"ЭПОХА ЧЕТЫРЁХ ЛУН" (Отредактировано)
Том 2
"МОТЫЛЁК"
Книга 2
Глава 7
"Решись, пока не поздно!"
— Мам, давно хотела у тебя спросить…
— М-м?
Подлей ещё горяченькой.
Ага. С-с… А… Хорошо!
Ещё один черпачок.
— Ну мам?
— А?
— Ответь мне на один вопрос.
— Хм, — улыбнулась распаренная Дэли, — Как всегда только на один?
— Почти, — немного смутилась и засияла дочь, — Скажи, кто тебе сделал эти рисунки? Когда? Где? И что они означают?
С молочного детства Флави-Ар неоднократно наблюдала, как мать моется в бочке. С интересом водила мыльными пальчиками по разноцветным замысловатым узорам на её коже. В девятилетнем возрасте начала замечать в них некий порядок и закономерности. Флави загорелась желанием получить исчерпывающий ответ.
— Мотылёк, ты же знаешь, я — родилась в Египте. На моей родине так принято женщинам украшать себя, — мягко ушла от ответа мать, закрепляя на затылке мокрые волосы.
— Да, очень красиво. Но почему мне кажется, что это письмо? Порой, мне будто понятно, о чём оно. Потом… не понятно. Ты так быстро одеваешься. Без подсказки, полностью не смогу прочитать. А так хочется!
— Потри мне спину между лопаток.
Слова дочери взволновали Дэли и, она подала мочалку дочери, чтобы отвлечь её от дальнейших рассуждений.
Вопросы дочери о татуировках встревожили Дэли. Раньше дочь их воспринимала, как данность.
— Глупышка, — плеснула на неё водой мать и засмеялась, — Что можно прочитать в кружевах или узорах на платках, которые вяжет, скажем, Марфа?
Слей на шею ковшичком. Проверь, чтоб не горячая была. С… А… Хорошо.
Всё. Я чиста! Подай полотенце.
Флави распахнула, подала. Дэли поднялась из воды, завернулась в ткань и, вылезая из бочки, выставила мокрую ногу на ступеньку подставки. Флави с обожанием оглядела уютные мамины округлые формы, мягкую грацию. И обратила внимание, как на мокрой коже поблёскивают отблески огня, оживляя рисунки.
— Мам, ты у мне такая волшебная-волшебная… Думаю, во всём твоём Египте не было тебя прекрасней.
Дэли улыбнулась, смутилась:
— …и растрёпанней. Вот погоди, волосы высушу, расчешусь, белым гребнем заколю...
— А я стану такой, как ты?
Выбравшись из бочки, Дэли поцеловала дочку в лоб, щёку и, скрывая возникшие подозрения и тревоги, крепко обняла.
— Ты уже самая-самая… А будешь ещё восхитительней, жемчужинка моя.
Поздний вечер. Дети уснули. У очага Дэли вполголоса стала рассказывать мужу о том, что дочь вдруг заинтересовалась значением татуировок. В тихой исповеди жены Свэнэльд заметил смятение. Он прекрасно понимал, что её беспокоит. В памяти всплыли когда-то произнесённые ею слова:
«Когда Избранная меня найдёт – я должна буду отдать ей всё, что знаю, даже жизнь, а она…
Не обижайся, если я когда-нибудь вдруг исчезну из твоей жизни навсегда.
Снаружи — я письмо, а внутри — воин».
Он встревожился, ощутив, что однажды может потерять их обеих.
— Ой, она большая выдумщица. Не стоит обращать внимания на детские шалости и игры. Давай не будем пока об этом думать. Коль что, время ещё есть, — успокоил он жену, а про себя отметил: «А Флави-Ар-то тоже левша, как была и моя Шарот. И голубоглазый Шауро выбрал её сам... и спит он только рядом с ней... и ходит по пятам, понимая каждое слово.
Неужели? — и тут же отмахнулся: — Нет, нет. Не может быть! Шарот вернулась?
Да нет… Нет ни у кого такой силы — возвращаться оттуда. Показалось».
Через пару дней, усердно наводя порядок у печи, Дэли глубоко рассекла руку металлическим скребком.
Почувствовав острую боль матери, девочка бегом вернулась с игрищ. Вбежав на порог, она увидела кровоточащую рану матери. Не раздумывая, схватилась обеими руками. Потом что-то зашептала над порезом и накрыла его ладошкой.
Дэли почувствовала сильное жжение и хотела было отдёрнуть руку, но Флави-Ар зыркнула на мать и сдержала её. Боль в ране стала более резкой и нестерпимой. Дэли не выдержала, застонала и ещё раз попыталась вырвать руку, но дочь удержала её. Прошептала: "Мамочка, пожалуйста, потерпи" и неумолимо продолжила применять свою силу. Кровь быстро остановилась. Постепенно и боль стала слабеть. Через некоторое время она утихла совсем.
Дэли ошеломлённо наблюдала за дочерью. Она заметила, как уверенны и чётки действия девочки. Как глаза Флави-Ар изменили цвет и стали фиолетовыми.
Сердце матери забилось, затрепетало. Дэли бесслёзно плакала от боли и счастья одновременно, понимая, кто на самом деле её дитя. Она избранная.
Глубокая рваная рана затянулась всего за два дня. Когда струп отпал, от пореза не осталось никакого шрама, только воспоминания. Это было удивительно!
Вечером после случившегося, Дэли подробно рассказала обо всём Свэнэльду. Он конечно догадался, что происходит: "Сбывается пророчество. Пришла новая хранительница свертка", но с содроганием в сердце побоялся это признать. Отец был не готов принять то, что «Избранная» — это Флави-Ар!
При первом намёке Дэли, что Новая Хранительница — это его собственная обожаемая дочь, Свэнэльд, как наяву, подсознательно вновь увидел страшную судьбу Шарот и гибель её волков. Свэн до хруста сжал кулаки и отошёл от Дэли, как от злейшего врага, подальше к окну.
