Начало на http://proza.ru/2021/06/05/1608
ТРИ НОВЫХ АДРЕСА 1811 ГОДА:
- Здравствуйте, Александр Сергеевич!
- Рад слышать вас, сударыня! Вижу, вы загадочно улыбаетесь. Неужели узнали ещё что-то новое о моём прошлом? Как вам это удаётся?
В ярких голубых глазах моего собеседника любопытство.
Но нет, не смогу я объяснить человеку из девятнадцатого века тайны интернета, откуда черпаю новую информацию…
Дело читателей - верить нам с Александром Сергеевичем или нет. Интернет всегда к вашим услугам, господа, чтобы уточнить или перепроверить.
- Александр Сергеевич! – восклицаю я с сожалением. – Ну, почему Вы не оставили нам, потомкам, своей автобиографии?
Он улыбается:
- Я оставил, правда, только «Начало»: «Несколько раз принимался за ежедневные записки и всегда отступался из лености. В 1821 году начал я свою биографию и несколько лет сряду занимался ею. В конце 1825 года, при открытии несчастного заговора, я принужден был сжечь сии записки. Они могли замешать многих и, может быть, умножить число жертв. Не могу не сожалеть об их потере; я в них говорил о людях, которые после сделались историческими лицами, с откровенностию дружбы или короткого знакомства».
- Но есть ещё «Дневники», «Наброски», «Планы»…
- Да, да, в черновиках, наверное, эти записи остались.
- Потомки бережно хранят всё, что связано с Вашим именем, но не всегда всё понятно в них. Например, есть запись: «Меня везут в Петербург. Иезуиты. Тургенев. Лицей». Позвольте спросить Вас, при чём здесь иезуиты. Ведь в Европе орден иезуитов был распущен ещё в 1773 году.
- Матушка Екатерина уважала высокий уровень обучения в иезуитских коллегиумах и, вопреки европейским указам, разрешила их открыть в России. В них обучались сыны известнейших аристократических фамилий. Вначале родители хотели и меня отдать в иезуитский коллегиум, да слава Богу, миновала меня чаша сия!
- Что же помешало?
- А то, сударыня, что обучение было платным. К тому же, студентов склоняли к католицизму, а провинившихся не возбранялось пороть розгами…
- Это ужасно! Наверное, поэтому, когда Сергей Львович узнал, что царь Александр Первый открывает для детей знатных дворян Императорский (звучит-то как престижно!) лицей в Царском Селе и обучение – за счёт государства, сомнения отпали: отдавать сына только туда!
- Так всё и было, - соглашается мой собеседник.
- А кто такой в вашей записи Тургенев?
Слегка снисходительно Александр Сергеевич объясняет:
- Чтобы мне, отроку, стать кандидатом, пришлось похлопотать. Помог достойнейший Александр Иванович Тургенев, директор Департамента духовных дел иностранных исповеданий! Человек образованный, умный, деятельный и необычайно добрый. Даже в собственной квартире на Фонтанке просители постоянно осаждали его, и он помогал совершенно незнакомым людям, даже самым простым, не знатным. И ко мне он не раз приезжал в Лицей...
Я осмеливаюсь прервать воспоминания:
- Александр Сергеевич, вернёмся в 1811 год. В июле Василий Львович привозит Вас в Петербург. И останавливается, оказывается, вовсе не в Демутовом трактире.
- Возможно, сударыня. Признаться, я не задумывался по этому поводу…
- Зато потомки задумались, - улыбаюсь я. – В архивах найдено письмо Василия Львовича Пушкина, написанное по-французски П. А. Вяземскому от 7 августа 1811 года. «Я прожил несколько дней в гостинице „Бордо“, - пишет Ваш дядя, - где меня ужасно ободрали. Я в ужасах переезда, и у меня все еще вверх дном». И новый адрес: «На Мойке, близ Конюшенного моста, в доме купца Кувшинникова».
- Возможно, возможно, - соглашается поэт. – Ну, а где это сейчас?
- Чтобы определить точно, произвели специальный поиск. В сохранившихся Адресных книгах, помимо Демутовой, нашли гостиницы «Европа», «Париж», «Лондон», «Неаполь», «Веймар», «Свеаборг», «Лейпциг»… Как на географической карте!
