Отдых в Египте

Мила Павловская
Крепкая маленькая ступня в узорчатом остроносом тапке покачивается словно маятник - туда-сюда, тик-так. В висках бьёт набат, призывая остатки здравого смысла. Хорошо бы просто упасть и заснуть. Или войти в телепортал и мгновенно переместиться далеко-далеко отсюда, куда-нибудь в леса, в избушку, и чтоб ни одной собаки вокруг.

Но это ничего не изменит.

 

Двумя неделями ранее.

Июнь, очередная встреча одноклассников в кафе, визгливый смех подурневших одноклассниц, мутные глаза Сашки Смирнова, почти выкрученная его потными пальцами пуговица на рубашке, набивший оскомину слезливый поток жалоб на Сашкину бывшую, оглушительные вопли певицы "под минус". Всё скучно и предсказуемо. Если бы не Колька Тарасенко. Его опоздание, как ни странно, оживляет выдохшийся энтузиазм. Дело в том, что после школы он уехал в столицу и никто не знал, что с ним сталось за эти последние несколько лет.

Компания сразу веселеет. У Кольки те же оттопыренные уши и бесёнки в глазах. У Кольки уже округлившееся брюшко, отличная стрижка, дорогие часы и мобила. От Кольки пахнет деньгами и заграницей. "Поехали на озеро!" - кричит Колька, и все, как обезьянки за Каа, ползут из прокуренного кафе во двор.

Тёплый вечер. Злые комары. Бесявые глаза Кольки в отблесках костра. "Кто дольше продержится, того беру с собой в Египет!" - кричит Тарасенко, и его оттопыренные уши и кругляшок живота трясутся от смеха. Шумные всплески, громкие голоса, рябь лунной дорожки на озёрном блине. Колька с девчонками хором считают "тридцать пять... тридцать шесть..." - как на свадьбе.

Сёма без работы второй месяц. С утра до вечера отцовская нудня - "ищи работу, лодырь". Сёма работать не прочь, но по специальности. А вот по специальности работы почему-то нет. Грузчиком Сёме не хочется. Сёма лежит в тёмной воде, над ним колышутся звёзды и извивается луна, лёгкие просят воздуха, но Сёма терпит. В Египте он не был ни разу.

Он вылез, когда уже перестали считать и пошли к костру допивать что осталось.

 

Неделей ранее.

 - Будешь у меня секретарём, пребывание оплачиваю, как обещал, а на карман заработать надо, - безапелляционно заявлет Колька, засовывая в карман Сёминой рубашки несколько долларовых купюр перед прохождением паспортного контроля в Шарм-эль-Шейхе. Что ж, секретарём - не грузчиком. Сёма не гордый.

 

 

Три дня назад.

 

 - His is my caddy, - небрежно говорит Колька высокому поджарому мужику в белых шортах. У мужика седая шерсть на груди, в углу рта дымящаяся половинка сигары, в руках клюшка. Колька по-английски стрекочет быстро, но с очень сильным русским акцентом - даже Сёме слышно.  - He is old for a caddy, - гортанно смеётся Поджарый и с одного удара красиво выбивает мяч в лунку на небольшом искуственном поле.

Сёма впервые в жизни в качестве кедди. Накануне Колька заставлял учить названия клюшек, обещал подсказывать, если что будет не так. У Кольки бизнес с Поджарым. И ему надо быть на одной волне с этим мистером Хьюэлом, его гостями и их бабами, такими же высокомерными и лощёными, как и хозяин яхты. Мистер Хьюэл, надменный, с оттопыренной нижней губой, как у верблюда - того и гляди харкнет в рожу - вызывает у Сёмы зависть и злость. Он смеётся не только над Сёмой, он гортанно ржёт и над Колькой, когда тот не видит. Гад. А его кедди, конопатый молчун лет шестнадцати, так ехидно смотрит на Сёму и Кольку, что временами хочется пхнуть его через перила в море.

Колька тоже хорош - с тех пор, как они спустились с трапа самолёта, изменился. С Сёмой говорит свысока, материт чуть что не так, поучает, как шкодливого щенка. Сёма не гордый, но терпеть тяжело.