— Отдай ей свёрток, Свэнэльд! Ты же понимаешь, что это она — Посланница, ради которой ты и я… Именно она сможет всё прочитать и пользоваться знаниями, принося людям облегчение.
— Нет, нельзя! — Свэнэльд закрыл двери плотнее и стал говорить тише. — Сожгут её, как ведьму! Заживо! Ты что, не понимаешь?! Только заподозрят, и всё!
Нет, нет! Она ещё слишком маленькая! Попозже. Пусть подрастёт, окрепнет. Пусть научится хранить хоть какие-нибудь тайны. Пусть всё свершится позже, не сейчас. Ещё очень рано.
Ты знаешь, какие за ней стоят силы! И я — точно знаю! Сам видел, какими дарами обладала предыдущая Хранительница. А остальные — не знают, какой ценой оплачен Дар и чего он стоит. Испугаются, по незнанию обвинят и тебя, и меня в колдовстве, вероотступничестве... Наши-то Харийские Веды и книги давно под запретом. Когда приедет какой-нибудь церковник со святым римским инквизитором,... тогда всем нам к-о-н-е-ц!
Ты хоть раз своими глазами видела охоту на ведьм?! А я — видел! И многократно слышал, как кричат в пытках невинные женщины, девушки, дети, а после горят в кострах на городской площади! Это Ад, Дэли! Стоит такой смрад, что не выветрить, ни отстирать, ни сбежать!
Мужчин-ведунов четвертуют, колесуют, снимают кожу живьём... Женщин-лекарок подвешивают на дыбу и распиливают между ног пополам… Их крик остаётся с тобой навсегда!
И, если не дай бог…, то все люди до единого, даже добряк Драгор и твоя дорогая Марфа, будут в безликой бешеной толпе со всеми вместе кричать тебе и нашей Флави: "Гори, стерва!"
— Не опоздать бы, любимый. Слышишь? Давай расскажем, покажем Флави всё, и уйдём отсюда завтра или послезавтра утром, ночью. Как скажешь…
— Нет! Дэли! Ты меня не слышишь!
— Жрица-мать в храме говорила: «Родившийся ребёнок сразу должен дышать или он умрёт», понимаешь? Не тебе решать её судьбу, Свэнэльд, и не мне! Мы, считай, своё дело сделали – дали ей жизнь. Бог с ним, с этим нашим домом. Найдём другой. Главное — семья и предназначение возрождённой Хранительницы.
— Я-то это понимаю, — перешёл на тревожный шёпот Свэнэльд.
Он мгновенно сгорбился, будто на его плечи рухнули боли и страдания всех замученных и заживо сожжённых, которых он помнил за все свои жизни. Опустил исказившееся лицо в трясущиеся ладони.
— Ты даже не знаешь, насколько Я — ХОРОШО ЭТО ПОНИМАЮ! Но я осознаю и то, что, если Флави получит Дар, ей не будет места среди людей до конца её жизни. Ей придётся уйти навсегда из города, скитаться по лесам, подвергать себя каждый день опасности и как-то выживать АБСОЛЮТНО ОДНОЙ...
Нет! Не сейчас! Приближаются неспокойные времена! Чувствую. И куда ей одной идти? Она ещё ничего не знает, ещё ничего не умеет... Не сможет постоять за себя…
— Зачем одной? Уйдём все вместе...
— Всем вместе — нельзя!
— Почему?!
— Таковы правила, Дэли. И они, к сожалению, прописаны не мной.
Пусть ей хотя бы исполнится шестнадцать. Я слишком люблю нашу дочь! Слишком люблю! И я не готов ни потерять её, ни отпустить!
— …Ни позволить ей выбирать свою судьбу самой? — мать выпрямилась и, став неузнаваемо строгой, продолжила: — Фила Дэлфиар – письмо, и оно будет доставлено. Я покажу Флави-Ар все мои рисунки. Все! Великий Ра и Гор сами решат, когда девочке проснуться. Иначе нельзя! И эти правила тоже, к сожалению, прописаны не мной!
— Тиш-ше. Говори, пожалуйста, тише. Не то дочь сейчас проснётся и услышит нас. Поступай, как знаешь, а подожду. Не могу я! Слишком тяжело! Почему с Георгом такого не происходит? Ведь он тоже наше дитя, — не понимал Свэнэльд.
— Он мальчик, а этот дар — женский. Передумай, пожалуйста, милый. Боги не прощают непослушания, — умоляла и тревожилась Дэли.
— Нет, не уговаривай меня. Нет, не сейчас. Нет ничего страшней, чем потерять дитя. Она ж сорванец! Совсем не такая, как… Все мысли только о старых сказках, друидах, волках да лесе. Пусть ещё немного подрастёт. У неё ж ветер в голове! Пусть воюет пока с Ксандром. Эти двое стоят друг друга! А там уж время само подскажет, что делать. Дальше будет видно. Замуж вот отдадим…
— За-аму-уж?!
Ой, милый! — вспыхнула Дэли и покачала головой. — Против воли богов идти? Нет-нет. Они всё равно возьмут своё. Вот увидишь.
Мирно и спокойно прошёл год, второй, третий…
Несмотря на запреты мужа за это время Дэли исполнила то, что считала нужным. Она понемножку рассказывала дочери, что знала о письменах на своём теле и как их получила. Избранную богами Хранительницу — Флави, мать обучала магическому общению с водой, огнём, ветром и невидимой частью природы леса. Вырабатывала в ней жреческие навыки владения голосом, дыханием, словом, волей. Показывала боевые приёмы с ножами. Учила, как можно управлять болью и путешествовать во снах. Они очень сблизились благодаря урокам магии.
Однако дочурку нужно было научить зарабатывать. И мать делилась с ней секретами работы с кожами и поделочными камнями.
— Что-то ты сможешь сшить себе сама, а что-то продать. В трудный момент это позволит выжить.
Они вместе мастерили женские корсеты из плотной шелковистой кожи. Хотя вначале это было больше похоже на просто широкие пояса, которые поддерживали натруженную женскую спину. Вместе шили шляпки из разных ненужных лоскутков и обрезков, взятых у соседей. И ещё много всяких женских мелочей, которые имели спрос среди городских и сельских щеголих.
