ПУТЕШЕСТВИЕ в ДОМБАЙ
(Путевые заметки)
1
Этот очерк я собирался написать сразу после поездки в Домбай, которая счастливо сложилась в марте 1980 года. Но из-за того, что я не сумел вовремя найти общую тетрадь, я так и не взялся за ту работу, занятый учёбой на курсах журналистики при ростовском университете. А потом к этой теме остыл. Хотя наш руководитель по истории практической журналистики мне советовал поупражняться жанром записок. Но у меня уже были в этом направлении ранние опыты, и я взялся тогда за большую повесть. И о поездке на Кавказ не то, что окончательно забыл, а просто остыл...
Тогда, наверное, сравнялось пять лет нашей совместной жизни с моей первой женой Еленой Мигалёвой. Это была её девичья фамилия. Теперь она продолжает жить, говорят, под моей фамилией. Хотя с ней не живу с декабря 1985 года, как видно, после поездки в Домбай мы прожили ещё пять лет…
А теперь пустимся в путешествие, которое давно в подробностях затерялось в памяти. Однако сохранился блокнот, который мной был тогда же исписан беглыми заметками, а в чистовом варианте о Домбае так и не были написаны. Я тогда вовремя не купил общую тетрадь, так как в книжном магазине нужной не оказалось. Ведь Новочеркасск – город студенческий, а перебои в торговле тем или иным ходовым товаром в те времена были частыми. Но чтобы не повторяться, закончу вводную часть.
2
Надеяться на память в любом возрасте – проблематично. Но благо то, что в блокноте весны 1980 года сохранились конспективные записи.
Так что я буду надеяться на этот чудом сохранившийся блокнот, и постараюсь опираться на память, так как поездку я записывал только кратко. А подробности о том увлекательном путешествии думал внести при переписывании беглых записей. Кстати, и буду решительно стараться избегать вымысла…
Весной того года, как уже вначале упомянул, я приступил к написанию повести о молодёжной среде, молодые люди которой искали пути и цели жизни. Сейчас она называется «На обочине». А тогда была прочитана поэтом Николаем Юриным под названием «Фены, или в стороне от жизни». Хотя по жанру это не повесть, а небольшой роман с несколькими сюжетными линиями. Я писал его в обычных школьных тетрадях жёлтого цвета. И весь апрель и май ушли на этот роман. В июне того года мы с Еленой летали на самолёте в Ленинград. Кстати, моему духу чужды неисторические названия городов, так как когда их переименовывают, изменяется не в лучшую сторону их энергетика.
По повестям и романам Гоголя и Достоевского мне ближе Петербург, нежели Ленинград. Впечатления о нём затмили или потеснили впечатления о Домбае. В Ленинграде я вёл дневник, подробно описывая события каждого дня. А это ни много ни мало две недели.
Итак, приступаю непосредственно о том славном путешествии, чтобы его запечатлеть и облечь хотя бы в очерковую форму.
Зима 1980 года выдалась на редкость снежной и холодной. Но ездили мы в Домбай не в конце зимы, а в марте, когда ещё лежал глубокий снег. Но он уже был несвежий, днём при солнце подтаивало, а к вечеру подмораживало.
Какой это был день и число? Скорее всего, шагала вторая половина марта, поскольку в блокноте сохранилась запись от двадцать восьмого числа одна тысяча девятьсот восьмидесятого года и там говорилось следующее: «Уже прошло несколько дней от тех чудесных дней, когда мы ездили в Домбай. Каждый день ко мне являются воспоминания, иногда я думаю: неужели я там был, ходил по горам, в Теберде взбирался на лесистую крутую гору, любовался цепью то снежных, то лесистых гор, видел горные вершины, покрытые снегом и льдом?»
