Фэндом: А.Дюма и Куртиль де Сандра
Предупреждение: AU
***
Граф де Ла Фер хоть и наведывался в Блуа, но в этой гостинице не останавливался ни разу.
Он нехотя признался сам себе, что дороги его нынче утомляют – не потому, что убавилось сил или стало подводить здоровье, а потому что в пути непременно приходится менять весь уклад жизни и даже самый взгляд на неё. Да ещё и цель поездки такова, что... Граф не мог отказать герцогу в пустяковой просьбе, высказанной вскользь – передать письмо по назначению. Отчего не оказать любезность соседу, который вечно был занят – то женил своих младших детей, то женился сам? А до того его светлость неоднократно приглашал графа к себе на домашние праздники, разумеется, вместе с Раулем. Виконт, таким образом, был принят в обществе и шалил с герцогскими внуками, неожиданно проявляя скрытые доселе черты своей натуры. Де Ла Фер по этому поводу испытывал двоякое чувство – был благодарен герцогу, но не мог не понимать, что тот не бескорыстен в своей заботе об узаконенном наследнике соседа. Сказать прямо, так граф чувствовал, что его используют втёмную – отчего не отправить письмо почтой? Что же в этом письме? Местная знать никак не могла примириться с возвышением ненавистного министра-итальянца, с упоением пускалась во всякого рода интриги и составляла даже мелкомасштабные заговоры, о чём де Ла Фер не мог не знать, но мог не участвовать в оных, питая вполне понятное отвращение к политике. Однако же сейчас он поневоле оказался втянут во что-то такое, что внушало некоторую тревогу. Она нет-нет, да и напоминала о себе, и граф, смолоду живший, не заботясь о последствиях иных своих поступков, а то и вовсе искушая судьбу, теперь связывал эти тревожные мысли с Раулем. Связывал напрямую! Кто ещё примет участие в виконте? Внезапно на ум пришло имя: "Рошфор!" Черт побери! Закончить здесь все дела и...
Впрочем, нет, новостей о нём давно никаких, кроме того, что Мазарини вознамерился поживиться за его счёт, – это ж надо иметь подобную наглость! – да что-то там у него не вышло, Рошфор оказался итальянцу не по зубам, и монсиньор наложил руку лишь на графскую библиотеку. А сам граф, по слухам, то ли пропал где-то за пределами Франции, то ли пребывает в Бастилии... Слухи были странные, противоречивые, ни подтверждения, ни опровержения им не было, и де Ла Фер мог лишь надеяться, что они сильно преувеличены. Да сама должность Рошфора была ему надёжным щитом, всё вздор!
Вот такие нерадостные мысли занимали графа в короткой дороге от Бражелона до Блуа. Это в юности всякое путешествие дает кураж и сулит много новых впечатлений – и тем уже заманчиво для неопытной души!
К тому же дома, в уютном Бражелоне, быт был налажен, предпочтения хозяев слуги знали до мелочей, да и принять гостей можно было, не изменяя собственным привычкам – конечно, если пожаловал не Рошфор! Вот он опять как будто прошел перед мысленным взором графа! Тот только вздохнул и нахмурился: что вспоминать о привычках, когда приходится терпеть очень разных попутчиков, нагловатую ленивую прислугу и трактирщиков-мошенников, как здешний… Это… это просто отвратительно, хоть де Ла Фер думал, что уже давно излечился от приступов мизантропии!
Дошло до того, что граф был вынужден вступить с мэтром в настоящую словесную схватку, дабы получить ночлег не в каморке под крышей и не в сенном сарае при конюшне! Прощелыга осмелился с ухмылкой заявить, что свободные места в его заведении непременно найдутся — если только его милость согласны разделить комнату с компанией швейцарцев или же с почтенными судейскими, папашей и его будущим зятем… Де Ла Фер пожалел на минуту о прошедших временах и о том, что под рукой не оказалось пистолета, отчего поневоле пришлось решать проблему не столь радикальным способом. Способ был старинный, многократно испробованный и безотказный: золото. Потому что серебро трактирщика не убедило...
Жадный до денег негодяй повел нового постояльца наверх, непрестанно вздыхая, жалуясь и громко сетуя, что некий господин барон, если явится, будет весьма недоволен, что обычная его комната занята, а он и будет недоволен, и этот упомянутый барон глазом не моргнет, разорит всё здешнее заведение и камня на камне не оставит! Граф в связи с этим отчего-то вспомнил Портоса, но пресек излияния трактирщика, потребовав кувшин горячей воды для умывания и обед – мэтр удалился, возмущаясь непомерными требованиями проезжих господ!
Однако справедливости ради надо было признать, что предоставленная в распоряжение графа комната оказалась чисто прибранной, с крепкой дубовой мебелью и кроватью под пологом. К предметам мебели видимо относился и черный кот, дремлющий на ларе у стены. Не зная, как поступить с животным, граф протянул руку и одним пальцем коснулся его лоснящегося бока. Кот открыл глаз.
- Э... давай-ка брысь! – промолвил де Ла Фер и кивнул в сторону двери. Кот зевнул, потянулся, как ни в чем не бывало спрыгнул со своего места и ушел, лишь обернувшись на пороге – если бы кот был человеком, можно было бы подумать, что он в недоумении пожал плечами.
Граф ещё раз оглядел помещение. Окно выходило во двор, а спуститься на улицу можно было и по боковой лестнице, минуя общий зал. Что же это за барон, по-видимому, не живущий здесь постоянно, но придерживающий комнату для себя и предпочитающий уходить и приходить незаметно для прочих?
Граф нахмурился, тряхнул головой, пожал плечами и пустым размышлениям предпочел умывание и вино. Он уже поднес к губам горячую кружку, как в дверь постучали.
- Что такое?! – отозвался де Ла Фер.
В дверь забарабанили сильнее.
- Черт! – выругался граф себе под нос. – Что там случилось? Пожар? – И он распахнул дверь.
Стучал трактирщик.
- Сударь... – дрожа, выдавил тот, – простите, сударь... Вот ведь как вышло-то... – Былого его апломба и наглости как не бывало! И, оказалось, причина сей удивительной перемены была весомая!
В пляшущем круге света от дрожащей свечи была видна чья-то рука, сжимающая рукоять маленького пистолета, манжет и черный рукав, застегнутый по разрезу на мелкие гранатовые пуговки.