- Всё верно: гостиниц было много в северной столице!
- Но ни в одной книге не было «Бордо». И лишь в газете «Санкт-Петербургские ведомости» за 1811 год, ура! в разделе «Прибывшие и отъезжающие» увидели нужное объявление: «В Петербурге в Леконтовом доме отдаются в наем омеблированные покои. Спросить близ Синяго моста в трактире Бордо под № 173-м у хозяина». Хозяин - «портновского цеха мастер» Мейер. Сейчас этот адрес соответствует дому № 82 по набережной Мойки - на углу Фонарного переулка.
- Но из письма следует, что дядя вскоре переехал в дом купца Кувшинникова. А это где?
- По деталям места и по фамилии хозяина новый адрес установили быстрее. Сейчас это набережная Мойки, №13. Первого августа 1811 года отсюда Василий Львович везет Вас представлять графу Разумовскому, в доме которого был медицинский осмотр кандидатов в лицеисты.
- Выходит, у Кувшинникова мы жили до отъезда в Царское Село. Я не боялся вступительных испытаний, а дядюшка переживал и заставлял меня читать да повторять. Но вот в газете сообщили, что «Испытания имеют место в доме министра народного просвещения графа Алексея Кирилловича Разумовского». Он жил на Фонтанке, у Семёновского моста, в красивом двухэтажном дворце, в глубине участка. За ним был обширный сад до самого Загородного проспекта. А сейчас?
- Увы, в начале ХХ века этот дом снесли и посредине участка проложили улицу, назвали Бородинской.
- Жаль, что не увижу памятный мне дом. Сюда 12 августа дядя привёз меня к 10 часам утра. Прибыли и другие дворянские недоросли, бродили по большому залу или сидели, взволнованные и смущённые, рядом с отцами или родственниками, с любопытством поглядывали друг на друга… Нас вызывали по очереди в кабинет министра, задавали вопросы. Я получил первые оценки.
- Интересно, - не удержалась я, - и какие же?
- «В грамматическом познании языков: российского - «очень хорошо», французского - «хорошо», немецкого - «не учился». В арифметике - «знает до тройного правила», в познании общих свойств тел - «хорошо», в начальных основаниях географии - «имеет сведения».
- А как другие недоросли отвечали?
- По-разному, сударыня. В тот день не приняты были шестеро. А 24 августа в Памятной книге Лицея рукой директора Василия Фёдоровича отмечено: «Прислан список удостоверенных кандидатов к принятию в Царскосельский Лицей». Под номером 14-м значится: «Александр Сергеевич Пушкин. Ветрен и легкомыслен, искусен во французском языке и рисовании, в арифметике ленится и отстает».
- Ой, Александр Сергеевич, неужели это про Вас написано? – переспросила я смущённо.
- Именно так, сударыня, про меня. Признаться, я никогда не был образцовым студентом.
- А разрешите, я прочитаю воспоминания вашего друга, Ивана Пущина.
Глаза поэта загорелись живым огнём.
- Читайте!
- «Вошел какой-то чиновник с бумагой в руке и начал выкликать по фамилиям. — Я слышу: Александр Пушкин! — выступает живой мальчик, курчавый, быстроглазый, тоже несколько сконфуженный. По сходству ли фамилий или по чему другому, несознательно сближающему, только я его заметил с первого взгляда. Еще вглядывался в Горчакова, который был тогда необыкновенно миловиден. При этом передвижении мы все несколько приободрились, начали ходить в ожидании представления министру и начала экзамена. Не припомню, кто, только чуть ли не Василий Львович, привезший Александра, подозвал меня и познакомил с племянником. Я узнал от него, что он живет у дяди на Мойке, недалеко от нас. Мы положили часто видаться. Пушкин, в свою очередь, познакомил меня с Ломоносовым и Гурьевым.