Почему эта поездка прошла именно в марте, а не летом, я точно не помню, зато знаю, что в тот год исполнилось пять лет нашей с Еленой совместной жизни. Ведь дело было не только в горящих путёвках, а ещё и в том, как я ей в шутливой форме говорил, что мы отправляемся в послесвадебное путешествие. Ведь наша дата заключения брака была как раз пятнадцатого марта, и она почти совпадала с днём отъезда из Ростова на юг.
И как было теперь не сравнить, что и со второй женой мы заключали семейный союз пятнадцатого, но только не марта, а июня. Поэтому это число для меня стало почти символическим, а то и нарицательным.
Путешествие в Домбай стало возможным потому, что была предложена горящая путёвка. Её и предложили из туристического бюро профкому как нельзя кстати. И собралась группа из почти тридцати человек исключительно из наших фабричных.
Поезд Ростов–Невинномысск отправлялся из Ростова-на-Дону в двадцать три ноль-ноль. До Ростова мы добирались, кто как мог. Мы с Еленой на рейсовом автобусе сообщением «Новочеркасск-Ростов».
И вот на ростовском железнодорожном вокзале вся наша группа собралась на перроне, с которого мы отправимся в путешествие, от которого захватывало дух только потому, что нам предстояло увидеть главный Кавказский хребет. Кого из своих я запомнил лучше всего? В нашу группу входил Сергей Чебанов, который работал наладчиком швейных машин, и ещё закройщик Блинов из одиннадцатого ателье. А вот имя его выпало из памяти.
Далее я использую начальную главу из записок, которые я начал писать сразу после приезда в Новочеркасск. А потом это занятие оставил, когда принялся за большую повесть, о которой было сказано вначале этих записок. Мне думалось, если я быстро напишу её, то она станет в моём творчестве этапной и надолго определит то направление, по которому мне следовало двигаться. Но я отвлёкся и потому загляну в блокнот, что я тогда собирался запечатлеть?
«…Мы заняли полвагона, вторую половину вторая группа из числа школьников…
Наша группа разместилась на своих местах, и скоро все стали укладываться спать. Правда, приготовили постели, сели ужинать домашними закусками и снедью. В нашем с Еленой плацкарте ехал закройщик Блинов и наладчик Сергей Чебанов. Блинов мужчина энергичный, крепкого мускулистого телосложения, достал водку из сумки почему-то во фляжке. Однако от его угощения горячительным я отказался, так как почти год ничего не употреблял крепче кваса. И тогда, видя такое дело, что и Сергей Чебанов тоже не пил, по причине болезни сердца из-за перенесённого ревматизма, Блинов стал уговаривать женщин. Причём ехала одна молодёжь женского пола. Блинов был самым старшим, рыжеватые его прямые волосы зачёсаны со лба до затылка. И несколько неряшливо топорщились. Он был коренастый крепыш, выхоленного склада натуры, пухлощёкий, со смеющимися глазами, пухлыми розовыми глазами.
Скоро вагонная суетня закончилась, люди перестали ходить и сновать туда-сюда. Отчётливо было слышно, как бодрой дробью стучали колёса, как за тёмным окном мелькали стремительно огни. И было почти невозможно что-то чётко разглядеть в непроглядной темноте. Поезд мчался как бы в самое сердце Кавказа, коим считался Домбай. Но не в сам пункт нашего путешествия, а в Невинномысск…
Что испытывает человек в дороге, для которого началось увлекательное путешествие? Конечно, его переполняет радость, присутствует ощущение нескончаемого праздника и стремительного полёта и тогда исчезает чувство заземлённости и начинается полёт, как парение фантазии, и ты настраиваешься на необыкновенные и волшебные впечатления. И всё то, чем ты ещё недавно жил, осталось позади и земные хлопоты, и бытовые проблемы уже его не беспокоят, и ты как бы сознательно отключаешься от косной повседневности быта, который, кажется, отныне ничтожным и ненужным. И ты даже недоумеваешь, как ты раньше занимался бытом, без которого, однако, невозможно обойтись.
