Через неделю в институт нагрянула высокая проверочная Комиссия. Собственно говоря, она не нагрянула, а просто приехала и начала работать. Комиссия была плановая, каждый академический институт подвергался такой проверке каждые пять лет, известно о ней было заранее, институт к ней готовился. Однако при Зелинском таких проверок еще не было, и он испытывал понятное волнение. Но еще больше волновались Окунёва и Буре. Как раз недавно в Академии произошли очередные лихорадочные попытки самореформирования и в низы была спущена бумага о том, что по результатам таких вот проверок институты будут делиться на три категории. К первой категории отнесут институты мирового уровня, ко второй — так себе, середнячков, а институты третьей категории будут либо закрывать, либо присоединять к более успешным.
Замдиректора и ученый секретарь опасались, что Институт материаловедения имеет большие шансы попасть именно в третью категорию — из-за малых размеров. На Дальнем Востоке меньше него по численности был только Институт машиноведения, тот самый, который когда-то создал Анатолий Кузьмич в Комсомольске.
Зелинский их страхов особенно не разделял, считал, что оценивать институт будут в первую очередь не по численности, а по результатам, а результаты в последние годы выглядели неплохо: выросло число статей в международных журналах, повысилась цитируемость, увеличился процент молодежи среди научных сотрудников. Но все-таки он побаивался, что на этой проверке может отыграться председатель Владивостокского Президиума академик Ладонников. Однако устроители подобных проверок тоже догадывались, что на местах могут возникать нежелательные нюансы, поэтому председателями комиссий назначали людей из Москвы. Комиссию, проверявшую Институт материаловедения, возглавлял член-корреспондент Гольдман Моисей Яковлевич, завотделом московского Института прикладной механики. Комиссия проверяла не только научную сторону работы института, но и финансовую и канцелярскую, для этого в ней были люди из соответствующих служб Президиума, но за научную сторону отвечал Гольдман.
Моисей Яковлевич оказался человеком дотошным, но не предвзятым. Щупленький, остроносенький, в очках с круглыми стеклами, он походил на сельского счетовода, какими их обычно изображали в старых, довоенных фильмах. Однако он сразу же показал, то разбирается не только в механике, персонально побеседовал с каждым научным сотрудником, в том числе с молодыми, задавал много дельных вопросов, побывал и в мастерской, у «детей подземелья», много времени провел в комнате Чипуренко, который с гордостью демонстрировал свой агрегат для автоматической искровой обработки деталей, высоко оценил работы группы Лабуховой, под конец, когда Зелинский рассказал ему о своих персональных результатах по моделированию, буквально загорелся. Оказалось, что он тоже занимается моделированием, но не квантово-механическим, а другим, более простым, но позволяющим рассматривать поведение большого числа атомов. Последнее, что он сделал, это рассчитал упругие свойства углеродных нанотрубок. Зелинский тоже имел опыт изучения механических свойств наносистем, так что они нашли общий язык. Моисей Яковлевич даже пригласил Зелинского при случае побывать у него в Институте механики, выступить на семинаре. При этом Виктор Андреевич вспомнил, как легко Ладонников пообещал посетить Институт материаловедения, но так и не посетил до сих пор.
В целом, у комиссии по все статьям сложилось положительное впечатление, что и было отмечено в заключительном документе, а председатель комиссии отдельно подчеркнул, что весьма высокие научные результаты сотрудников особенно впечатляют на фоне того, что институт, к сожалению, испытывает ужасающий недостаток современного оборудования. Что касается рекомендаций, в какую категорию институт отнести, об этом ничего сказано не было. Гольдман объяснил, что перед комиссией такая задача не ставилась. Ее задача — выявить уровень проводимых исследований и их перспективы, а делать выводы будут другие люди, повыше.
- Ну, слава Богу! - радостно воскликнула Окунёва. - Кажется, пронесло! А я уж боялась!..
- Ничего не пронесло, - не согласилась с ней Любовь Марковна. - Заключение комиссии могут спокойно положить под сукно. Еще не известно, как этот Гольдман котируется в Москве. Он всего лишь член-корр, завотделом, а Ладонников — академик, председатель нашего Президиума, вице-президент Академии. От его персонального мнения все зависит гораздо сильнее. Так что у нас все еще впереди, дорогие товарищи!