Бледная, словно обсыпаная мукой, физиономия трактирщика непроизвольно кривилась, толстые губы подергивались, да это и неудивительно, ведь дуло пистолета упиралось ему аккурат над ухом! Мэтр скосил глаза в сторону, пошлепал губами и просипел:
- Извольте, ваш-милость, извольте… того… освободить, то есть…
- Что?! – возмутился де Ла Фер.
- Господин барон… вот они как раз… – съежился бедняга, – пожаловали! Помилуйте, господин граф, мы ж как лучше… завсегда к проезжающим… – лепетал мэтр, исходя липким потом, хоть рука с пистолетом на его счастье уже опустилась.
Де Ла Фер, пытаясь дышать неглубоко, дернул шеей от омерзения и взглянул на грозного барона, наведшего такого страху на трактирщика. В полумраке лестницы вырисовывалась высокая фигура, закутанная в длинный плащ с капюшоном, причем капюшон этот был наброшен поверх чудной какой-то шапки с узкой полоской меха. Где такое носят, удивился граф: в самом деле, мода была какая-то нездешняя, хоть, по-справедливости, она как нельзя лучше соответствовала нынешней промозглой погоде. Неверный свет ходящей ходуном свечи не позволил сразу опознать человека в плаще, но из-под складок капюшона на де Ла Фера в упор смотрели знакомые, совсем восточные глаза.
- Ваше сиятельство,– снова встрял трактирщик,– освободить, значит, извольте…
- Вон! – тихо промолвил неизвестный барон. – С этим графом я сам разберусь!
- Ваша милость! – неизвестно к кому из двоих господ воззвал злосчастный мэтр и добился этим лишь того, что снова оказался на прицеле.
- Ва-аша ми-илость?.. – как-то даже укоризненно выдохнул трактирщик, округло поведя руками и незаметно двигаясь к лестнице. Там он, пятясь задом, стал нашаривать ногой ступеньку и оступился, не удержав свечу, плеснувшую горячим воском и тут же потухшую. Пользуясь воцарившимся полумраком, бедняга, не помня себя, скатился вниз.
Граф чуть подался в сторону, пропуская свет из комнаты.
- Господи, помилуй! Вы?! – изумленно промолвил он.
- Ну… вроде бы… – пожал плечами гость и сдвинул со лба шапку дулом пистолета. Де Ла Фер невольно зажмурился.
- Не заряжено.
- Но вы же…
- Окочурился? Не-ет!
- … в Бастилии?!
- А? – удивился гость и тут же радостно согласился: – Да-а!
- То есть?! – оторопел де Ла Фер от такой новости, равно как и от несравненного лексикона приезжего.
- М-ммм… Да. Сижу. В Бертодьере.
- Но как, за что? Вы бежали из Бастилии и здесь скрываетесь?
- В общем, похоже, вы рады меня видеть, – усмехнулся гость.
- Рад ли?!
- Э-э… нет? – удивленно повел тот бровью.
- Рошфор, вы и представить себе не можете, как! Но почему «барон»?
- А я как вы – де Силлек, д'Отвиль и прочая. Вот и я – де Сент-Пуант, де Монферран и еще кто-то.
- Понимаю.
- Вряд ли. Но вы вселились в мою комнату…
- Я… Да… – де Ла Фер сдвинул брови и кивнул. – Не беспокойтесь, я немедленно уступлю её вам.
- Какого черта, сударь? – пожал плечами Рошфор. – Разве я о том? Уж коли вселились, может, всё-таки позволите и мне войти?
- Разумеется! – граф шагнул вглубь комнаты и сделал приглашающий жест.
- Погода такая... весёленькая… ; проворчал Рошфор, войдя и положив пистолет на стол среди блюд, а затем снимая и пристраивая на вешалку у двери отсыревший плащ. За плащом последовала странная шапка: он запустил пальцы в остриженные волосы, взъерошил их – что же это, где его локоны?! – и сказал: – Похоже, мне повезло. Если б не вы, пришлось бы пристрелить... ну, хоть кого-нибудь... А там – возись с трупом... Это так утомительно, не поверите!
Де Ла Фер замер на мгновение, а потом фыркнул и расхохотался. Рошфор тоже фыркнул, подцепил со стола кружку с вином и со вздохом облегчения опустился на ларь, вытянув ноги.
Граф смотрел на него и думал, что все темные слухи оказались ложью, нет и не было никакой Бастилии, однако он непременно расспросит его обо всём, вот сейчас и расспросит, только даст ему отдышаться с дороги! Как же он расстался со своими локонами, вид какой-то совсем несерьёзный! Но о чем первым делом спросить человека, которого не видел года два или больше? Не о волосах же! Де Ла Фер молчал, Рошфор тоже, а тут ещё с лестницы раздался топот деревянных башмаков, и в комнату вломился медвежьего вида гостиничный слуга с вьюком в руках, а следом щуплый мальчишка с внушительных размеров тряпичным узлом.
- А, это... это туда! – указал Рошфор на место рядом с кроватью. – И ступайте.
Мальчик при этом опустил глаза, опустил голову, опустил плечи, положил узел и беспрекословно двинулся к выходу.
- Жак, куда? – окликнул его Рошфор. – Помоги, а после разберешь вещи!
Граф встал, а просиявший мальчишка помог отстегнуть пояс и принял в руки графскую шпагу в богатых ножнах.
- Ух ты... здоровская! – тихонько восхитился он и тут же умолк, чтобы не попало!
- Здоровская... Положи, дурень! Как я тебя учил?
- Великолепная шпага, господин барон!
- Вот! Можешь, когда хочешь. – Мальчишка блеснул голубыми глазами и расплылся в улыбке. – Позже пришлёшь Луизон приготовить постель, я ночую.
- Ага! - кивнул он. – Ой... Слушаю, ваша милость!
- Ну, иди.