Но, несмотря на это, тобой овладела безраздельная страсть путешествия. И такие «страстные путешественники» собрались в вагоне поезда, который радостно и бодро мчался тёмной-претёмной мартовской ночью…
Когда бы мы вот так неожиданно самоорганизовались и отправились в Домбай? Вряд ли бы мы туда поехали самостоятельно. А тут вдруг сели и вперёд, мать родная, увлёчённые азартом путешествия повидать Кавказские горы. Красота природы поманила за собой этак лукаво, и зазывисто усмехаясь, и мы вот едем, мчимся, ведь о нас позаботился исключительно профком?! Оставалось только вкушать, впитывать красоты сурового Кавказа. Ночь проскочила как во сне, а что могло сниться, кроме гор могли быть только горы? Но сон мне не запомнился. Скорее сновидение начнётся наяву, чем во сне.
Итак, в Невинномысск мы приехали около восьми часов утра. Ещё задолго до конечного пункта назначения наши спутники, точнее, попутчики повставали, точно боясь, что прозевают конечную остановку. Приготовили вещи к выносу, убрали дорожные постели. И вот все покинули вагон. И не успели мы даже, как следует осмотреться, подышать сытым воздухом Северного Кавказа, как нас вежливо попросили зайти в автобус, который уже нас терпеливо ожидал.
И вот мы снова в пути и день начинается извилистой дорогой к Кавказским перевалам. Нашим гидом оказалась молодая миловидная женщина. Я слушал её и не отрывался от окна автобуса.
Скоро мы благополучно миновали Невинномысск, который некогда был станицей. Она была основана в 1825 году, а городом Невинномысском стал уже при Советской власти. Сейчас в городе проживает больше ста тысяч человек. Он славится камвольно-суконной фабрикой, химическим комбинатом и другими предприятиями…
По левую сторону дороги тянулась обширная равнина, разрезанная на отдельные поля. Она доходила вплоть до горного хребта, который (сколько мы ехали) тянулся, казалось, без конца и края. За этим хребтом начиналась Грузия. Вот мы проехали посёлок Шерстянников. Он так называется потому, что здесь выращивают овец исключительно на шерсть.
Затем открылась гора Невинная, название которой по древнему поверью, говорит само за себя.
Мы миновали Ставропольский край, и скоро въехали в Карачаево-черкесскую республику.
На Ставропольской земле весна уже хозяйничала вовсю, а в Карачаево-черкессии – подавно. Погода здесь сухая, особенно ярко, казалось, светило солнце и все поля засеяны.
Эта земля стала заселяться русскими из центральных губерний по приказу Екатерины II в 1777 году. Мы едем по черкесской трассе, проезжаем село Ивановское, хутор Воронежский и об этом говорят сами названия, они объясняют о том, что беглый люд – это замученные самодурами-помещиками крепостные крестьяне, которые, к примеру, принадлежали к Воронежский губернии. Они забирались так далеко потому, что бы их не могли достать помещики и власти за оставленные места проживания, а здесь они становились свободными. Именно так образовывалось издревле на южных рубежах России Кубанское, Терское, Донское казачество.
Так что сюда приезжали люди на жительство со своими семьями не только по велению царицы, но и пускались в бега от произвола помещиков крепостные…
По левую сторону трассы течёт река Зеленчук, которая является притоком реки Кубань. Наверно, не зря в реке цвет воды зелёный и отсюда проистекает её название. Кубань имеет ещё приток под названием Таит. Хотя у неё, как говорят географы, их десятки, а то и сотни, и они, как громадная водная сеть, вытягиваются на тысячи километров. Всех их перечислить невозможно. А сама Кубань берёт начало почти от Эльбруса и течёт через всю данную республику, затем она катит свои воды через Ставропольский и Краснодарские края и затем впадает в Азовское море.
Мы проехали гористую местность под названием Сычёвы горы. Видать, в здешних местах преобладают сычи. Да и немало тут и диких животных, а в реках водится тьма рыбы и своим разнообразием богат растительный мир.