- Вы обе правы, милые дамы! - улыбнулся Зелинский. - Но лично меня очень порадовал комментарий Гольдмана о недостатке оборудования. Это хороший повод обратиться в Президиум. Надо срочно подготовить заявку.
- Ну, это хоть сейчас, - повела плечами Татьяна Георгиевна. - Каждый год подаем, лежат готовенькие. Толку то? Приборная комиссия каждый год отклоняет.
- Подадим еще раз. Я сам поеду в приборную комиссию, прямо к Хинчуку. У меня есть чем его заинтересовать.
Обе дамы посмотрели на директора недоверчиво. Хинчук — академик, директор Института геологии, чем может его заинтересовать Институт материаловедения?
- Пока это секрет, - опять улыбнулся Зелинский. - Мой личный секрет. Но я думаю, это сработает.
Дело было в том, что несколько месяцев назад Виктор Андреевич разговорился на одной из директорских посиделок в Хабаровском научном центре с директором Института тектоники Николаем Павловичем Пименовым, и тот ему поведал удивительный на его взгляд факт. Как уже говорилось, у него в институте имелся Аналитический центр, куда обращались с разными вопросами другие институты, приносили на исследование свои образцы. В том числе давал образцы и Институт горного дела, который работал в тесном содружестве с владивостокским Институтом геологии. В последнее время особенно много у них было образцов из месторождений сланца. Сланец этот был графитового типа и был интересен тем, что в нем обнаруживалось большое количество золота и платины. И не просто большое, а очень большое, в несколько раз больше того, при котором добыча этих драгоценных металлов становится рентабельной.
- Мы исследовали их образцы, - рассказывал Пименов, - и увидели, что металлы эти находятся в них в так называемом распыленном состоянии, то есть в виде отдельных атомов и наночастиц. И самое удивительное, по крайней мере для меня, что платина образует ровные пластинки, а золото собирается в некие бесформенные кластеры. Я по образованию геофизик, физику знаю, и вот не могу никак понять: почему золото и платина, вроде бы одинаково благородные металлы, ведут себя в графите совершенно по-разному?
- А геологи что говорят? - задал резонный вопрос Зелинский. - У них есть какое-то объяснение?
- Нет у них ничего, они к таким масштабам не привыкли. У них — тонны, килограммы, в крайнем случае — граммы. А тут - общие количества те же, но в виде наночастиц, и они не знают, что с ними делать, как их из сланца извлечь. Меня спрашивают. А мне для начала надо понять, почему платина и золото ведут себя по-разному. - Николай Павлович сделал паузу и сменил интонацию речи с повествовательной на просительную. - Я знаю, вы умеете моделировать наночастицы. Не могли бы вы как-нибудь заняться этой проблемой? Мы с Хинчуком участвуем в большом общем проекте, и если у вас что-то получится, я думаю, Хинчук включит в проект и ваш институт.
- Надо подумать, - осторожно ответил Виктор Андреевич. - Смоделировать-то я могу, с графитом я работал, проблем нет, но что из этого получится — неизвестно. С благородными металлами бывают проблемы, у них слабые взаимодействия, нужна очень высокая точность расчетов, не знаю, удастся ли ее реализовать. Но я конечно попробую, задача интересная.
Этот разговор состоялся весной, а сейчас была осень, за это время Виктор Андреевич провел массу расчетов, усовершенствовал немецкую программу, повысил ее точность и к настоящему времени у него уже имелись ответы на те вопросы, которые задавал ему Пименов. Однако, когда он позвонил директору Института тектоники и сказал, что хотел бы встретиться и поговорить о поведении платины и золота в графите, оказалось, что интерес Пименова к этой задаче уже угас, появились другие, более насущные проблемы, и он посоветовал Зелинскому связаться прямо с Хинчуком. Но Зелинскому показалось, что это будет выглядеть довольно странно и даже нелепо, если он ни с того, ни с сего обратится к академику-геологу и скажет: «Я слышал, у вас есть проблема. Так вот я ее решил. Не изволите ли ознакомиться?» Тот может пожать плечами и ответить: «С чего вы взяли? Спасибо, но свои проблемы я решаю сам». Хинчука он конечно знал, неоднократно встречал на заседаниях Президиума, но общаться с ним не доводилось, повода не было, и вот теперь повод появился.