Де Ла Фер, наблюдая эту сцену, подумал, что вместе с Рошфором в комнату вошла сама жизнь – яркая, немного шумная, но такова она и есть! Граф давно забыл это ощущение и не тосковал по нему, ежедневно посвящая себя неотложным заботам о восстановлении Ла Фера. После того, как расцвели сады Бражелона и маленький замок превратился в драгоценную шкатулку, хранящую сокровище, пришла пора громадного фамильного поместья, завещанного виконту. Но Ла Фер был неблизко – к счастью, ибо граф с содроганием вспоминал всё то столпотворение, что случилось в Бражелоне после достопамятного визита Рошфора: милейший друг не замедля прислал обещанные рисунки –собственноручные! – а впридачу к ним не одного, а сразу двух итальянцев: убеленного сединами мэтра-архитектора и молодого инженера. Как-то всё завертелось, словно из ничего явился план устройства трёх садовых пространств, окружающих замок, оранжерейного павильона, фонтана, каскада, пруда... Это было неожиданно, облик Бражелона менялся навсегда и бесповоротно – граф подумал было перечеркнуть все планы, но благоразумно не стал торопиться, а после, две ночи просидев над бумагами и внеся в них некоторые изменения, понял, что влюбился в этот пока ещё эфемерный образ и жаждет его воплощения! Чертов Рошфор, всё-таки втравил в авантюру! А старый итальянский мастер знал людей и их потребности: он с поклоном принял все замечания заказчика, отметив, что простота и ясность решений его сиятельства делают честь его утонченному вкусу, и прочая, и прочая... Лесть, но приятная! И вот оно началось... Были наняты рабочие, повсюду громоздились кучи земли, камня, песка, вырубались старые деревья и высаживались новые, возводились подпорные стенки терасс и стены оранжереи, выкапывались дренажные рвы, русла водотоков и чаша пруда – ступить было невозможно, чтобы не утонуть в грязи после первого же дождя! Этот вавилон продолжался всё лето и осень, граф смирился и терпел, мысленно отмечая этапы переделки, а Раулю шум, суета и новые лица ничуть не мешали, даже пришлись по вкусу, и он с упоением залезал на груды кирпича, каким-то чудом умудряясь не пачкаться в красной пыли, извести и глине. А ещё расспрашивал о чем-то рабочих и свёл настоящую дружбу с мэтром архитектором! Он так всё время был занят, что даже иногда забывал об уроках! Два раза виконт был наказан за подобную забывчивость, но на третий граф махнул рукой на латинскую грамматику, испанский и прочие вещи, что бывают хороши в скучную осеннюю пору, но не летом, и позвал сына явиться в большой зал с подаренной ему Рошфором шпагой. Для мальчика с этого начались уроки фехтования, а граф был строгим учителем. Впрочем, от побегов на стройку виконта это не излечило, и де Ла Фер дал себе слово на следующий год определить наследника в коллеж!
***
Воспоминания эти не мешали наблюдать за Рошфором, который, расстегнув камзол и поправив рукав, рассмотрел там что-то, хмыкнул себе под нос и вдруг рявкнул в темноту лестницы:
- Жак! Жа-ак!
Мальчишка ещё не успел спуститься и тотчас снова явился на пороге.
- Поди сюда, негодный! А, ну-ка, давай! – промолвил Рошфор и протянул раскрытую ладонь. – Ну?
Мальчик смотрел до того невинно, что де Ла Фер готов был поверить этому взгляду, хоть прекрасно понимал суть происходящего – с камзола графа пропала гранатовая пуговица!
- Ваша милость... – пролепетал ребёнок.
- Так у тебя её нет?
Мальчик отрицательно покачал головой.
- А если найду? Хорошо ли спрятал?
Рошфор притянул мальчишку к себе, похлопал по плечам, по животу, по бокам, ухватил за светлый вихор, дёрнул посильнее и вдруг, щёлкнув пальцами, с ловкостью ярмарочного фокусника извлёк пуговицу прямо из его уха!
- Ага, вот она где! И как она туда забралась, а?
Жак вопросительно приподнял худенькие плечи, непроизвольно ощупывая отворот рукава своей курточки.
- Держи крепче!
Мальчик ахнул и подставил ладошку лодочкой под мерцающую темной ягодой драгоценную безделушку:
- Красивая такая!
- Затем и стащил, разбойник?
Ребёнок только снова покрутил головой.
- Бросай эту привычку, чтоб беды не нажить, понял? Попадёшься на горячем – плясать тебе с пеньковой невестой!
- Ага... – прошептал Жак, протягивая Рошфору злосчастную пуговицу. Граф же вдруг помрачнел и ткнул пальцем в его бледную кисть с голубоватыми ногтями:
- Опять хвораешь? А та микстура?
- Гадость...
- Да, ну? Вот помрёшь – не возьму тебя к себе на службу. – Мальчик поднял глаза, и в них была такая тоска, что Рошфор смягчился: он сбросил камзол и сунул его в руки Жаку: – Займись-ка, там ещё три еле держатся, и проверь подкладку, кажется, отпоролась. Только переодеться мне не во что.
- Как же не во что? – воскликнул Жак. – Я же вашей милости одёжу... ну, ту, что вы оставили... прибрал всю...
Мальчик устремился к принесенному им ранее узлу: в нем оказался свёрток с каким-то бельём и аккуратно сложенный темный бархатный камзол винно-фиолетового оттенка.
- О-о-о! – протянул Рошфор, одеваясь. – Вот ведь мечта старьёвщика! Ну, хоть в плечах не жмёт и в поясе сходится! Как я выгляжу? – повернулся он к де Ла Феру. – Как будто сам только что вынут из сундука?
- Как незнакомец из Мэнга, полагаю, – промолвил граф, приподняв бровь.
- Вон куда хватили! А вы откуда знаете?
- Кто ж не знает?
- В самом деле? Это прошлое! Жак, ты ещё здесь, негодный? Поди с глаз и это... подкладку проверь, не забудь!
Мальчишку как ветром сдуло, а де Ла Фер только покачал головой:
- Этот мальчик – вор, а вы не сочли нужным наказать его? Разумно ли это?
- Не счёл.
- Отчего?
- Оттого, что у него это род одержимости. Нет ли среди ваших знакомых некоего маркиза, после которого серебряные ложки пропадают, а его мажордом их потом обратно присылает?
- Гм... – сказал граф и подумал: "Бедняга Лавальер?" – А этот ребенок...
Рошфор взглянул мрачно:
- Разве мало таких на свете?
- А маркиз знает?
- Может быть...
- Что же отыщется за подкладкой вашего камзола?
- О, какая-нибудь безделица, несомненно. Монета... золотой экю...
- Черт, Рошфор, так возьмите его в услужение, как обещали!
- Не могу. Я в разъездах, а мальчик болен, года не протянет. Здесь знают, что за ним я, и не обидят, побоятся. Пусть ест досыта.
- А если бы я...
- Не вмешивайтесь, – отрезал Рошфор и сменил тему: – Вот что, а не пойти ли вам... мне... э... то есть, нам... в баню?!
- Куда?
- В баню.
- Зачем?