В этих предгорных краях, в отличие от Ставрополья, слой чернозёма тоньше на пятьдесят процентов…
Равнина, которая поначалу казалась, не имела начала и конца, тут постепенно начала сужаться. И потому по левую сторону горный хребет стал неотвратимо приближаться к нам, а справа и вдали, – то пропадали, то отчётливо вырисовывались на горизонте Кавказские хребты со снежной вершиной самого Эльбруса, который я видел только в школьном учебнике географии. Его высота – 5642 м. Он разделён двумя вершинами – западной и восточной, между которыми расстояние – три километра. А вокруг него толпились снежные вершины чуть поменьше, и это зрелище захватывало как искусство иллюзиониста. Наша гид показала вторую по величине вершину горы Домбай под названием Бульчен. Её высота над уровнем моря – 4046 метров.
3
Горы сверкали на ярком солнце ясно и чисто, то есть не было тумана и мглы. В душе я был поражён их величавой и недоступной красотой. В детстве, когда отец на велосипеде впервые привёз меня на пруд с соседом (тот тоже своего вёз напоказ), до того раза я ещё не видел столько воды среди двух дальних берегов. И камыш, и деревья, и балки, всё это я видел впервые, и знал, что мы едем на пруд в жаркий день. Об этом подробно рассказано в романе «Прощание навсегда».
То потрясающее чувство при виде огромного водного пространства, по которому рябью бежали мелкие волны, я испытал, глядя на горы, как они, высокие, страшные, открылись своим опасным нагромождением, которые тянулись в небо грядами, скоплениями, остроконечных скал. И с ним они почти сливались, а их вершины тонули в густых облаках.
А ведь горы от автобуса, в котором мы ехали, были удалены на большое расстояние. Расстояние от Черкеска до Эльбруса – двести километров, тогда как он был виден почти, как на ладони, и сиял своими двумя снежными шапками и будто нежился, окутанный белыми снегами и облаками. Сами горы настолько поражали воображение, что твой разум отказывал давать всему происходящему оценку, просто-напросто пропадает мыслительный процесс. И ты пребываешь в ошеломительном восторге, что невольно вспоминается повесть Льва Толстого «Казаки» и как герой Оленин, который уехал на Кавказ, когда увидел горы, только и думал о горах: «На быстром движении тройки по ровной дороге горы, казалось, бежали по горизонту, блестя на восходящем солнце своими розоватыми вершинами. Сначала горы только удивили Оленина, потом удивили, но потом больше и больше вглядываясь в эту, не из других чёрных гор, но прямо из стены выражающую и убегающую цепь снежных гор он начал мало-помалу вникать в эту красоту и почувствовал горы».
Вот и я, как и Оленин, причём в пути о нём думалось, был также околдован, но и попал под грозно-очаровательную силу гор. Бежали цепи вершин как будто в саму небесную даль, но они казалось, были так далеко, и вместе с тем, так близко, что до них достаточно только дотянуться рукой. И сам вид скопления гор так поражал, что больше ни о чём не думалось.
Я как бы не замечал жены, которая поджав нижнюю губу, будто чем-то довольная, таинственно улыбалась одними глазами, видя в окно вагона бегущую назад степь. А впереди приближались горы, из-за которых я не замечал также и наших спутников. Уж так удивляли своей притягательной силой горы, как я тогда писал: «Они навязываются и лезут в сознание, что ты только и думаешь и повторяешь вслед за героем Толстого Олениным: «А горы, а горы!» Да, какие они величавые и вместе с тем грозные эти горы – и сейчас они остаются властителями твоих тайных дум…
С далёких времён Ставрополье страдало от засухи, пыльных бурь, и только в наше время здесь начали строить оросительные каналы. А берёт оно начало с 1936 года, когда здесь началось бурное строительство этих самых каналов – и сложилась мощная система мелиорационного орошения степи. Плотина перегородила своенравную реку Кубань, из-за чего и создалось огромное водохранилище. По каналам из бетона воду пустили к жаждущим влаги плодородным землям. И некогда засушливые края неузнаваемо преобразились. Вот мы переехали величественный мост через Кубань.