Поделкам Флави и Дэли не было равных по изысканности. Покупательниц прельщали необычные сочетания материалов (металл, кожа, перья, шёлк, цветные шлифованные камни). Флави-Ар вкладывала в них своё расширяющееся понимание и ощущение мира, и запомнившиеся образы из сказочных снов о маленьком драконе и крылатом белом волчонке.
Свэнэльд цвёл от счастья и гордости за сына — наследника семейного дела. Не чая души в своих детях и жене, он решил преподнести им к Рождеству особенные подарки. Ещё с весны он заприметил молодого быка редкого пепельно-белого цвета и столковался с его хозяином насчёт цены.
— Отлично! Из его шкуры такая красота получится. Выделаю её как сафьян. Представляю, как Дэли и Флави будут щеголять на зимнем празднике, — мечтал он увидеть на своих женщинах изысканную одежду из этой тонкой бархатистой кожи. — А Георгу и мне они вместе сделают пояса пошире, поплотней. Рукодельницы мои, мастерицы! Есть чем и кем гордиться!
«Спасибо тебе, Отец Всевышний, за всё, что у меня в жизни есть, за семью и детей! — часто говорил он про себя. — Спасибо и тебе за это, Шарот! Помню тебя. Вечно!»
Необычного цвета бык подрос и подошло время отдать свою драгоценную шкуру на благое дело. Свэнэльд глазами мастера хотел понаблюдать за тем, как заколют животное, и потом самостоятельно снять бархатистую драгоценность.
В тот солнечный зимний день, с самого раннего утра воскресенья, его женщины бойко распродавали на рынке свой товар. Перед грядущими праздниками он был нарасхват. Торговля кипела – лучше и не представить. Неожиданно Флави, которой в этом году уже исполнилось двенадцать лет, почувствовала острую боль. Она схватилась за живот и грудь. Выронив дорогой корсет из рук в мокрый снег, пошатнулась, не удержала равновесие и рухнула навзничь.
— Оступилась?! — мать беспокойно подхватила её и помогла встать.
— Нет, мам, — со сбившимся от боли дыханием выдавила из себя девочка. — Отец! Пусти…
Держась за живот, Флави со всех ног вихрем прилетела домой. Распахнула двери!
Дом был пуст и странно холоден.
По заснеженным скользким улочкам Флави метнулась в кузню дяди Дара...
В мастерскую к соседям кожевенникам...
В дом Таллеров…
Марфа и Мария, как обычно, возилась у печи. Отца и там не было.
Тогда Флави остановилась просто посередине улицы. Её сердце билось в груди, как тяжёлый отцовский молот по наковальне. Как учила мама, Флави-Ар закрыла глаза, затаила дыхание и сразу «увидела» картину того, что, где и как произошло.
Рванув с места, она сломя голову понеслась по вытоптанной снежной тропинке, в знакомое крестьянское подворье за городской стеной. Снег короткой оттепели чавкал и разлетался брызгами в разные стороны под её ногами. Морозный воздух обжигал горло, лоб, грудь, руки, но не мог потушить ощущение огня в сердце девочки.
Ксандр каким-то внутренним чутьём тоже почувствовал, что что-то неладное произошло с Флави-Ар. Не задумываясь, он бросил своё дело у отца в мастерской и, несмотря на окрики старших братьев, встревоженный неизвестно чем, выскочил на улицу, в рубахе и фартуке.
Подросток остановился. Оглядываясь по сторонам, не понимал, что с ним происходит. Ксандр ощутил, как в сердце вдруг возникла боль и жуткая тревога. Руки затряслись.
Минутами раньше именно здесь, как вихрь, пронеслась Флави-Ар.
Пылая жаром, полуодетый Ксандр торчал посреди дороги и думал только о Флави-Ар. Он точно знал, что ей сейчас плохо, больно, и не мог понять своё смятение. Парень как заворожённый замер на пустой улице и соображал: почудилось ли ему это или нет? Была ли здесь Флави или? Услышав ответ, отбросил рабочий фартук на порог и по наитию рванул по улице вниз.
Разгорячённая и взволнованная, Флави-Ар ворвалась в маленький сарай крестьянина, к которому её отец иногда приходил за сырыми кожами.
"Измятый снег. Необычно сильно, — тотчас заметила она.
Слишком обильно залитый кровью двор. Почему?
Толпа людей? Зачем они здесь? Что у них с лицами?"
Кто-то причитал, а кто-то молча любопытствовал.
Флави с силой протиснулась и увидела отца лежащим на сене. Его живот и грудь были окровавлены так, что нельзя было различить, где одежда, а где тело. Флави-Ар подбежала к нему и, обернувшись на зевак, не по-детски решительно выкрикнула:
— Вон! Уйдите все вон! Пожалуйста…
Те, молча, подчинились и отступили.
Её обожаемый отец лежал на руках знакомого с детства человека и дрожал. Ему она ничего не сказала. Опустила глаза, прикусила язык, чтобы не плакать и выглядеть сильной.
Только вдруг что-то ударило её в стопы, обожгло изнутри, и она неожиданно рухнула на колени как подкошенная. Её руки сами потянулись и накрыли глубокие отцовские раны. Глаза Флави закрылись и, раскачиваясь, она стала вдруг что-то бормотать себе под нос. Ощутив прилив огня и дрожи во всём маленьком теле, она отдавала отцу свои жизненные силы.
Минуту спустя Свэнэльд очнулся и с трудом открыл глаза. Морщинками глаз он улыбнулся и мокро закашлялся.
— М-м… Мой мотылёк… Надо было мне тебе отдать его, дочка, этот свёрток, — вдруг прозрев, произнёс он. — А я не успел… Что же теперь? — теряя быстро уходившие силы, он потянулся к Флави, погладил по рыжим густым волосам, испачкав их кровью, замолчал на мгновение, переводя дух. — Я так тебя люблю,… любил… — изо рта Свэнэльда вырвалась и потекла густая бурая кровь. — Прости меня, Флави. Хорошо? — шептал он, уходя.