В заявку он решил включить только один прибор — тот, о котором давно вздыхала Наташа Лабухова. Именно на ее работы обратил особое внимание Гольдман, на этот прибор и следует делать упор, сразу много просить нельзя, надо знать меру, если хоть его дадут, это будет победа.
У Хинчука, как одного из заместителей председателя, имелся кабинет в Президиуме. Именно туда и направился Зеленский, опять же не предупредив о своем приезде. В этот раз ему повезло, академик оказался именно в Президиуме и принял его без проволочек. Прочитал заявку, бегло просмотрел копию заключения комиссии и ровным голосом заверил, что постарается удовлетворить, но к сожалению не все от него зависит, окончательные решения принимает председатель Президиума. На удивление Зелинского голос у него оказался слабый и тонкий, почти женский, и вообще весь его облик — небольшая, округлая фигурка, мягкие, пухлые руки — никак не увязывался с представлением Виктора Андреевича о геологах, куваевских суровых героях одиночных маршрутов. Ходил ли Хинчук когда-либо в такие маршруты? Или он всю жизнь так и был академиком, кабинетным теоретиком? Но дела это не меняло, и Виктор Андреевич выложил свой козырь. Рассказал о разговоре с Пименовым, о том как узнал о проблеме платины и золота в графитовых сланцах, и о том, что решил эту проблему и надеется опубликовать результаты совместно с Хинчуком, совместно с его анализом соответствующих месторождений.
Тут лицо академика оживилось, глаза выразили интерес, но одновременно и настороженность.
- Вообще-то подобные расчеты уже проводились, в Институте химии, у Ладонникова, - произнес он каким-то вкрадчивым голосом. - Я не очень в них разобрался, но по-моему, ничего определенного они дать не смогли. Сомневаюсь, что ваши расчеты могут к ним добавить что-то серьезное.
«Ну, конечно! - мысленно усмехнулся Зелинский. - В Химии, у Ладонникова не смогли, где уж вам!»
- Я знаком с этой статьей, - вежливо ответил он. - Николай Павлович любезно меня с ней ознакомил. У меня другие методы, и другие результаты. Я не буду сейчас отнимать у вас время, я оставлю вам предварительную рукопись, вы ее посмотрите, и если она покажется вам убедительной, мы продолжим этот разговор.
Зелинский положил рукопись перед академиком и встал. Хинчук тоже поднялся, протянул ему руку через стол.
- До свидания! - попрощался он с неожиданной, приветливой улыбкой. - Прочту непременно, заинтриговали. А с заявкой постараюсь, сумма у вас небольшая, думаю пройдет.
«Ну, вот! - сказал себе Виктор Андреевич, покинув кабинет председателя приборной комиссии. - Молодец я или не молодец? Однако Хинчука я заинтересовал, прибор он нам купит. Правда, Ладонников, когда узнает, что я обошел его расчетчиков-химиков, в очередной раз скрипнет зубами, но, как говорится, семь бед — один ответ. Волка бояться — в лес не ходить. У меня еще есть два года до перевыборов, а там будет видно, черт не выдаст — свинья не съест!» И засмеялся, заметив, что начал подряд сыпать поговорками. Чудесная штука — народная мудрость — когда своей не хватает.
Жизнь пошла дальше. Аспиранты, Марина Кузьмина, свои собственные расчеты, институтская текучка… Преподавание в пединституте он еще в прошлом году передал Антону. Неинтересно ему стало заниматься с «отсевом», какой шел на учительский физфак, а для Антона, который уже и семьей обзавелся, это хоть приработок.
Вдруг еще одно неожиданное событие произошло, директорского уровня. В Хабаровск приехал бывший министр образования и науки, а ныне — советник Президента, господин Фурсов. Тот самый, который пытался Академию «построить», указать ей место в рыночной России. Непонятно, с какой целью он прибыл, но всех ректоров вузов и директоров институтов срочно пригласили в «Политэн», где была назначена с ним встреча.
Встречу организовали в зале Ученого совета, за круглым столом. Стол там действительно был круглый. Зелинскому выпало место рядом с ректором пединститута, а бывший министр оказался как раз напротив них. Фурсов долго и пространно говорил о том, какое важное значение имеет высшее образование, объяснял преимущества болонской системы бакалавриата и магистратуры, а так же ЕГЭ, щеголял словечками типа «компетенции» и «специалитет»… По лицам собравшихся было видно, что ничего нового они не слышат и просто отбывают номер. Было похоже, что советник Президента тоже отбывает номер. Все знали, и он знал, что он ничего не решает, ни за что не отвечает, и спроса с него никакого.