Как и каждая страна, так и Карачаево-черкесская республика подвергалась завоевательским войнам в III-IV веках нашей эры. Сначала здесь появлялись скифы, сарматы, затем булгары, половцы. А в XIII веке произошло вторжение орд татаро-монгол. Земли грабились, сжигались селения, так менялись этносы, а вместе с ними и этнография и культура края.
Вот только что проехали аул Псым – это пригород Черкесска. А в низине раскинулся на равнине восьмидесятитысячный город. Сразу за Черкесском начинается военно-сухумская дорога и хорошо издали виден Глухарский перевал. А вдали также виден Пастбищенский хребет.
Далее нам встречался небольшой город. Он основан князьями Ужгубутами, их имя и носит этот город с 1833 года. Вот мы проехали большой водный гидрораздел. А горы уже теснились отсюда совсем недалеко, и тут же начиналось глубокое ущелье. Вокруг села Важное возвышались хребты и кряжи. Наш гид показала гору-Сундук. Она действительно своим древним строением в виде плоского замка, напоминала, будто бы стоявший там, на плато, большой каменный сундук как бы с приоткрытой крышкой. О нём даже сложена легенда…».
Но теперь за давностью лет мне её не вспомнить, разве что заглянуть в интернет. Попытался и не нашёл упоминания об этом древнем памятнике и нет о нём упоминания и в описи легенд Карачаево-Черкессии. Значит, фольклор не был записан, и передавался только из уст в уста. Хотя нами то поверье было услышано от экскурсовода.
Закончились заметки, набросанные мной через несколько дней после поездки. А вот краткие записи, которые я пытался делать в пути, порой даже в тряском автобусе по горным дорогам. И вот они: «Проезжаем посёлок Остажино-Гурово и скоро въезжаем в город Карачаевск. Остановились на пять минут и тут мы прощаемся с рекой Кубанью и встречаемся с рекой Тебердой, её притоком. Отсюда начинается Тебердинский заповедник, в котором охота на диких животных, как и на ловлю рыбы, так же ограничена. Но какая ловля в горной реке? Теберда тянется на расстояние шестьдесят километров. Вот смотрю на горные кряжи, высокие уступы и отлоги, утёсы и на них растёт горный лес. Одинокие деревья выходят на край пропасти… И глядя на дикую красоту гор, невольно думается, хочешь – не хочешь, а увидев хотя бы один раз горы, леса, реки, скалы над ними, и станешь поэтом.
Вот в небо уходят остроконечные скалы, как шпили средневековых храмов, над горами раскрывается великолепие сине-голубого небесного купола. Теберда решительно направляет сильное течение в горное ущелье, и оно вырывается с мощной силой в горный рукав обросший лесом.
Экскурсовод рассказывает об Абанаусе – это так называется горная расщелина, которая переводится – как злая пасть и тут скалы как-то причудливо выточились за многие века в фигуру мальчика и шакала. А рядом стоит деревянный сруб и дерево…
По склону ущелья пасётся отара овец, и за ней ходит чабан в чёрной бурке. По тому ущелью раскиданы сакли-жилища карачаевцев. Это аулы, как бы соединённые между собой, а по улицам разбросаны тёмные каменные дома. Одни стоят тесно, другие несколько в стороне. А третьи лепятся по склонам…
И здесь стоит Синтинский храм бывшего женского монастыря, уходящего своей историей в X век.
Слева открылась панорама сверкающей на солнце горы, над ней чистое голубое небо, вблизи возвышаются горы и тянутся перекатами холмы, покрытые лиственным и хвойным лесом. От вида снежной горы так и кажется, что веет ледяным холодом. Но в автобусе нам тепло. К тому же мы с Еленой сидим на сиденье почти в конце салона, где урчит надсадно и старательно двигатель…
Перед высокими, как стена, горами тянутся дома. А издали эти хаотичные постройки кажутся этакими крошечными, с плоскими крышами и уходят под уклон в сторону гор.