— Папа! Папочка! Мне не хватает сил! — утирала она рукавом брызжущие слёзы, — Миленький, не уходи! Не бросай меня! Пожалуйста! — икая, рыдала она. — Мне нужно ещё что-то! Мне нужно ещё что-то! Господи-и! Па-а..., я тебя удержу, спасу, только подскажи как! Па-а! Па-а!... — захлёбываясь, она вертела головой по сторонам в поисках подсказки свыше.
— Ничего уже… Поздно, дорогая моя… Оставь меня… Отпусти... Ты бы смогла… Я знаю… Ты у меня сильная… — он дышал всё сбивчивей. — Если бы я только не испугался… и сделал всё вовремя.
Свэнэльд схватил её за руку, снова испачкав своей кровью, и сильно, как смог, сжал ей пальцы.
— Матери скажи… — он не закончил фразу.
В предсмертной агонии кашлянул кровью и сглотнул её. Торопясь сказать, зашептал, глядя прямо в глаза рыжеволосой красавице:
— Шарот, это ты?
Прости!
Я так и не смог ей отдать!
Что же теперь…
Она точно такая... — он судорожно вздохнул, захлёбываясь кровью, и потянулся взглядом куда-то…
— Подожди!
Я иду, — счастливо улыбнулся глазами в потолок сарая. Глянул чуть в сторону, будто увидел там ещё кого-то:
— Лобо?
Серый?
Мальчики... — легко выдохнул, и замолчал.
— Па-а-а-п-а-аа!!! Не уходи, любименький! Пожалуйста, не уходи! Па-па-а!!!
Девочка не хотела принимать то, что произошло, но вдруг поняла: его больше нет.
Минуту спустя она уже не плакала, только дыхание судорожно вырывалось со всхлипываниями. Стиснув крепко зубы и продолжая дрожать от клокотавшего в венах огня, она не спеша вышла из хлева, чувствуя, как её сердце рвётся из груди и готово взорваться тысячами и тысячами звёзд.
Только теперь, глядя на буро-красную бесформенную проталину здесь, на заднем дворе, Флави-Ар заметила тушу необычно забитого быка, его окровавленные рога, морду и… всё поняла. Она зашла дальше, за угол дома, пряча от посторонних глаз своё отчаяние. Горячо дыша и безнадежно борясь с обжигавшими ударами сердца в висках и груди, девочка скрутила подол своей накидки, да так сильно, что хрустнули её маленькие, но крепкие пальцы. Флави сжала свои кулаки и челюсти настолько, насколько смогла, чтобы только не закричать от боли на весь мир. Заметно похолодало, сразу стало слышно, как грязь застывает и трещит под ногами соседей приходящих поглазеть и посочувствовать.
Пошёл легкий снег, а потом сорвался и повалил лаптями.
Флави стояла и рассматривала неестественно красную кровь на свежем примятом снегу, будто это было чьё-то важное послание.
— Алеф? — ошеломлённо глядя на знак, прошептала она и села на корточки, — Голова быка? Перерезанное горло? Я понимаю этот язык! Тогда я знаю, кто забрал тебя, пап. Змееликий! Он не дал тебе что-то важное сказать! — и ожесточённо воткнула свои окровавленные руки в снег. — ЧТО, пап?!
Находясь за сараем в холодном одиночестве, Флави-Ар металась в мыслях и чувствах, не представляя себе, как,… как она теперь будет без него жить? Как все они: мать, Георг и она – будут без его любящих глаз и сердца, без ласковых отцовских рук, которые всегда согревали безмерной любовью и заботой, дарили опору и защиту?
Мороз заметно усилился, началась колкая метель.
— Нет, нет, это не возможно! Так не должно было случиться! Ты должен был оставаться всегда со мной! Я могла бы спасти тебя, па, миленький! Могла! Господи! Мне нужно было искать ключ к силе, а я?
Флави присела на корточки, сжалась в комок и начала вспоминать слова, что сказал ей отец перед смертью.
«Шарот. Лобо. Серый».
Вдруг всплыли из памяти будто знакомые ей до боли лица и имена, но она тут же выбросила их из головы и вернулась к телу отца.
— Мама?! — окликнула она Дэли.
Прибежавшая мать безутешно рыдала. Дэли крепко обнимала бездыханное тело своего единственного, любимого мужа и больше ничего вокруг не видела и не слышала, только боль, кровь, смерть и впереди беспросветную тьму.
А Ксандр нашёл Флави здесь, в сарае. Он видел, как тяжело уходил её отец, и запоминал всё до последнего вдоха, взгляда. Оставаясь поодаль, в тени, он впился глазами в Флави и её отца и, напрягаясь каждой жилкой, молча стоял и не мешал ей с матерью и братом прощаться. Он сопереживал подруге, сжимал крепко кулаки и скупо ронял слёзы, как мужчина. Ксандр готов был в любой момент откликнуться на её взгляд, призыв. Но знал: трогать Флави сейчас нельзя. Нельзя! И просто ждал, прикрывая их собой от любопытных глаз праздных зевак и соседей. Он интуитивно понимал, что внезапно разыгравшаяся снежная буря — это то, что происходит сейчас в сердце Флави, что она чувствует.
— Я — теперь буду защищать тебя! Никто тебя не обидит, Флав! Никто! Никому не позволю! Буду твоей тенью, твоей опорой! Умру ради тебя!!!
Скромные похороны состоялись на следующий день. Истерзанное быком тело Свэнэльда, оплаканное семьёй, упокоилось навечно под окрепшими дубками у реки. Провожавших друзей и соседей было много, но никто кроме женщин не плакал. Смерть была делом обыденным.
— Теперь ты старший мужчина в семье, — сказала Дэли сыну, прижимая восьмилетнего Георга к себе.
— Нет — я! — оборвала её дочь. — Я буду вам защитой, мама, — твёрдым голосом спокойно произнесла она.
— И я, — тихо, почти неслышно добавил Ксандр, стоя у Флави-Ар за спиной.