- Ну, сударь, как бы это вам объяснить, – ухмылялся Рошфор, – я, право, даже стесняюсь...
Граф взглянул на него и подавил смешок:
- Ничего, не стесняйтесь, я готов принять вашу исповедь!
- О, в таком случае я сознаюсь, что уже дня три меня обуревают недостойные желания!
- Вот как? Это прискорбно, но остановитесь на них подробнее!
- Я вожделею к мылу...
Де Ла Фер фыркнул:
- Ужасно! Это большой грех...
- А также к мочалу и ванне с горячей водой! Более того, я готов нежно любить всех банщиков на свете, не пропустив ни одного!
- Увы, сей грех незамолим! – смеясь, ответил де Ла Фер. – И куда же вы с этим? В "Пекло'?
- Ну, почтенное заведение носит вполне благочестивое название!
Надо заметить, что банное заведение в Блуа называлось "Иордан" и было даже отмечено вывеской. На ней были изображены три сухопарых полуголых праведника, купающихся в речной заводи. В нижней части жестяной картины пристойно одетые черти, похожие на мавров, разводили огонь прямо под речным руслом: стараниями чертей вода кипела, но праведникам было в самый раз! Остроумные блуазцы скоро перекрестили "Иордан" в "Пекло", к тому же слава у заведения была дурная.
- Там же сущий содом!
- Бывали? И юных дев, и мальчиков предложат? Так мне бы только мыла... Вы со мной?
- Нет, я вас дождусь и пообедаем вместе.
- Идёт, но я надолго.
- Ничего...
***
Рошфор вернулся часа через три, уже в темноте. Лицо его словно помягчело в самих чертах, исчезла сухая корка с губ. Волосы были подстрижены ещё короче, но как-то так, что вся несерьёзность исчезла, и он сделался похож на портрет вельможи времён Генриха IV – только плоёного воротника не доставало!
Де Ла Фер за эти три часа распорядился о закусках, отправил Жака в лавку за орехами, велел наколоть их и за то дал ему лишнюю монетку. По собственному почину мальчишка еще притащил корзинку поздних яблок. Потом граф стоически вынес явление некой Луизон, взбивавшей подушки, тюфяк и стелившей постель. Кажется, красотка была весьма недовольна, что у господина барона в комнате на ночь глядя так некстати оказался хмурящий брови приятель. Граф и в самом деле хмурил брови, потому что в виске внезапно возникла тупая боль, угнездилась там и никак не желала проходить. Впрочем, это были пустяки, и едва Рошфор явился, он сразу же позвал его за стол.
Тот окинул взглядом миски и блюда, повел бровью, потянул носом и безошибочно нашел корзину с яблоками. Из всех плодов он выбрал самое неказистое и с хрустом вгрызся в сочную мякоть.
- М-ммм, Жак, маленький поганец... Возьмите вон то, зелёное, вам понравится!
Зеленоватое кривобокое яблоко оказалось восхитительным – сочным, пряно-сладким и ароматным! Так они и угощались яблоками: граф изящно разделывался со своим с помощью ножа, а Рошфор ухмылялся и совсем некуртуазно откусывал от целого, между делом отправляя в рот орехи.
А разговор не клеился. Де Ла Фер хотел бы расспросить его о многом – но о чём?! Тот молчал, теперь как и всегда. Правда, теперь он неторопливо насыщался, о чем-то задумавшись – черная глубина его глаз была непроницаема. Граф, глядя на него, вдруг совершенно отчётливо увидел, будто у него случилась вспышка озарения: ему надо было подчиниться воле отца! НАДО БЫЛО! Жениться на Шарлотте де Люссе... и тем породниться с её братом! И он получил бы то, чего никогда раньше не имел. Сейчас графу де Ла Фер это сделалось очевидным, но юному Оливье и тем более г-ну Атосу подобное показалось бы делом совершенно неприемлемым! В голове стрельнуло болью, граф прижал пальцем веко, потёр, отпустил и потянулся к кувшину с вином.
- Нет! – Он вздрогнул от короткого резкого оклика. – Вина вам сейчас не нужно.
- Что?
- Дайте руку!
Рошфор совершенно неожиданно завладел рукой де Ла Фера, вмиг найдя весьма болезненную точку между большим и указательным пальцем.
- Ох, черт возьми!
- Ничего, это неприятно, но терпимо, – отозвался Рошфор, еще крепче надавливая на означенное место.
Де Ла Фер зашипел сквозь зубы, но руки не отнял, однако, тут же нахмурился и подумал, что со стороны они сейчас выглядят по меньшей мере странно, уж очень жест интимный!
- Что это, зачем? Что за… хиромантия?
- Алжирская! – хмыкнул Рошфор, глядя прямо в лицо Оливье – расстояние протянутой руки позволяло! – Ну? Как голова? В виске еще стреляет?
- Голова? Нет… Как это получилось?
- Один алжирский лекарь-ренегат научил. Такая ерунда, а всегда помогало.
Рошфор всё ещё смотрел на Оливье: ну, надо же, совсем никаких перемен! И эта его ледяная синева глаз ясна и спокойна! Жизнь в деревне, да… Он догадался наконец отпустить руку графа, смутился, а смутившись улыбнулся:
- Извлечь пользу можно из всего, не так ли, даже если попадаешь в плен.
Он, разумеется, лукавил, прикрываясь вечным своим цинизмом, и де Ла Фер это отлично знал. Но видеть вот такого Рошфора – смущенного – это дорогого стоило!
- Единственное, что приобретаешь в любом случае – это опыт.
- Полно, это философия годна лишь для дураков: набивать шишки и с восторгом записывать их себе в актив – увольте!
Ну, вот, нормальный привычный Рошфор – как кот, которого потянули за усы – готов шипеть и плеваться! От этого невольного сравнения де Ла Фер прикусил губу, чтоб не рассмеяться, повисла пауза, и тут за дверью поскреблись, а потом снова.
Де Ла Фер вопросительно посмотрел на Рошфора, но тот только пожал плечами.
Однако странный звук повторился.
- Вы ждете кого-то?
- Не так, чтоб очень,– ответил Рошфор и почему-то прищурился.
За дверью были настойчивы.
- Открыть?
- Вы вселились в мою комнату – вам и решать.
- Вы что же, знаете, кто там?
Рошфор состроил многозначительную гримасу.
- Так я открываю?
Граф кивнул, согласившись, и де Ла Фер отодвинул засов.
За дверью никого не было.