Когда Фурсов закончил свою речь, Иващенко, ректор «Политэна», спросил на правах хозяина зала, есть ли вопросы. Вопросов не было. Какие могут быть вопросы к человеку, от которого ничего не зависит? Однако нет! Заумин поднял руку.
Оказалось, у него в институте тоже недавно работала комиссия, примерно такого же плана, как и в Институте материаловедения, только не из Академии, а из Министерства образования. И эта комиссия оставила ему заключение: «Институт бесперспективен».
- Это как я должен понимать? - чуть ли не со слезой в голосе вопрошал ректор. - Институт будут закрывать? Это маразм какой-то! Мы ведь единственный на Дальнем Востоке педагогический институт!
«Вообще-то, формально, еще в Уссурийске есть, - мысленно возразил ему Виктор Андреевич, - но это вопроса не снимает. Только по адресу ли вопрос?»
- Я не думаю, что дело обстоит именно так, - ровным голосом, почти как робот, отвечал бывший министр. - Скорее всего, вас к кому-нибудь присоединят. - Он вопросительно посмотрел на ректора «Политэна» и тот утвердительно кивнул. - Но если даже и закроют, большой беды не будет. В стране переизбыток учителей!
Заумин от неожиданности и изумления так и замер с открытым ртом. Это где же переизбыток? В Москве, что ли? Внутри МКАДа? О чем он говорит, этот безответственный чиновник?
«И этот человек сейчас является советником Президента? - с горечью подумал Зелинский. - Неужели и остальные советники у него таковы же? Что путного они могут ему насоветовать? И кто их ему подбирает?»
Наверное, и остальные участники встречи думали в этот момент примерно то же самое. А может быть и нет. Может быть, каждый думал о чем-то своем, мысленно решал какие-то свои проблемы. А Зелинский очень сочувствовал Заумину и очень не хотел оказаться в его ситуации.
Через неделю ему позвонил Хинчук.
- Надо встретиться, - сообщил он лаконично. - Завтра я буду в Хабаровске, у меня дела в Горном деле. Остановлюсь в гостинице Дома приемов. Знаете?
- Найду, - заверил Зелинский. - Когда мне подойти?
- Послезавтра, с утра. Давайте в десять. Сможете?
- Конечно.
- Ну, тогда до встречи.
Виктор Андреевич ликовал. Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Мы тоже что-то могём! Вы еще не раз скажете: «Как нам повезло с директором!»
Он еще не рассказывал своим дамам, Окунёвой и Буре, про платину и золото, про статью, которую дал читать Хинчуку, он и сейчас скромно умолчит о своих личных заслугах, пусть удивятся: как это Виктору Андреевичу удалось пробить непробиваемую Приборную комиссию? Конечно, потом, когда статья выйдет и войдет в список институтских публикаций, придется признаться — опять же скромно. Действия директора должны хоть немного оставаться загадкой для подчиненных. Тогда его будут больше ценить — если конечно эти действия работают на благо института. А Зелинский старался действовать ему во благо.
Однако о предстоящей встрече с Хинчуком Зелинский дамам конечно поведал, чем разумеется страшно их удивил.
- Сам позвонил? - изумилась «ученая секретарша». - С чего бы это? Уж не под Ладонникова ли роет? А что? Он молодой, Ладонникову скоро семьдесят…
- Ну, Ладонникову семьдесят будет только через пять лет, - возразила заместительница директора. - Тут что-то другое. Может он вам кого-то в аспиранты хочет предложить? Сына, дочь, племянника? Смотрите, Виктор Андреевич, не отказывайтесь!
- Не откажусь! - бодро заверил ее Зелинский. - Лягу на плаху ради института! И ради Лабуховой. Так ей и скажите.
- Сами и скажите. Прямо сейчас. Пойдемте к ней пить чай.