И они вместе с семьёй Тайлеров вернулись в дом. На поминках соседи сидели в холодном безмолвии и что-то горячительное пили до темноты, а после незаметно разошлись по домам.
Ксандр отпросился у родителей, чтобы побыть с Флави.
Проводив последних сочувствующих до порога, Флави-Ар взяла себя в руки и решила разжечь огонь в очаге. Парень молча ей помогал. Забившись в угол, мать куталась в старую медвежью шкуру. Её бил озноб. Тихо всхлипывая в кулаки, она поглядывала на дочь и Ксандра. Дэли тешила себя надеждой, что соседский мальчик возможно и есть тот друг, который станет для Флави верным воином-защитником.
Дэли знала, что Избранной Хранительнице уготована необыкновенная, полная испытаний судьба. В древнем пророчестве было написано:
«Избранная — с детства станет верно применять равновесные силы жизни и смерти.
Источник в её крови.
Возродившаяся Тара-Лотос — вспомнит настоящие знания о ходе времени. Сорвёт маски с пришлых хищных завоевателей и Радость Мира на Земле восстановится.
Но ей самой не быть женой, не родить, не стать матерью.
Истинный кресоносец-защитник по зову сердца найдёт Тару сам».
Эту ночь Ксандр провёл под крышей осиротевшего дома.
Висела свинцовая тишина. Глухо потрескивали в очаге поленья. Постреливая искрами, они плакали смолой. И только Георг неуместно задавал мучившие его вопросы. Но, не получив ни от кого ответа, мальчик наконец уснул. Дэли тоже спала, заставив себя это сделать крепким сонным отваром. А Флави-Ар и Ксандр просидели неподвижно у открытого огня до утренней зари. Юноша сегодня не раз замечал, как огонь то танцует, то бешено рвётся из камина навстречу ладоням Флави. Как пламя меняет цвет от красно-золотого до фиолетово-зелёного, реагируя на её тихий шёпот.
Девочка смотрела на всполохи огня. Снова и снова грезила наяву. Шауро лежал у Флави за спиной, как страж, и изредка поскуливал. А Ксандр — просто был рядом, всем сердцем рядом с ней. Иногда ему казалось, что в очаге мелькнул грустный огненнокрылый волк, а может — опечаленный дракон.
С тех пор Флави и Ксандр всегда были вместе. Неразлучные как пальцы на руке или берега реки — они были как брат и сестра, как две стороны одной монеты. Со временем родственники прозвали их за это «даблстэп». Где один, там и другой. Всегда!
Хозяин злосчастного быка, убившего Свэнэльда, отдал Дэли немного попорченную шкуру, желая как-то смягчить боль от потери кормильца. И вдова решила выделать её сама, сшить из неё одежду для детей, надеясь, что обновки смогут и защитить их, и быть долгим напоминанием об отце.
Примерно через неделю после похорон, Флави ранним утром незаметно исчезла из дома. К вечеру мать сильно разволновалась и Ксандр попытался успокоить её:
— Тётя Дэли, я найду Флави, если вам действительно надо. Не волнуйтесь так. Моя Паки (Ледышка) найдёт её Шауро (Глаза Небес). Где он, там и ваша дочь. Ей просто надо побыть одной. Я это чувствую. Поэтому и отпустил сегодня одну.
Дэли кивнула, признавая его правоту.
Позже волчица Ксандра действительно разыскала их обоих. Девчушка с постаревшим белым волком была на берегу реки, у могилы отца. Паренёк издалека заметил небольшой костёр, а, подойдя ближе, разглядел странно танцующую Флави. Он не стал беспокоить подругу. Отвернувшись от действа, он следил лишь за тем, чтобы никто ей не помешал. Ксандр понимал сердцем, что Флави решилась отпустить душу отца лишь сейчас и провожает его навсегда.
Она прощалась по-своему. Самозабвенно танцевала вокруг костра чудной взрывной танец. А в душе чувствовала, что такое уже когда-то было в её жизни. Завершая странное действо, неожиданным порывом всплеснула руками в небо и решительно произнесла:
— Прими его, Шарот! Прими его, Лобо! Береги его "там", Учитель...
— Вот это да! Хорошо, что тебя сейчас никто не видел.
А кто такая эта Шарот? — спросил парень подругу, когда она подошла после ритуала прощания.
— Не знаю.
Понимаешь? Мне всё время кажется, Алекс, что я сплю и никак не могу проснуться.
А у тебя такое бывает – спать наяву?
У меня будто всё время кто-то стоит за спиной, а оборачиваюсь – никого! Мерещится, будто уходит хромой опечаленный рыцарь. На плаще у него вышит красный узорчатый крес, как татуировка на спине у моего отца. Вот тень рыцаря была. А вот — её не стало.
— Ты всегда говоришь загадками. Как это – проснуться наяву? Кстати — отец ведь твой хромал... Может, ты его во снах видишь? Я понимаю…
Хм... Алекс? Мне нравится.
— Может и его… А может…
Даже не знаю, как объяснить! Похоже, что голубоглазый волк всегда был со мной.
— Ну да! Он всегда был с тобой, сколько тебя знаю, с самого рождения. Сначала Стилка, потом этот. Старый уже. Эх ты, лохматый!
Шауро спокойно подошёл и ткнулся мокрым носом парню прямо в губы. Ксандр ласково обнял его и потрепал по загривку.
— И никакой он не старый. Стилка до сих пор за мамой на рынок по пятам ходит. И я не об этом сейчас, Ксандр. Я будто сплю во сне. Словно всё уже когда-то было.
— Как это? Объясни.
— Именно так я провожала кого-то у костра. И руки накладывала на раны умирающего — как отцу. И ещё... я жила в дремучем лесу, у реки.
— Ты и сейчас почти так живёшь, только в городе. До леса рукой подать.
— Ну, как ты не понимаешь?! — всплеснув руками, Флави подскочила как ошпаренная и отошла к липе. — Я помню об этом, будто жила ещё когда-то! — Не глядя на друга, она словно доказывала себе:
— Я помню свойства разных трав...
Помню страшный, громкий рокот весенней реки...
