньги?
- Это в договоре есть, - подсказал Профессор, кивнув на бумаги. - Установка, которую они нам передают, рассчитана на производство ста килограммов в год.
- А что это будут за алмазы? Какого размера и качества?
- Алмазы технические, для инструмента. Размеры кристаллов — до одного миллиметра.
- А почему бы им самим их не производить? Зачем мы им нужны?
- Они их и производят. Это я их убедил, что у нас производство обойдется дешевле.
- Тогда у меня к вам главный вопрос, Профессор. - Зелинский сделал паузу и с иронической улыбкой всмотрелся в напряженное лицо восточного человека. - Почему ваша кафедра не может заняться этим сама? Зачем вам Институт материаловедения?
Тот, конечно, ожидал такой вопрос и ответил без запинки:
- У меня некому этим заняться. У меня нет свободных людей. У вас же — целый институт. Да и опыт у вас есть. Я знаю, вы уже выращивали алмазы.
Зелинский усмехнулся.
- Нет у нас никакого опыта. То есть, опыт есть, но неудачный. Сколько людей должно быть задействовано в этом проекте?
- Достаточно двух.
- Вот видите! Поставьте на это Эрика и какого-нибудь аспиранта. Ради миллиона они могут и отложить другие дела. Можете и Тимухина подключить, я не стану возражать. Но договор заключайте от себя, без Института материаловедения. Скажу прямо: я вижу в этом деле какую-то большую авантюру, а в авантюрах я не участвую.
Лицо Профессора Ли сделалось очень жестким, словно его высекли из камня.
- Это ваше окончательное слово?
- Да.
- Очень жаль. Мне искренне жаль.
Профессор поднялся, взял свою папку и вышел из кабинета, не попрощавшись.
Через три минуты в кабинет вбежала Окунёва.
- Виктор Андреевич! Он даже зубами скрипел! Шел по коридору и ругался по-корейски. У меня дверь была открыта, я видела и слышала. Что будет?!
- А что будет? - Зелинский пожал плечами. - Будет жизнь. Вы знаете, что сказал про Хосена Ханбатыев? Он назвал его демоном. На полном серьезе. А я думаю, что Хосен просто человек, который до сих пор имел дело только с людьми, которые слабее его, привык, что его боятся. А знаете, почему я его не боюсь? И не только его. Потому что я не боюсь перестать быть директором. Я профессионал, Татьяна Георгиевна, я неплохо умею моделировать, я всегда найду себе работу.
Заместительница смотрела на директора с испугом. Можно ли так говорить? Можно ли так думать? Хосен страшный человек, он не простит. А нам еще защищаться в Комсомольске!
В августе, как и планировалось, отец Александр организовал крещение. Раба Божиего Виктора он трижды окунул в пруд нагишом, а рабе Божией Ольге дозволено было облачиться в длинный, до пят, белый балахон. После крещения, здесь же, на берегу, во дворе гостеприимной христианки Галины приготовили шашлыки и посидели на веранде за чаем и красным вином.
- Теперь вам повенчаться осталось, - улыбался новообращенным довольный батюшка, - но это мы чуть позже. К этому надо специально подготовиться.