К Лабуховой пошли все втроем. Радостные, сидели, пили чай, болтали о том, о сем. Буре поделилась успехами своих близнецов: они съездили летом в Израиль и сдали там экзамен по ивриту. Окунёва тоже про сына-студента рассказала: подал заявку на стипендию Президента. А Наташа, когда Зелинский спросил ее, не пора ли подумать над докторской, вздохнула и ответила, что подумает об этом только тогда, когда защитит докторскую Володя, ее муж. Муж ее, по образованию физик, работал когда-то в Институте стандартов, защитил кандидатскую, но в лихие девяностые, почитая себя за кормильца семьи, не выдержал безденежья и ушел в бизнес. Какой в то время был бизнес? Купи — продай. С такими же как он друзьями, бывшими научными работниками, создали фирму, пытались торговать лесом. Сначала все шло успешно, завязали связи с китайцами, Володя купил машину, дачу… А потом на них наехали братки, все потеряли, еле ноги унесли. Володя помыкался, помыкался и в конце концов осел в Университете торговли, на кафедре товароведения, сделался специалистом по качеству товаров — с точки зрения физики и химии. Какую там можно изыскать тему для докторской? Это уж надо очень хорошо придумать.
Когда Окунёва и Буре ушли, а Зелинского Наташа попросила задержаться, она обратилась к нему с довольно смущенным видом:
- Виктор Андреевич, наверное это глупо с моей стороны, а может быть и со всех сторон глупо, но я вдруг подумала: может, вы Володе поможете? Научите моделировать, дадите подходящую задачу… Он ведь физик, Новосибирский университет закончил. И вообще, он способный! - Наташа смотрела на Зелинского чуть ли не умоляюще.
Он пожал плечами.
- Нет проблем. Квантовой механике, как я понимаю, его учить не надо, программу он за неделю освоит… Желательно, конечно, дома мощный компьютер иметь, Линукс на нем поставить…
- Компьютер у нас есть, но мы можем еще купить, специально для Володи, - заверила Наташа. - А сколько это времени займет? Года в три можно уложиться?
- Если работать интенсивно и интенсивно публиковаться, то, думаю, как раз за три года можно и сделать. Главная проблема — это именно публикации. В наших журналах долго рецензируют, за границей есть такие, где могут быстро напечатать, но там надо платить.
- Заплатим! - не моргнув глазом, согласилась Наташа. Она на все была готова согласиться, чтобы сдвинуть мужа с мертвой точки, видела, как он переживает свой уход из науки, хотя виду не подает, пропадает на даче, все там городит и перестраивает, сажает и сеет. - Вот только не знаю, согласится ли он? Я же с ним еще не говорила.
- Поговорите! Если согласится, я с удовольствием буду с ним заниматься.
Увы, Володя Лабухов отказался. От сказал Наташе, что уже договорился с Соколовым: тот даст ему данные по содержанию различных вредных металлов в почвах Хабаровского края, Володя их проанализирует, обобщит и через Институт экологии представит. «Ну, что ж! - сказал себе Зелинский. - Я конечно на Соколова ставку не стал бы делать, но у Лабухова с ним свои отношения, может, у него что-то и получится. Как говорится, флаг в руки!» Однако, на самом деле, ему было жаль, что Наташина задумка не осуществилась. С готовым физиком, да еще из новосибирской школы, он действительно поработал бы с удовольствием. И Наташу бы тем самым подвигнул на докторскую, все было бы под контролем. А с Соколовым, с экологией — еще вилами на воде писано.
Встреча с Хинчуком прошла плодотворно. Академик статью одобрил, привез свой вклад — описание месторождений, и посоветовал журнал, где его хорошо знают и быстро опубликуют. Насчет прибора заверил, что прибор будет — уже в этом году. Зелинский спросил и про грант. Тут Хинчук замялся, сказал, что сейчас об этом говорить уже поздно, может быть, в следующий проект он постарается включить его институт. Но для этого Виктор Андреевич должен связаться с Романовым, директором Института горного дела и обсудить, сможет ли Институт материаловедения сделать что-то реальное в плане технологии. Одного моделирования для гранта мало. Зелинский пообещал, но сам-то уже знал, что ничем реальным институт горному делу помочь не сможет. Разве что буровые головки затачивать с помощью искровой обработки, но это уже пройденный этап, коронки для головок теперь тоже закупаются в Китае.
А через два дня из Артема позвонила одна из сестер, и Виктору Андреевичу с Олей пришлось срочно туда лететь.