 

Вчера.

 

Поджарый каждый день норовит унизить Сёму. То щелкнет пальцами - принеси напитки из бара (а стюард стоит не при делах, ага), то сбросит полотенце с шеи, мол, подними, а теперь нарочно закинул мяч в море и что-то кричит Кольке. Тот бежит к Сёме и приказывает нырять за мячом, так как, видите ли, у мистера Хьюэла этот мяч счастливый. Сёма бычит, но быстро сдаётся - перспектива оказаться на берегу в чужой стране без копья в кармане крайне неприятна.

 

Сколько до дна здесь? Метров десять-пятнадцать? Сёма ни разу так глубоко не нырял. Вода прозрачная и ласковая. Несколько резких глубоких вдохов, и Сёма, поправив брошенные ему кем-то очки для подводного плавания, идёт вниз. Но до дна глубоко. У поручней яхты толпятся гости и обслуга. Когда Сёма выныривает, несколько человек аплодируют. Мистер же Хьюэл кричит, сложив руки рупором - гоу-гоу-гоу! дайвин эгейн!

 - Что? Коль! Что он говорит? - кричит в ответ Сёма.

 - Грит, ещё раз ныряй, видишь, они в азарте! На тебя ставки делают, понял! - отвечает с борта Колька.

 

Сёма ныряет и ныряет и, наконец, ему становится как-то всё равно, он отпускает свой страх и идёт в глубинный полумрак.

Там, среди камней и водорослей он и высматривает белый бок мяча, цепляет его, и вдруг в том месте, где лежал мяч, замечает что-то необычное. Теряя последние силы, он зажимает находку в кулаке и изо всех сил стремится вверх.

 

Что дальше, помнится плохо - крики, кто-то хватает за подмышки и тянет вверх... Вроде живой... Горячая палуба, сильная дрожь всего тела, одеяло, носилки, кубрик, койка...

 

Сегодня. Раннее утро.

 

Уборщик Дженга густо сопит на весь кубрик. Китаёзы-повара уже на кухне, видать. Сёма суёт руку под подушку, куда накануне уже в полузабытьи положил найденное на дне, - благо вчера, почти потеряв сознание, он кулак так и не разжал. Чуял, что непростая штуковина ему попалась.

Тускловатый отсвет из иллюминатора даёт рассмотреть покрытое наполовину зеленовытам мхом широкое, скорее всего золотое, судя по цвету металла, кольцо. Из-под мха пробивается россыпь разноцветных камней, возможно, уложенных в какой-то замысловатый узор. Сёма крутит его так и сяк, пытаясь определить ценность находки, а затем, поплевав на пальцы, аккуратно трёт кольцо, пытаясь хоть немного очистить его от мха.

 

Откуда-то в кубрик клубами вползает то ли дым, то ли туман - густой, белый, но без запаха. Сёма в испуге подхватывается с койки и тормошит безмятежно дрыхнущего Дженгу. Тот отмахивается и отворачивается к стене. Дверь из кубрика клинит, Сёма пытается открыть её, но всё напрасно. То ли туман, то ли дым становится всё гуще, темнеет, и вдруг приобретает странно изогнутый человеческий силуэт. Из тьмы этого сгустка на Сёму вдруг вытаращиваются два глаза, сверкающие огнём.

 - Ого! - шепчет Сёма.

 - Райяй-нн! - сочным басом отвечает ему Сгусток. А огнистые глаза мигают, точно светофор.

 

И Сёма и Сгусток некоторое время молчат, разглядывая друг друга. Странно, но страха нет. Затем Сгусток начинает что-то бормотать, похоже, на арабском, Сёма минуту слушает, а потом жестами показывает, что, мол, не понимаю. Тьма рассеивается, - становится видно, как Дженга спит, развалясь на койке и приоткрыв толстогубый рот,  - а у Сёмы в левом ухе басит чужой вкрадчивый голос:

 - О, чужестранец, кто ты? Ты из людей или джиннов?

 - Что?! - шарахается в сторону от голоса Сёма.