Но вот показалась густо поросшая зеленью гора, а противоположная сторона – объясняет экскурсовод – является месторождением серого мрамора – хорошо разработанный карьер. А дальше идут разработки бело-розового мрамора.
Наш автобус с верхней дороги свернул к ущелью, и теперь мы любуемся самим ущельем, которое – то местами расширяется, то опять резко сужается. А между тем горы без конца меняют свои конфигурации и контуры: то цепью бегут, то группируются кучками. И они то густо громоздятся одна гора как бы взбирается на другую, а то и просто гора меньше жмётся к большой, точно ища у неё защиту. А то вот горы идут редко, а между острыми скалами – пасутся чащобы кустарников и деревьев. Уступы продолговатые и короткие и они наползают друг на друга, как бы настырно не желая уступать своё пространство соседу. Их очертания постоянно меняются, они громоздятся вал за валом, тем самым создавая хаос и угрожающий вид. Вот он где коварный замысел природы, который прячется, таится в горах и он невольно передаёт, вот откуда берут истоки такие черты горских народов, как благородство, достоинство, бесстрашие, а то и особая кавказская гордость.
Вот открылась замечательная долина и вся выстланная, будто из серо-бурого камня. И там видится деревня Джамокаское. И высокая гора носит называние Уволь-Билкних, что ли. Не только трудно выговорить эти топонимы, но и правильно написать. Да ещё подавно, если записывать на всём ходу автобуса. И там, где начинается эта вершина, покрытая лесом и оголённая второй половиной, открывается горное озеро.
Дальше ещё одна достопримечательность – Чёртова гора! На ней стоит древний замок из серого пиленого камня. Он выглядит мрачным, гордым, красивым и сердитым и будто говорит путникам: «Сколько не просите, я не выдам вам доверенные мне тайны, которые ведут свою историю из глубины веков, а я верный их хранитель». И верно, незримые тайны и секреты как защитников этих земель, так и завоевателей без живых свидетелей навсегда остались таковыми и как бы заперты навсегда в замке …
Через какое-то время въезжаем в город Теберду, куда мы приехали в пять часов по полудню. Решали: ехать или не ехать в Домбай. Сомнения возникали из-за того, что туда добираться ещё долго. А в пути нас могла застать ночь, которая здесь, надо полагать, из-за окружения гор, наступает мгновенно. И ты будешь чувствовать себя, как будто очутился в тёмном тесном погребе.
Но в пять часов дня было ещё хорошо видно. Хотя со всех сторон на тебя с каждой минутой надвигается сырой сумрак. Снег здесь уже весь сошёл, но земля была ещё сырая и пахла пряно и терпко.
Город, с населением чуть больше семи тысяч, находится в нескольких глубоких ложбинах, а, скорее всего, говоря по-местному – в расщелинах. Это складки гор напоминают ущелья и распадки. В переводе Теберда – это дар Божий, причём он курортный город. Тут лесное раздолье среди горных теснин. Но большая его часть тянется по долине…
По ущелью и руслу реки Теберды часто дуют со свистом ветра, словно то дьявол воет, свирепо нагоняя на всё живое православье жуткий страх. Но и водятся в горах и горных долинах в обилии дикие звери, волки, медведи, горные козлы, лани, серны и др.
И тут эта самая гора Кара-пастух и почему-то опять упоминается Чёртова гора или это её обратная сторона?