Точно помню, что умею метко стрелять из лука – настоящего!
Всегда умела! — вернулась к парню и доверительно продолжила.
— Иногда снится громадный медведь или тигр, будто они оба убивают меня.
Снится виселица... Страшная гроза... Там был мой отец, только моложе.
Луна мне всегда улыбается!
Страшно мне, Алекс.
Ей вторя, поднялся порывистый ветер. Флави побледнела. Озябнув, села рядом с Ксандром и закрыла глаза.
— И ещё помню нож! — она сжала кулак, будто нож и сейчас был в её левой руке. — Такой... резной чёрный и лёгкий, как перо, с ремешком у рукояти! Удобный, хотя и довольно большой. И было ещё какое-то оружие для правой руки. Будто железная лапа...
Нет, не помню, — растирая ноющий тупой болью лоб, девочка взглянула на Ксандра и распахнула глаза. Парень с оторопело заметил, как лицо подруги странно повзрослело, а глаза приобрели ярко фиолетовый цвет.
Флави-Ар опечаленно продолжала:
— А ещё мне снятся горы. С гладкими прямыми ступенчатыми стенами. Высокие-высокие. Выше нашей липы. Поднимаются острыми вершинами к самому небу. Там, где они стоят, всегда солнце! Большое жаркое солнце! Во-от такое! А на вершине самой большой гладкой горы всегда вижу маленькое парящее солнце, будто сделанное из золота!
И ещё,… — зашептала Флави, закрыв глаза, — ...ещё там есть большое, сказочное существо – мудрая женщина с золотой птичьей головой! Овианка. Красивая, в белой прозрачной, как вода, одежде. Укрывает меня мягкими крыльями. И становится так тепло-о, безопасно. И что-то она такое держит в руках. Жезл какой-то или два. Смотрит на меня, не моргая, и каждый раз отдаёт мне их прямо в руки. Они щиплются, как большие красные муравьи.
А вокруг ничего уже нет. Ни одного дерева, ни кустика, ни цветка. Ни садов, ни людей, ни животных. Всё погибло! Только лежит у её ног какое-то огромное, странное каменное животное — лев с лицом человека, как страж. Смотрит по ночам на одну и ту же большую звезду в небе. А над ним, широко расправив крылья, парит в горячем воздухе птица с золотыми крыльями и чёрными, как угли, глазами. Просто насквозь взглядом пронизывает меня. А там, в глубине её чёрных глаз все звёзды мира! Будто средь тех звёзд я жила до своего рождения.
— Да-а, красиво! Сказка! Каменный лев с человеческим лицом... Женщина с крыльями и птичьим лицом… — участливо слушал её Ксандр.
— Красиво?! — очнулась и вспыхнула Флави-Ар, — Да нет, Ксандр! Там всё по-настоящему! И запахи, и ощущения, и абсолютно голая мёртвая земля! Палящее солнце, пески и смерть. Иногда от этого так страшно! Боюсь, что не выдержу силы взгляда той золотой птицы!
А огненный Оракул распахивает крылья и громом с небес мне кричит: Тара, проснись! Проснись, найди свой ключ, пока не поздно!
— Оракул? Это от слова "орать", что ли? О-о... тогда моя мама тоже огненный оракул.
— Нет. То существо с огненными крыльями — от слов ВСЁ ПОМНИТЬ И ЗНАТЬ!
Ты меня совсем не понимаешь... Но мы ведь ВСЕ оттуда — со звёзд пришли! Почему ты не помнишь?!
Напряжённое лицо Ксандра приобрело глуповатый вид. Воспринимая исповедь подруги не как чистую правду, а как красивые выдумки, паренёк потряс головой и почесал затылок.
Прочтя его мысли, Флави почти обиделась. Сдвинув брови, отвернулась и с горечью выдохнула:
— Никто не помнит… Почему?
— Ну не волнуйся ты так. Бывает, и мне снятся яркие, чудные сны, но редко. Будто я воин, и на голове у меня шапка с красными перьями, как у рыцарей.
А то — будто я бродячий лицедей, и около меня множество заморских красавиц.
А то — я будто бы взрослый, знатный, молодой красавец, и везут меня в чёрной, тяжёлой повозке на казнь.
Тьфу! Флави! Иной раз просто страшно бывает! Будто там, во сне, я влюбился в красивую знатную даму, и она меня обокрала и предала, как Иуда.
Флави толкнула его легонько локтем в бок, но Ксандр продолжил.
— А иногда такое ещё приснится, что это даже трудно объяснить. Я совсем взрослый, во-от такой… С чёрными усами, как у жука, на необычно красивой тёмной лошади. Никогда не видел таких коней в жизни. Скачу, значит, я по снежному полю в длинном меховом плаще, в шапке с красивым пером. Меч такой странный, лёгкий совсем. Держу над головой. Держу его просто двумя пальцами. Ну вот, скачу это я, значит, по белому снежному полю, скачу… Куда? Зачем? Чёрт его знает, — пожал плечами юноша.
— А то вот ещё снится, будто я викинг. Страшный, свирепый такой, в доспехах, шкурах длинных. И меч у меня такой! — показывал на себе Ксандр, вытягивая руки. — И во всех снах я всё время ищу тебя, чтобы защитить или спасти. Будто ты заблудилась в лесу, или тебя схватили враги.
Пойдём уже домой. А? Холодно, — предложил неожиданно Ксандр. — Мать твоя всегда волнуется и места себе не находит, когда ты уходишь надолго, — в его животе громко заурчало. — Кстати, а что такое жезл? Есть его можно? Вкусный? И почему он щиплется? Кислый?
— Жезл? Вроде короткой волшебной палочки. Он просто в ладонь мне вошёл и там остался. Тот, который Лунный. Но вообще их два. Ба и Ка. — Поникнув плечами, Флави встала и последовала за Ксандром, — Погоди, погоди. Как это, как это ты сейчас сказал? — очнулась девочка, — Я — в лесу заблудилась? Я?! Ха-аха-ха!
Да ты что такое говоришь, Ксандр! Глупости! Лес — мой дом родной!