 - Я - раб этого перстня, о превосходнейший! Имя моё - Зальзаль, и я принадлежу к множеству тех, кого Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими, заключил в камни этого перстня, чтобы мы служили его владельцу. - Сгусток, казалось, изогнулся в поклоне перед Сёмой. - Но ты, о превосходнейший, не произнёс заклинания, позволяющего служить тебе, как повелителю. Назови себя и скажи заклинание, и мы, клянусь, все предстанем пред твоим благословенным ликом немедля!

 

Сёма медленно оседает на койку. Он трёт себе лоб и уши, пытаясь определить - снится ему весь этот балаган или нет.

 - Правоверный ли ты, о господин мой? - продолжает нашёптывать Сёме голос, - или ты поклоняешьсься Солнцу и Луне?

 - Не, не поклоняюсь... - растерянно отвечает Сёма, - я тут типа кедди... Семёном меня зовут!

 - Простор тебе, о типа кедди Семён! Знай же, о благословенный отцом своим и матерью своею, что без волшебного заклинания ты не станешь повелителем ифритов, силов и маридов, которых могущественнейший Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими, заключил в сём перстне, что держишь ты в прекрасной руке своей. Но... - голос ненадолго замолк, - я могу исполнить три твоих зветных желания, да избавит тебя Аллах от всякой беды! И ты после отпустишь меня с миром... А перстень вернёшь туда, где нашёл.

 - Ого... - шепчет Сёма сидя на койке, обхватив голову руками. Желания. Исполнятся. Каким-то дымом. В памяти всплыл знаменитый сериал "Остаться в живых", там тоже с дымом что-то было не так. - А какие желания ты можешь исполнить, а? Как тебя, блин, там... Заль?

 - Зальзаль, о благороднейший из благородных. - С достоинством отвечает Сгусток. - Любые три твоих желания исполнятся, что бы ты не пожелал, да пребудут дни твои в мире и спокойствии.

 

Чего может желать себе среднестатистический парень двадцати семи лет, родом из российской глубинки? Что тут думать?!

 

 - Денег хочу, - выпаливает Сёма и тут же добавляет, - хочу быть богатым.

 - Богатым подобно кому? - терпеливо уточняет голос.

 - Кому? Ну... - на самом деле, сколько ему надо денег, Сёма как-то прежде не думал, даже и не мечтал. Те несчастные двадцать штук, что ему попадали в руки на прежней работе, не давали особо разгоняться с фантазиями. Перед глазами Сёмы вдруг всплывает мерзкий оскал гогочущего мистера Хьюэла.

 - Хочу быть богатым как мистер Хьюэл... даже богаче! - выпаливает Сёма.

 - Насколько богаче?

 - Ну... в десять! Нет, в сто раз!

 - Исполнено, о скромнейший из скромных! - Сгусток снова извивается в поклоне. - Что прикажешь исполнить ещё? Хочешь, я дам тебе меч, которому можно приказать, и он испепелит любое войско. Или хочешь, я дам тебе коробочку для сурьмы, и если ты насурьмишь себе правый глаз, то увидишь все клады и сокровища земли. Приказывай, и я, марид Зальзаль, слуга перстня, исполню желание сердца твоего, о типа кедди Семён!

 - Не, - крутит головой Сёма, - нафига мне меч и сурьма какая-то, клады все повытащили давно, ты отстал отжизни, брат. А вот хочу, чтоб эта яхта стала моей.

Как же будет колбасить этого жука Хьюэла, когда окажется, что Сёма тут хозяин, вот это будет фестиваль!

 - Простор тебе, о господин мой, слушаю и повинуюсь! Исполнено желание твоё! Чего ещё жаждет душа твоя, о драгоценннейшее украшение глаз моих?

 

Сёма задумывается надолго. В голову ничего путного не идёт. Взгляд падает на журнал Дженги, что всегда лежит на тумбочке. С обложки весело смотрит полуобнаженная красотка, кокетливо приоткрывающая круглую сиську. Н-да...

 - Хочу, чтоб меня любила как кошка самая красивая женщина на свете. Вот! - решается Сёма и машет рукой - а, нафиг всё!