Уже близился вечер, солнце скатилось за горы, и здесь воцарился зловещий и враждебный таинственный сумрак. И кругом видны эти глубокие распадки и высокие горы. Но для молодых, которым тогда я был, он как бы ни по чём, и даже, наоборот, возникает бесшабашный азарт всё тут разведать и самим пощупать и почувствовать силу гор, и как одна из них как быстро поддастся восхождению. И чудился, и отчётливо представился тот особый национальный дух древних кавказских племён: их быт, их культура, их языки, их аромат жизни с особым загадочным колоритом и преданиями... Он волновал и будоражил сознание. Причём, если на горах стоят православные храмы, значит, в этих глухих местах, зажатых горами, в десятом веке обитали православные общины, но об их широкой деятельности нет достоверных источников, и скрывались ли в горах русские волхвы, которые после принятия христианства на Руси были подвергнуты гонениям, также нет точной информации. И официальная историческая наука, если что и знает, но вынуждена скрывать от усиливающегося влияния христианского православия в современной России. Хотя складывается мнение, РПЦ наоборот теряет влияние на население страны. И в умах людей укрепляется желание больше знать об истории подлинной веры славянских народов родноверия. И на этой волне возникает интерес о том, в каких краях обитали и скрывались после изгнания волхвы?..
Наши старшие ещё не приняли окончательного решения, чтобы остановиться на ночь в Теберде, и пока не спешить ехать к нашему конечному пункту следования в Домбай.
Но потом всё-таки они прислушались к слову гида и решили заночевать здесь. Мы пошли искать место ночёвки. Скоро набрели по подсказке того же гида на строение, коим оказалась гостиница, похожая на барак, которая была деревянная, с длинной застеклённой верандой.
Тебердинский заповедник берёт свою историю с 1936 года. Здесь течёт река Шумка. Её исток начинается высоко в горах, и она бежит сверху с яростным шумом, и её хрустальная вода разбивается об уступы скал и катится бурливо и яростно дальше; и сначала порожисто, а затем плавно вытекает на широкую равнину. Сам же город возник ещё в XIX веке с небольшого селения. А городом стал называться с начала 70-х годов нашего века. Хотя живёт здесь народ разных национальностей. Живут тут и русские, но наших значительно меньше самих карачаевцев.
Мы с Сергеем Чебановым, когда прогулялись по улице, решили осмотреть эти суровые и мрачноватые места. И надумали подняться на одну из гор, покрытую густым лесом и, кажется, кустарником орешника. Но в эту пору растительность была ещё голая, как-никак стоял март. И снега тут уже не было, а может, только что растаял…
Елена предупредила, чтобы мы далеко не отлучались. Я был не в куртке, а в демисезонном на поролоне тёмно-коричневом пальто, в расклешённых брюках и в импортных туфлях на высоком каблуке. Сергей – в болоньевой куртке. Моё «пижонистое» одеяние, явно к горному пейзажу не подходило. Но что поделать, коли жажда впечатлений, знакомство с городом намного преобладало над инстинктом самосохранения. Хотя тут мы не увидели многоэтажных домов, от силы в два этажа, выше не попадались. А всё больше тянулись частные, то ли каменные, то ли деревянные. И преобладали и старые и молодые деревья. Внизу дома рассыпаны по распадкам и теснились по некрутым склонам. Со всех сторон Теберду обступал горный лес. Мы пошли в расщелину между двумя высокими лесистыми горами, выбрали место для восхождения на гору. И стали по довольно крутому склону карабкаться вверх, цепляясь за макушки кустов и подлеска. А то и за вылезшие из земли сосновые корни. Росли тут и ещё какие-то хвойные деревья: пихта, туя, ель.
Но перед тем как стали восходить, мы спросили у местного жителя, который хорошо говорил на русском языке. Он был в пожилом возрасте, умудрённый опытом и сразу нас предупредил, что в горах водятся медведи. Других зверей он не назвал. Но и с представителями косолапых шутить было бы опасно. Но нам было не до шуток. Меня охватила какая-то бесшабашная смелость, словно я рвался в бой на смертельно опасного врага, который засел в горах и пытается на нас напасть.
И вот мы взбирались в гору и чем шли дальше вверх, тем подъём становился круче и круче. А на моих высоких каблуках идти было трудно.