А какие они ещё, твои сны? Цветные? Бывает, что ты в них летаешь, как птица?
— Ага! Цветные. И летаю тоже, да. Как раз над кронами деревьев. Выше подниматься боюсь, будто там невидимые железные охотники. А как приснятся мамины колбаски и лепёшки, м-м-м…
Отрок обернулся, подозвал свистом обоих волков и, вновь приблизившись к Флави, кивнул: «Пойдём?». Девочка согласилась, и друзья направились домой, продолжая необычный разговор.
— Проголодались? Есть будете? — спросила Дэли, когда Флави с Ксандром появились на пороге.
— Не хочется. Хочется спать, но я боюсь, — Флави присела ближе к огню и ощутила озноб.
— Боишься спать? — встревожено переспросила Дэли.
— Да, мам.
— Почему?
— Ей мерещится всякая всячина, — объяснял Ксандр. — Будто она жила когда-то в лесу у реки и что она умеет стрелять из лука..., — парень перехватил неодобрительный взгляд Флави-Ар, но по инерции продолжил: — ...и что у неё есть большой резной нож с ремешками, — и замолчал.
— Нож?! — ошеломлённо переспросила мать.
— Да. Такой чёрный, с рукоятью из красного оленьего рога и плетёным кожаным ремешком для запястья, — подтвердила Флавии. — Ма-а, мне страшно! Я не знаю, что со мной происходит. Я будто сплю и не могу проснуться. Вот и сейчас тоже, когда я говорю с тобой, мне до отчаяния хочется проснуться! Но не могу, — она подошла и прижалась к матери, дрожа в ознобе.
— Давно трясёт? Простудилась? — тревожась, Дэли прикоснулась губами ко лбу дочери.
— Мне всё время, то жарко, то холодно. Особенно после того, как папа...
Мать подала знак парню, чтобы он ушёл. Он взглядом попросился остаться, но Дэлфиар настояла.
Как только закрылась дверь, она подумала и отправила следом за Ксандром и Георга:
— Лучше и ты пойди, погуляй, сынок. Побудь немного у соседей или просто пойди куда-нибудь. Недалеко. Хорошо? — мальчик покорно оделся и вышел.
— Выслушай меня, Флави, — решилась мать, нежно взяла лицо дочери в свои ладони и, наклонившись, поцеловала в оба глаза. — Ты уже девочка большая, двенадцать лет. Пора! Подожди, я сейчас, — огладив её по волосам, Дэли поднялась наверх.
Флави, казалось, успокаивалась, но сердце продолжало трепетать. Она подняла взгляд на вернувшуюся мать.
— Поди сюда, — Дэли пригласила её ближе к огню, — Присядь, мотылёк, — и показала жестом.
Дочь повиновалась. Дэли, испытывая благоговение перед дорогими для её покойного мужа вещами, осторожно достала первым лук и крагу. Девочка от изумления распахнула глаза. Её сердце судорожно забилось в груди, и рука сама потянулась навстречу оружию.
— Святые небеса! Мама, это он! Я видела его раньше!
Флави ловко и уверенно надела, застегнула крагу, взяла маленький лук в левую руку, встала в боевую стойку, натянула тетиву и сразу же отпустила, будто выстрелила через окно вдаль. Взглянула на мать и обратилась к ней с почтением, как к хранительнице ответов.
— Там ещё был колчан с креплениями на талии.
Мать, кивнув, достала и его.
— Мама, что это? Что происходит? — дрожащими руками, привычно и быстро девочка застегнула на себе крепления. Она словно всегда знала, как это делается. У неё возникла уверенность, будто вещи спасут её от воспоминаний или унесут туда, где она всегда мечтала быть. А мать смотрела на неё сочувственно, тайком стряхивая слезу со щеки.
— Это твоё, доченька. И, возможно, было твоим когда-то. И нож тоже, — вручила его дочери. — Узнаёшь?
Флави-Ар кивнула, подтверждая, и заплакала сама.
— И ещё что-то было,… — потирала она лоб, ощущая накатившую пронизывающую боль. — Не могу объяснить, но чувствую, — и, глядя на свою правую ладонь, сжимала и разжимала напряжённые пальцы.
— Это? — достала мать свёрток и отдала дочери.
— Да! И это тоже! Откуда он взялся? Это изначальное небесное зерно "БА"! Как я о нём узнала? Как об этом помню? Как из снов это всё может существовать здесь? Откуда ты всё взяла?! Прошу, мамочка, пожалуйста, расскажи... — совсем растерялась Флави-Ар.
У неё разболелась голова и, казалось, что она сейчас просто не выдержит. Её маленькие ручки потянулись к свёртку, пальчики задрожали. Флави крепко прижала реликвию к груди.
— Не задумывайся, не надо, детка. Главное — ты знаешь. Этого пока достаточно. Не ломай себе голову, мотылёк. Пусть всё идёт, как идёт. Вспомнишь, когда придёт время. Знаешь, что это? — мать показала глазами на сверток.
— Не совсем. Мне его крылатая женщина-сокол отдала во сне…
… У меня голова болит. Не могу об этом больше. Я... — не закончив фразу, она резко встала, сделав неловкий пируэт, упала на лежанку, потеряв сознание, и тут же глубоко уснула, не выпуская из рук таинственный пергаментный свёрток.
Дэли аккуратно освободила дочь от доспехов, снова спрятала их в сундук, но свёрток решила не отнимать. Укрыла дочь потеплей, легла рядом и нежно целовала Избранной волосы, плечи и руки. Крепко обнимала и согревала, будто защищая её перед неизвестным будущим, произнося про себя как покаяние:
— Девочка моя. Моя маленькая девочка, Флави-Ар — Мотылёк! Жаль, что я не подумала получше, прежде чем дать тебе это имя при рождении. Видимо, так хотели Боги. Да сбудется твоя судьба, Флави-Ар — бабочка, летящая во времени, помнящая всё душа, ключи знаний держащая, — и тихо напевала ей колыбельную:
I cross my fingers for double steps
You never don’t forget your road, Flavi-Аr
Cross-a-roads in your heart hard
Find a way, my child.