Скоро начали нас вызывать поодиночке в другую комнату, где в присутствии министра начался экзамен, после которого все постепенно разъезжались…»
Александр Сергеевич, с повлажневшими глазами, сдерживая сердечное волнение, слушал очень внимательно, не прерывая. Лишь прошептал чуть слышно:
- Мой первый друг, мой друг бесценный!…
А я продолжала, иногда сокращая текст:
- «Все мы видели, что Пушкин нас опередил, многое прочел, о чем мы и не слыхали, все, что читал, помнил; но достоинство его состояло в том, что он отнюдь не думал выказываться и важничать... Все научное он считал ни во что и как будто желал только доказать, что мастер бегать, прыгать через стулья, бросать мячик… Случалось точно удивляться переходам в нем: видишь, бывало, его поглощенным не по летам в думы и чтения, и тут же внезапно он оставляет занятия, входит в какой-то припадок бешенства…»
- Он прав, - грустно подтверждает мой собеседник. И я вижу, как побелели его пальцы, стискивавшие массивный набалдашник трости. – Я старался сдерживать свою вспыльчивость, но не всегда мог победить наследие африканских предков…
Тем временем мы подошли к дому №13. Светло-серый, многоэтажный, многоквартирный – обычный. Поясняю:
- В ХIХ веке участок и дом принадлежали семье генерала Неелова, в начале ХХ - почетному гражданину Н. А. Сыромятникову. Последние владельцы перед революцией - бароны Гинцбурги.
- Мы с дядей ещё почти два месяца жили здесь после экзаменов. Сюда приходили мои друзья, с которыми познакомился на испытаниях. Большой Жанно, да Сергей Ломоносов, да Костя Гурьев.
- А утром 9 октября 1811 года вместе с дядей Вы покидаете Петербург. Впереди – новая жизнь! Лицей! Наёмный экипаж едет по Царскосельской дороге, мимо красивой мраморной пирамиды - первого верстового столба у Главного почтамта, далее их будет двадцать. Сейчас, правда, уцелело лишь одиннадцать.
- Ах, время и люди… - вздыхает Александр Сергеевич. - А дорога мне запомнилась. Между обычными домами слева Чесменский дворец с башенками. У Средней Рогатки – Путевой дворец для отдыха августейших особ. Далее среди полей – деревушки.
- А придорожные фонтаны?
- Да-да, помню прекрасно! Можно было и самим напиться, и лошадей напоить. Затем спускаемся с пригорка, подошвы Пулковой горы… Быстро пролетели двадцать пять вёрст. И – вот оно, Царское Село!
- А теперь – город Пушкин!
Но Александр Сергеевич не слышит меня, восклицая:
Вам, Царского Села прекрасные дубравы,
Отныне посвятил безвестный музы друг
И песни мирные, и сладостный досуг...
Воспоминания увлекли его в далёкую даль. Он словно заново видит всё воочию:
- Жёлтая осенняя листва устилает дорогу. Справа, в парке, – Александровский дворец, сады, какие-то здания, золотые церковные купола и, наконец, узорная ограда, трёхпролётная арка и лазоревые стены флигеля Екатерининского дворца…
- На долгие шесть лет он стал для Вас родным домом!
***
Три новых петербургских адреса Александра Сергеевича:
- бывшая гостиница «Бордо» (сейчас набережная Мойки, 82)
- дом купца Кувшинникова (набережная Мойки, 13)
- дом министра народного просвещения А.К. Разумовского на Фонтанке, у Семёновского моста (дом снесён, на этом участке проходит улица Бородинская)
Много на сайте прекрасных авторов, посвятивших свои произведения Александру Сергеевичу. Вот стихи Юрия Рязанцева о дружбе Пушкина и Пущина.
И.Пущину и А.Пушкину, лицеистам
Парк обошли широкими кругами.
Сверкал под солнцем царскосельский пруд.
Потом отправились за пирогами,
А в дворницкой старик: «Вы снова тут?
Сластёны оба – просто наказанье!
А может быть, хотите кислых щей?»
Огромный парк, где каменные зданья,
Среди которых царственный Лицей.
«Получите доходные местечки, -
Старик ворчит, - чины и ордена,
За нас тогда замолвите словечко,
Дорога нашей бедности длинна…»
Пылила снегом сказочная ширь,
Сияли в небе звёздочки, как свечки.
…Не знал старик, что одному – Сибирь,
Другому же – дуэль на Чёрной речке.
Продолжение на http://proza.ru/2021/07/26/1041