Де Ла Фер выглянул в темный коридор – пусто и тихо. Он шагнул назад, на всякий случай глянув вниз, под ноги, и тут же сдавленно ахнул: из мрака блеснули два фосфорических огня, прочертив мерцающие кривые, и порог неторопливо переступил давешний кот, черный, как сажа в трубе! Он сел посередине комнаты и стал пристально смотреть на Рошфора, потом прижмурил глаза и опять уставился на него. Де Ла Фер готов был поклясться, что Рошфор сделал тоже самое! Так они переглядывались минут пять, не меньше! Наконец кот направился к Рошфору, примерился и без всяких церемоний запрыгнул ему на колени. Молодой, но уже заматеревший жилистый крупный котище ласкался к графу, тычась головой ему в подмышку, в подбородок и в шею.
- Соскучился, маленький! – хмыкнул Рошфор, поглаживая кота, и де Ла Фер, невольно отметив определенное сходство человека и зверя, хмыкнул тоже.
Тем временем кот пытался головой протереть дыру в графском камзоле! От соприкосновения с бархатом у него даже прижмуривался глаз и приподнималась черная губа, являя на обозрение страшного вида клыки.
- Что это он? Может, голодный?
Рошфор взял с тарелки кусочек куриного мяса и предложил коту. Тот обнюхал угощение, чуть помедлил, аккуратно взял мясо и только из вежливости проглотил.
- Голодный он, как же! Крыс извел подчистую, но не прочь спереть на кухне что-нибудь съестное или сожрать горшочек-другой сливок в погребе.
- Где вы его взяли? Это ведь вы?
- У собак отнял.
- Ох, сударь…
- Шипящий и когтистый комок шерсти на тонких ножках! Велел присмотреть, думал, потом заберу, а он тут прижился…
Тут вокруг него прижились и маленький воришка Жак, и, кажется, миловидная простушка Луизон, чьи надежды на нынешний вечер разбились о суровую действительность.
А Рошфор миловался с котом и улыбался. С лица его исчезла обычная для него усмешка, и де Ла Фер замер: в чертах, движениях, жестах, в повороте головы этого чёрного сарацина так и сквозил... Рауль! Теперешний, одиннадцатилетний, тоненький, белокожий, синеглазый, сдержанный и задумчивый Рауль, изысканный, как садовый ирис, но страстный в глубине своей, глядел из-под этой чужой оболочки отражением в медленной зыбкой воде!
Надеясь стряхнуть наваждение, граф мотнул головой, но у него тут же заныло в груди и в горле мотыльком затрепетало сердце.
- Зачем вы здесь, Рошфор? – вырвалось у него.
Тот поднял глаза:
- А? Простите?
Он не расслышал! Это к лучшему, к лучшему! У него был пустой взгляд бесконечно уставшего человека.
Кот неожиданно нежным "мррряу" заявил о себе, спрыгнул на пол и пошёл обходить комнату, остановившись у кровати.
- Намекает, – сказал Рошфор. – Я, пожалуй, лягу. Я к стеночке, а уж вы там как-нибудь, где место останется.
- О, вы щедры!
- Вы заметили? Но, предупреждаю, я по ночам кашляю, как больной слон.
- Я помню.
- И ругаюсь по-немецки.
- Ничего.
- И по-испански.
- Не беда!
- И...
- И?
- И могу полезть целоваться, учтите!
- Что?!
- Моё дело – предупредить.
В тряпичном узле нашлись две вполне приличные сорочки, старая ночная рубашка и даже стоптанные войлочные туфли, Жак всё прибрал и спрятал. Рошфор быстро разделся, нырнул головой в рубашку, а потом улёгся, завернувшись в покрывало.
- Кота не прогоняйте... И места тут хватит, я подвинусь. Доброй ночи.
- Да, благодарю... – откликнулся де Ла Фер, – и вам...
Не прогонять кота... А где он, собственно? Граф присел за стол и тоже взялся за орехи, потом потянулся за кувшином, а кот как из небытия возник на соседнем стуле и вспрыгнул на край стола, проявляя интерес к ломтику сыра.
- Ах, бестия! – тихо ругнулся граф и махнул рукой на кота. Кот круглыми глазами уставился на него и с топотом сиганул вниз, зацепив скатерть. От этого тяжёлый тройной подсвечник покачнулся, одна свеча выпала и скатилась на пол, подпалив кисть скатерти. Пучок нитей с бисером и канителью затлел, выпустил зловонный дымок и погас. Де Ла Фер на всякий случай плеснул на него из кувшина, а чертов кот метнулся к кровати и потрогал лапой спящего. Рошфор вздохнул, приподнялся на локте, принюхался – поверх яблочного духа явно слышалось палёное – посмотрел на кота, потом на графа, сказал:
- А... Жжёте... с Угольком? – И, подтащив кота к себе, снова уронил голову на подушку.
***
Через минуту, прислушавшись, де Ла Фер понял, что тот спит, и подумал, что это выучка – вот так уметь засыпать в любое время и в любом месте. Это умение он сам давно утратил, поселившись в Бражелоне: сельская жизнь к тому не располагала. Временами граф боролся с жестокой бессонницей, и он, как в юности, обратился к книгам. Лет десять тому в книжной лавке он нашел среди новинок, изданных в Амстердаме, томик стихов некоего Жана Алена де Леона. С тех пор граф любил делить с этим автором свой досуг и даже, случалось, возил с собой потёртый томик. Сейчас, стараясь не шуметь, де Ла Фер нашел в своих вещах означенную книгу, убедился, что письмо для передачи неизвестному г-ну де Сенаре покоится между её страниц, присел к столу, оставил в подсвечнике одну свечу, чтобы подольше хватило, и погрузился в чтение. Неизвестный автор под именем Жана де Леона говорил:
...Всё, что взрастит апрель, ноябрь развеет в прах,
И слава неверна, лукава и крылата.
Известно, ложь – свята, невинность – виновата,
Расчислен ход светил, и в пламени заката
Опять в урочный час сойдутся свет и тень.
Известно, наша жизнь - лишь к вечности ступень.
Предсказаны давно награда и расплата.
Таков уж ход вещей, ему не прекословь...