Falling down or flying high
My little butterfly, never turn around
Never forget your destiny, my child.
Step by step, life doubles-steps
I take my heart as open as sunlight’s.
Just remember your way, my butterfly
And come to cross all roads in your heart.
Time is cross road.
Time is your blood.
Time is your destiny my angel child.
And, time is your next chance for relief.
This is my spell for your, my child.
I cross my fingers for doubl-tsteps…
Fly my butterfly. Fly. Fly. Fly.
А Флави глазами другого человека видела во сне грядущие события.
На каменной площадке башни замка шёл неравный бой повстанцев и латников. Девушка с коротко обрезанными волосами, в окровавленном кожаном доспехе отчаянно сражалась не на жизнь, а на смерть наравне с мужчинами. Воительница двумя мечами остервенело отражала удары латников. В пылу битвы она заметила, как наёмник метит копьём в спину одного из её соратников.
— Ботиан!!! — вспыхнув, выкрикнула стриженая девушка.
Она бросилась наперерез, чтобы помешать воину нанести сокрушающий удар. И нарушила строй круговой обороны.
А Ботиан самозабвенно громил всех двуручным мечом. В пылу лихой сечи он таранил мощным торсом опытного противника и оттеснял неприятеля к отвесной стене, прикрывая братьев и девушку.
— Береги-сь! Ботиа-ан!
Вскричала она во всё горло и, атакуя, рванулась к нему.
Время предательски замерло, а расстояние нереально растянулось.
Ботиан был и слишком далеко, и слишком близко от Тары.
Для воительницы невозможно было преодолеть всего каких-то пять метров! Она, будто увязла в болоте, отражая атаки трёх наседавших латников.
Ботиан оглянулся на её окрик. Взметнулись его взмокшие волосы. Изорванную и окровавленную рубаху наполнил порыв ветра. Заметив копьё, Ботиан удивлённо расширил глаза. Неспешно летевшее во сне копьё полностью вошло в обнажённую грудь лихого рубаки. Он хэкнул. Чуть смущаясь, улыбнулся, глядя воительнице в глаза, и рухнул навзничь.
И тут Время, как рвануло с места! Резня продолжилась. Враги осатанело добивали парня.
— Н-е-е-т!!! Ботиан!!! Держись! Я иду… — закричала Тара.
Но для него было уже поздно.
Крик девушки услышали ещё двое братьев.
Повстанцев была капля, а наёмников — нескончаемый поток. Они появлялись, словно из рога изобилия и были все на одно лицо.
На мгновение старший из братьев — Гледиас отвлёкся на вопль подруги, и дверь башни, которую он подпирал, со скрежетом поддалась натиску атакующих. Началась новая волна кровавой битвы — борьба горстки отчаянных людей за свою жизнь.
— Брат, я иду! — взревел Гледиас, но толпа латников придавила его к стене тяжёлой окованной дверью. Он изо всех сил пытался выбраться, но тщетно.
Незнакомка-воительница рвалась к погибшему Ботиану и, оставшись без прикрытия, чудом уклонялась от ударов мечей противника. Теперь латники и наёмники отжимали группку повстанцев и девушку к краю площадки.
— Тара-а! Наза-ад! — взывал к ней младший брат — Ксандр. Отчаянно сражаясь, он не выпускал из вида подругу. — Назад! Держи спину, девчонка! Наза-ад! ОН УЖЕ МЁРТВ!..
«Мёртв!... Мёртв!...» — вторило ему холодное эхо замкого двора.
Тара, получив ранение в бедро, потеряла маневренность и стала уязвима. Сейчас она сражалась за себя одна.
— Я иду!!! — остервенело прорычал Ксандр. — Тара, держи-ись!
Преодолевая валы из трупов поверженных солдат и рыцарей, парень неистово пробивался к подруге на помощь.
Постепенно отступая к краю недостроенной стены, Тара вела бой одновременно с пятью, четырьмя, тремя противниками. Полагаясь лишь на свою ловкость и выносливость, одерживала победы. В пылу стажения не чувствуя боли от полученных ран, воительница теряла кровь, силы и манёвренность. Пропустила ещё один колющий удар в плечо, в бедро! На мгновение закрыла глаза, ощутила сильный удар в живот и сжалась.
— Т-А-Р-А-А!!! Я иду-у!
Пронзительно взревел Ксандр. В гримасе боли девушка приоткрыла глаза и, смутно различая картину боя, заколола латника. Она отвела взгляд от наседавшего противника и, силясь найти в неразберихе Ксандра, вдруг встретилась с его решительным ожесточённым взглядом.
Швырнув один меч в спину того, кто атаковал Тару, Ксандр выхватил из-за спины нож и прорывался к подруге. Вскарабкавшись на свалку трупов и раненых, метнул нож в другого приближающегося к девушке наёмника. Отбил удар латника, воткнув ему в горло по самый эфес свой второй меч. Безоружный оттолкнулся, прыгнул! В полёте навстречу воительнице протянул ей спасительные руки, распахнул глаза и далее...
От чьей-то подсечки и удара Тара потеряла равновесие, ощутила затяжной полёт, почувствовала сокрушающий удар в спину. Содрогнулась и мгновенно очнулась в тёплых объятиях мамы.
— Ма-ам... — Вцепившись в спасительную руку, пробормотала перепуганная насмерть Флави.
Пока дочь сражалась во сне, Дэли беспокойно наблюдала за её метаниями и криками.
— Кошмар приснился?
Мать заботливо обтёрла с горячего лба дочери испарину. Стараясь не обнаружить перед Флави волнение и тревогу, она гладила дитя по волосам и чуть улыбалась глазами.
— Да... — Флави-Ар обхватила мать и вжалась в неё, прячась от страха.
Дэли ощутила, как неистово колотится сердце её дочери.
— Ничего. В дни Гекаты — бывает. Скажи: «Куда ночь — туда сон», и забудь.
Смотри, какое сегодня солнечное утро… Хороший будет день.
Продолжение в главе 8.