 - Непростое желание ты загадал, о мудрейший из мудрых! - после длительной паузы произносит голос. - Сотворить чувство любви у женщины не под силу даже ифриту. Могу лишь сделать так, чтобы прекраснейшая из прекрасных стала твоей супругой, да умножится твой род, о благословенный.

 

Жениться? Хоть и на прекраснейшей... Вот это поворот! Вот мать удивится, когда Сёма такой весь богатенький явится в давно не ремонтированную двушку в панельке с этакой красоткой-женой. Друзья уделаются от зависти. И Кольку можно по носу щёлкнуть.

 - Давай! По рукам! - соглашается Сёма.

 

То ли туман, то ли дым мгновенно исчезает. В ушах комариком звенит последнее предупреждение Зальзаля: "Верни перстень на место его! Иначе всё множество слуг перстня ополчится против тебя!"

 

 

Сегодня. Вечер.

 

Яркий безоблачный закат. Сёмина яхта покачиваясь стоит над тем местом, где он нырял за мячом для мистера Хьюэла. Вроде всё случилось так, как обещал Зальзаль. И всё же не так.

Сёма стоит, опершись на перила, у него дико трещит башка. Рядом с ним на палубе, свесив с борта ногу в узорчатом тапке, сидит его новоиспечённая жена.

 

Джаншах стала первым и самым сильным разочарованием Сёмы. Как только Зальзаль исчез, на Сёминой койке обнаружилась длинноволосая брюнетка в розовом одеянии, на лицо приятная, но очень толстая - складки её живота и толстые ляжки не могли скрыть даже широкие шаровары. Она по примеру Зальзаля попыталась говорить с Сёмой на своём каком-то языке, но поняв, что он ни зуб ногой, перешла на шёпот по типу Зальзальского - вроде как наушники вставлены с переводчиком. Она ему объяснила, что теперь они связаны навека, что она будет ему предана, и так далее, и бла-бла-бла. Сёма был в отчаянии, глядя на женщину, которая ну никак не тянула на самую-самую прекрасную. А затем пошли неприятности одна за другой. Джаншах рассказала, какой Сёма "богатый": Мистер Хьюэл оказался банкротом. Яхта была взята им мошенническим образом в аренду под залоговые бумаги на дом своей бывшей жены. Он рассчитывал кинуть Кольку и ещё нескольких дельцов, приглашённных на уик-энд на эту яхту, предложив им вложиться в заведомо провальный бизнес. Да, капитала у Сёмы в сто раз больше чем у мистера Хьюэла, но это всего лишь десять тысяч долларов. Когда яхта вернётся с уик-энда, Сёма должен рассчитаться с обслугой. И что у него останется? А жену кормить, а домой возвращаться?

 

Сёма поправляет налобный фонарик, надевает очки для подводного плавания, делает несколько энергичных вдохов и идёт на дно. На пальце его перстень того самого Сулеймана. Камни на перстне вдруг начинают сиять и перемигиваться тёплыми огоньками, рука с перстнем становится такой тяжёлой, что сама тянет Сёму вниз. Фонарик освещает скопление разнокалиберных камней, из-под которых стремительно выплывает стайка мелких рыбёшек. Сёма стаскивает перстень и запихивает его под крайний камень. И тут внезапно он понимает, что всё - воздуха в лёгких больше нет. Он из последних сил отталкивается ногами от дна, надеясь вынырнуть, но не успевает, делает вдох, и...

 

Глухой звук в ушах, будто сквозь толстое ватное одеяло:

 - Давай, Сёма, давай!

 

Чьи-то губы на Сёминых губах, чувствительные толчки в области груди:

 - Ну! Дыши!

 

Сёма судорожно начинает откашливаться водой и открывает глаза. Над ним знакомые лица - Людка Сорокина, Колька Тарасенко, Ирка Семёнова. А над ними ночное звёздное небо.

 - Ну ты даёшь нехило, Сём! - говорит Людка,  - мы думали, что уже не откачаем тебя. Вот нахрена ты так долго лежал под водой, а?  Жить надоело?

 - Ну, Семён, готовься к отдыху в Египте, - говорит Колька, помогая Сёме подняться.

 - Не, Колян, извини, в другой раз. - отвечает Сёма, откашливаясь. - Египет мне не по карману.