Однако за знакомыми строками вставали тени былого, давнего, забытого – коллеж, совсем юный шевалье де Силлек и другой, чуть постарше, виконт де Рошфор... Черномазый португалец, цыган, мориск, турок... кто ещё? Как случилось, что они сошлись, Оливье не помнил: между ними была вовсе не мальчишеская дружба, а словно бы родство. Отчего-то граф Ангерран воспретил сыну знаться "с этим", но по каким-то неведомым причинам заключил брачное соглашение, по которому шевалье должен был жениться на мадемуазель де Люссе, сестре виконта.
Девушка не была красива в общепринятом смысле – все так считали. Слишком высокая, слишком тонкая, с черным огнем во взоре из-под гнутых ресниц и словно тушью прочерченных безупречных бровей, она высоко держала точеную голову, оттянутую слишком тяжелыми косами. Кровь матери горела в детях: Шарлотта де Рошфор не была красива и имя ей не подходило, но сестра и брат носили родовые имена.
Позже брачное соглашение было расторгнуто, а м-ль де Люссе умерла...
Де Ла Фер тряхнул головой и прижал ладонями веки – хватит, хватит уже о прошлом! И ночевать на стуле неразумно, если в комнате есть кровать, и даже не так важно, что её придется делить с кем-то ещё! И совсем не важно, что где-то за стеной прочие постояльцы пьют и играют, а снизу доносится нестройное пение, взрывы хохота, пьяные возгласы, стук и топот: трактир живёт своей обычной жизнью. Но это всё где-то извне, и потому де Ла Фера не может касаться! Да, вот что значит нет выбора! Однако же Рошфор не совсем посторонний, поэтому граф предпочел бы не беспокоить его, но утомление дня брало своё.
Он отложил книгу, разделся, позаимствовал плащ Рошфора – хороший плащ, широкий, на меху – и осторожно улёгся рядом. Рошфор спал непробудно, от него несло жаром, лавандой, камфорным мылом, тихо посапывал кот, свернувшийся у него на голове на манер давешней чудной шапки. Замерцала оставленная свеча, но снова вставать не хотелось, и де Ла Фер закрыл глаза.
***
Из первой дремоты он был вырван совершенно безжалостно: Рошфор с гримасой злобной радости навалился на него, спящего, и всё сильнее сжимал руку у него на горле!
- Се...зар... – прохрипел де Ла Фер, тщетно пытаясь разомкнуть стальную хватку, – что..? Что с... ссс... вами... От...пус...ти...
Взывать к этому оскаленному чудовищу было бесполезно, тот лишь сильнее сжимал пальцы и жутко, совсем безумно ухмылялся: в чёрных остекленелых глазах его плясали искры пламени.
- Отпустить? И вы опять возьмёте не своё! Нет! – И он беззвучно захохотал, запрокидывая голову, отчего длинные локоны мотнулись и пружинисто заплясали.
- Рош...фор, – напрягая все силы, граф пытался оторвать от себя безумца, невероятно сильного в припадке ярости и тяжёлого, словно каменное изваяние: – Рош...фор, что..? Опом...нитесь!
Сиплые звуки, вырывавшиеся из стиснутого горла де Ла Фера, казалось, только подзадоривали сумасшедшего:
- Он мой! – торжествовал он. – Мой!
- К... Кто?
- Рауль – мой сын!
Нечеловеческим усилием, задыхаясь и ловя воздух, де Ла Фер всё-таки оттолкнул от себя железную руку Рошфора... и проснулся!
Свеча коптила, трепетала, но ещё не догорела – видно не прошло и десяти минут, а Рошфор повернулся во сне, выбросив вперед руку, которая легла графу прямо на шею. В довершение кошмара у него на животе неподвижно сидел чертов кот и смотрел ему в лицо немигающим гипнотическим взглядом. Граф спихнул с себя зверя и одновременно отодвинул руку Рошфора, стараясь выровнять дыхание и унять колотящееся сердце. Рошфор вздохнул, разлепил ресницы, снова вздохнул и глухо закашлялся в подушку, вздрагивая плечами.
- Что? – спросил он, наконец.
- Приснилось... – пробормотал де Ла Фер. – Простите...
- Пустяки, – сонно ответил тот. – Если я завтра... то вы...
Он так и не пояснил, опять размеренно задышав и, видно, толком не проснувшись, а де Ла Фер, вытирая испарину со лба, не сразу его услышал: что с ним такое будет завтра? Однако эти мысли отодвинулись на второй план после только что пережитого кошмара: граф уговаривал сам себя, повторяя, что Рошфор Раулю дядя, и только – всё вздор, беспочвенные страхи, и нельзя верить снам! Да, это лишь сон, ведь у этого Рошфора нет никаких локонов, змеящихся по плечам, нет, нет! Безумец остался за зыбкой гранью сновидения, там ему и место, а по эту сторону лишь граф Рошфор, человек весьма здравомыслящий и практичный, не склонный к пустым мечтаниям и не бросающий слов на ветер. Он же сам сказал: "Граф де Ла Фер, я не отниму у вас сына..."
Тут свеча, наконец, затрещала и погасла, и комната погрузилась в непроглядный мрак зимней ночи...
***
Утро началось опять с кота: наглое животное сначала тыкалось усами де Ла Феру в лицо. Не имея успеха, кот куснул графа за ухо, соскочил с кровати, уселся у двери и начал басовито орать:
- Ааааа-о! Мяааа-о!
- Ах, чтоб тебя! – тихо выругался де Ла Фер, подымаясь с кровати вслед за котом и оглядываясь на Рошфора, но тот не проснулся: кошачьи вопли ему были нипочём! "Ну, ещё бы!" – подумал граф и пробормотал: – Потише, сейчас выпущу! – Сомневаться в намерениях кота у него не было причин.
Кот умолк, но выразительно глянул на человека, а потом встал у двери на задние лапы, пытаясь дотянуться до засова, и снова посмотрел на графа – чертовщина какая-то!
Де Ла Фер открыл дверь.
- И больше не возвращайтесь, будьте любезны...
Кот нервно дёрнул хвостом и поскакал по лестнице вниз – ясно было, что вернётся он, когда пожелает, но сейчас ему куда нужнее навестить дальние кусты!
Граф не успел закрыть дверь, как в темноте лестницы возник тусклый огонёк масляной лампы и за ним соткалась хрупкая фигурка – это Жак принёс починеный камзол Рошфора.
- Умываться, сударь? – спросил он. – Я щас!
- Да, но потише!
- А! – понимающе кивнул мальчишка и мышью побежал выполнять распоряжение.
С помощью Жака де Ла Фер умылся за ширмой в уголке, оделся и велел прибрать на столе: мальчик собрал пустую посуду, пытаясь не греметь блюдами и поминутно оглядываясь на полузадернутый полог кровати. С тем его граф и выпроводил, заказав для себя завтрак в общем зале. Рошфор спал, как убитый, и просыпаться не собирался, а уже светало. Де Ла Фер взял лампу и спустился вниз.
В зале, покончив с завтраком, граф просидел часа два за кувшином горячего питья из красного вина и сушеных груш: трактирщик кланялся издалека, но обходил его сиятельство стороной, а Рошфор так и не вышел. Начав уже беспокоиться, де Ла Фер вернулся в комнату и застал там Жака, что-то сосредоточенно рассказывающего, и внимательно слушающего его Рошфора. Последний, ещё не одетый, лишь в сорочке и небрежно наброшенном на плечи фиолетовом камзоле, сидел у стола, угощаясь густой простоквашей из горшочка, горячими оладьями, вчерашним холодным цыпленком и вчерашними же яблоками.
- С добрым утром, – промолвил де Ла Фер. – Хоть уже давно день. Вы в порядке?
Рошфор взглянул на Жака и указал ему глазами на дверь. Мальчишка мигом испарился.
- Можно ли не быть в порядке, проспав больше двенадцати часов кряду? Я вполне здоров, если вы это хотите спросить. Благодарю.
Образовалась некоторая пауза, во время которой граф подумал сразу о двух вещах – о том, что Рошфора привело в Блуа какое-то дело, вероятно, требующее быть инкогнито, иначе зачем он назвался бароном, в то время как сам де Ла Фер должен дождаться незнакомца, для которого у него письмо. Обе эти вещи не были связаны между собой, но почему-то граф снова ощутил смутную тревогу. Нужно ли встречаться Рошфору и тому, кто придёт за письмом?
Почувствовав заминку, Рошфор сказал:
- Сударь, полагаю, у вас есть вопросы ко мне: я отвечу... по возможности. – И он повёл бровью.
- Я просто боюсь показаться излишне любопытным! – улыбнулся граф.
- Ага, тогда так: то, что вы рады меня видеть, я уже понял вчера. Нет, я не сижу в Бастилии. Да, я сохранил свою должность... гм... передав господину Мазарини мою парижскую библиотеку. И теперь мы с монсиньором лучшие друзья. Я скользкий тип, не правда ли?
Де Ла Фер хмыкнул:
- Зная вас...
- Что?! – притворно возмутился Рошфор.
- ... могу сказать, что вы всегда были весьма дальновидны.
- Ах, это... Это – да! – самодовольно хмыкнул Рошфор и повел бровью.
- Но в дружбу с Мазарини позвольте не поверить!
- Ну, монсиньор, конечно, жаден до чёртиков, но умён, как бес. У него всё получится. Если я помогу.
- А вы поможете?
- Непременно.
- Мне странно это слышать, но у вас свои резоны. И я рад, что теперь далек от придворных интриг.
- Да я тоже не прочь осесть дома в Бретани, но служба не двет. Как продвигаются ваши дела в Ла Фере?
- Вы и об этом знаете?
- Я много чего знаю... Виконт унаследует ваше графство?
- Да.
- О, извернулись? Вы скользкий тип!
Де Ла Фер прыснул.
- И невесту выбрали уже наследнику?
- Нет.
- Напрасно. Хорошенькую богатую буржуазку, а? Титулов и знатности виконту и так на двоих хватит.
- Шутите?
- Ничуть. А то соседа, маркиза Лавальера дочку берите. Приданого не дадут, зато – фамилия!
- Помилуйте, мадемуазель де Лавальер ещё совсем крошка! А виконту одиннадцать!
- Ну, дети... как бы вам сказать... они растут, знаете!
- Я подумаю.
- Ах, коротать летний вечер в Бражелоне с юной супругой... Ах, ах!
- Рошфор, прекратите! – фыркнул граф.
- Или с юной супругой и книгой в метель у камина... ах, ах! – С этими словами Рошфор потянулся к книге, до сих пор скромно лежащей на краю стола в компании с пистолетом. – О, ну, вот как раз! – Он перелистнул несколько страниц, поднял глаза и прищурился: – Предсказаны давно награда и расплата, не так ли?
Де Ла Фер замер, выругав себя за то, что не убрал злосчастную книгу куда подальше, и внутренним взором увидел, как положенное меж ее страниц письмо выпадает... прямо в руки Рошфору! Впрочем, что за беда – письмо?
- Вы... вы это читали? – спросил граф, протягивая руку за томиком.
- Хуже. Я это писал.
- Что-о?! – ахнул де Ла Фер.
- Чёрт... – промолвил Рошфор, – я болван, кажется. Я думал, вы знали... Что, в самом деле, нет? Ну, вот... как бы и...
- Жан Ален де Леон? Ох...
- Так у нас в Бретани каждый первый – Жан...
Рошфор пропустил страницы между пальцами, они перелистнулись веером, и оттуда вывалилось письмо – он схватил его в воздухе.
- Что-то тут... Возьмите! – Он уже протянул бумагу графу, как в последний момент заметил имя адресата, надписанное мелко, но разборчиво: – Нет, постойте, постойте!
С этими словами Рошфор встал,отшвырнул книгу, шагнул назад и сломал печать.
- Что вы делаете?! – воскликнул Де Ла Фер. – Немедленно верните письмо, оно адресовано не вам!
- Какие пустяки! Бумажка!
Граф побледнел, выдохнул, помедлил мгновение, чтобы унять внезапную волну гнева, и холодно промолвил, не удержавшись, впрочем, от надменного движения подбородком:
- Сударь, если вам не впервой вскрывать чужие письма, и вы не видите в том бесчестья, то для меня это совершенно недопустимый случай.
Рошфор склонил голову к плечу и долго с интересом разглядывал графа.
- И что – на дуэль меня вызовете? Ну? Что же вы медлите?
Кажется, сам воздух дрожал между ними, как натянутая струна!
- Мы непременно вернёмся к этому вопросу.... позже.
- Это вызов?
- Да.
Рошфор вздохнул.
- Письмо адресовано мне. Там же написано: "Г-ну барону Ш. де Сенаре". Это мне. Я не лгу, это тоже моё имя и титул. – Он встряхнул лист, разворачивая его, пробежал глазами написанное и чертыхнулся: – Пусть сдохнут все черти в аду! Как получилось, что письмо прислали с вами?
- По чистой случайности. Я всё равно ехал сюда по делу, почему бы не...
- Герцог попросил о любезности? – перебил его Рошфор. – Он такой душевный человек, как же откажешь? Ха!
- Что ж тут дурного, поясните?
- Знаете, как говорят: таскать каштаны из огня...
- То есть?
- Почему бы соседу не использовать соседа, и не подставить, если что-то пойдет не так?
- Послушайте, сударь, я не понимаю, о чём вы говорите. Я не знаю о содержании письма, и если оно компрометирует автора...
- Компрометирует?! Нет, всего-то бросает лёгкую тень эшафота на его безупречную репутацию!
- Ну, знаете, это уж слишком! Речь о заговоре, что ли?
Рошфор вскинул ресницы и вперил взгляд в де Ла Фера, но видел он сейчас не его, а нечто иное: ясным летним днём на лужайке его загородного особняка в Нейи проезжал красивого гнедого синеглазый мальчик одиннадцати лет, изящный и ловкий в седле. Самый младший сын, Рауль...
Подобные видения были яркими до боли, и они были таким искушением, что он и в самом деле купил для Рауля гнедого жеребчика, некрупного, но ладного, отлично выезженного. И седло, и уздечку, и перчатки даже! Всего неделю назад, и подарок его, должно быть, ещё не достиг Бражелона...
Рошфор сморгнул, коротко вздохнул, глухо кашлянул в кулак и хрипло произнес:
- Да...
- Чёрт! – вырвалось у де Ла Фера. – А вы... Почему письмо предназначено для вас?
- Зажгите свечу! – вместо ответа сказал тот.
Граф пожал плечами, но выполнил просьбу. Рошфор поднес бумагу к огню, и от этого на ней стали проступать бурые строчки. Он прочёл, нахмурился и сунул листок в самый огонь. Злосчастное письмо словно сопротивлялось, чадило, и, наконец, вспыхнуло всё разом, обжигая пальцы.
- Полно, что уж тут неясного? – усмехнулся Рошфор, уронив пепел. – Есть кучка идиотов, и я их возглавляю.
- Двойная игра? – покривил губы граф.
- Вот такой мерзостью я и занимаюсь изо дня в день многие годы.
- Поверьте, мне жаль вас, но вы сами выбрали этот путь, – ответил граф и почувствовал, что его слова прозвучали излишне сухо, надменно и жёстко.
- Благодарю, меня ещё никто не жалел! Вы – первый! Ха-ха-ха!
Отсмеявшись, Рошфор почти без сил упал на стул, устало опустив плечи, а потом прижал веки ладонями:
- Я выбрал... Я выбрал сохранить наследие одного маленького мальчика семи лет от роду. Стараюсь, как умею, вот и всё. Кто посмеет мне помешать?
Де Ла Фер не сразу понял, что Рошфор говорит о юном короле, а поняв, проглотил слова, уже просившиеся на язык – нет, в его глазах он не заслуживал ни презрения, ни жалости, этот странный, противоречивый, но очень цельный и, как всегда оказывалось, близкий по духу человек.
- Сударь...
- Что?
- Я точно мешать не стану.
С этими словами он резко повернулся и вышел за дверь. Боковая лестница вела на улицу, там за ночь навьюжило по углам, подморозило, и из воздуха сами собой сеялись мелкие льдинки. Хватило десяти минут, чтобы охладить разгоряченную голову... и вернуться!
Рошфор взглянул на него, промолчал, но ухмыльнулся.
- Сударь, я никогда не смогу согласиться с некоторыми вещами, но, как уже заметил, вмешиваться в ваши дела не стану, – сказал де Ла Фер, хлюпнув носом с холода.
- Я понял, – промолвил Рошфор.– Весьма здравое решение.
- Вы смеётесь?
- Нет, завидую.
- Чему?
- Вашей рассудительности, которая всегда побеждает горячность! – улыбался Рошфор.
Де Ла Фер заподозрил в его словах насмешку и прищурился. Всё сводить опять к его сомнительным делам чертовски не хотелось, а хотелось, напротив, посидеть с ним за одним столом и, может, даже заманить в Бражелон? В конце концов, пусть герцог понервничает!
- О, если б и в самом деле! – с немалой долей горячности откликнулся он, умолк, прикусил губу и хмыкнул: – Но...
- Но? – приподнял Рошфор бровь.
- Но к чёрту политику хотя бы сегодня!
- Согласен.
Де Ла Фер вздохнул с облегчением:
- Я всё хотел спросить... впрочем, я даже не знаю...
- Про то, где мои волосы, что ли? У вас вчера был такой удивленный взгляд...
- Ох, от вас совсем ничего не скроешь?
- Ничего. – В глазах Рошфора заискрились привычные насмешливые огоньки.
- Не расскажете?
– Ну, дело было в Брюсселе. Там я остановился у одной кондитерши... вдовы...
- Ага, вдовы... Ну, дальше?
- Таких пирогов, как у неё, я никогда не ел, честное слово!
- Вы же не любите сладкое!
- А вот полюбил.
Де Ла Фер фыркнул:
- Полюбил - это ключевое слово?
- Черт, вы меня смущаете!
- Рошфор, дальше!
- А что дальше? А! У вдовы был любовник. Был...гм... И потом ещё случился небольшой пожар... Вот волосы и обгорели слегка.
- Сударь, давайте с этого места поподробнее!
Рошфор рассказывал, и де Ла Фер уже не мог понять, где тут правда, а где вымысел. Потом они кликнули Жака, потребовали кувшин горячего вина, пили и болтали о пустяках. Наконец граф спросил:
- Куда вы отсюда?
Рошфор пожал плечами:
- Никуда.
- Тогда собирайтесь, пока светло!
- Я пьян.
- Ничего, в седле удержитесь! А по снежку хмель выветрится!
- В Бражелон?
- Куда же ещё?
- Э... А как же дуэль? Вы же меня... ну, вызвали...
- Будет вам дуэль!
- Правда? – обрадовался Рошфор и прыснул совсем пьяненько!
- Правда. Собирайтесь! – сказал де Ла Фер, и выглянул в сумрак лестницы: Жак! Жа-ак! Седлать коня для господина барона!
***
Ещё засветло по дороге из Блуа выехали два всадника: один был одет как дворянин, в широкополой шляпе с модным пером, а другой в странном каком-то плаще с капюшоном, наброшенным поверх отороченной мехом шапки. Оба всадника не спешили, несмотря на поднявшуюся и всё усиливающуюся метель...