Сергей поначалу почему-то похохатывал, дескать, на что мы, отчаянные головы, решились? И что могли на горе или за горой увидеть? Нам сказали, что там ущелье, в которое можно свалиться в два счёта, а внизу ущелья – озеро, Это то самое, которое мы проезжали? Но что нам было гадать, коли мы тут полные дикари и пошли против законов природы. И мне вспомнился рассказ Виктора Астафьева из повести «Царь-рыба» «Сон о белых горах». Там герой Гога с девушкой Элей отправился покорять тайгу. Он погибает, а девушку Элю спасает таёжный охотник Аким и выхаживал её и поставил на ноги, всю искусанную гнусом и комарьём.
Земля под ногами становилась вязкая от сырости, и уже пятнами белыми попадался снег. Мои каблуки увязали в жидком грунте. Но, несмотря на это, мы шли упорно выше и выше. И чем мы были выше, тем становилось уже не до шуток, Сергей уже не хихикал, он таинственно притих. А я напрягся. Обернулся и посмотрел вниз, там, среди голых веток и мохнатой хвои можно было разглядеть город. Он, собственно, с горы охватывается полностью и весь скрыт горами. Скоро мы вспомнили о медведе – хозяине здешних мест. Мой Сергей запаниковал. Ему почудился какой-то подозрительный звук. Но я ничего не слышал, и стал было над ним подшучивать. Хотя мне уже и самому стало не до шуток, а чтобы себя отвлекать от страшных мыслей, я заметил, что наверху склона горы светлей, чем внизу и об этом сказал Сергею. Но мы понимали, что до самой вершины горы надо было шагать и шагать. К тому же нам показалось уже обоим, нет, не приближение дикого зверя, а то, что внизу стало так вдруг темно, что мы могли тут заблудиться и без фонаря сбиться с пути. И тогда мы решили спускаться, но спуск оказался намного трудней, чем сам подъём, того и гляди полетишь кубарем вниз…
Однако кое-как мы спустились. Это было моё первое восхождение в горы, и они впечатлили, притягивая неодолимо к себе как магнитом. Вот эта и была магическая сила гор, которая невольно очаровывала. И тут становилось прохладно, хотя нам было жарко. Но в горах уже чувствовался ветер. Хотя среди горного леса он так не ощущался, как на безлесной горе. Мы спускались, наверное, полчаса. И думалось, что мы уже нашу группу не видели очень давно и о нас все забыли…
Но вот мы спустились благополучно. Когда мы пришли в гостиницу, было уже почти совсем темно. Наши уже сели ужинать дорожными припасами. Елена даже виду не подала, что переживала обо мне, впрочем, она это умела делать превосходно. Зато выказывала заботу, Сергей сидел с нами. Елена приготовила нам чай. Блинов ходил и потирал ладони, глаза его странно блестели как у голодного или сытого кота. Он уже хватанул водки и показывал нам, не хотим ли мы приложиться к его увесистой фляжке? Но мы с Сергеем, как заговоренные, не пили….
Ночь в Теберде для нас выдалась полная испытаний. Гостиница должна быть с отдельными номерами, а эта только называлась таковой для приезжих одно название и не больше. Это помещение, как турбаза, с общим для всех помещением. И спали тут вповалку, как всем вздумается. Было к тому же прохладно, и мы с Еленой прижимались друг другу тесно, она меня обнимала и что-то шептала, и я расслышал её шёпот: «Как в цыганском таборе». И в темноте слышался её приглушённый смех…
Ночью горы кажется, совсем подступают вплотную к городу и сдавливают его своей громадной каменной массой. Уличные огни отнюдь почти не отпугивают густой горный мрак. Он нависает и давит и звёзды кажутся тусклыми, и ты смотришь на них, точно из огромного колодца.
Что там говорить, горы очень впечатляют своим грозным видом настолько, что думается, они зажимают тебя будто в тиски. И лес мрачно и таинственно шумит, точно исполняя свою многодумную, былинную песню хором всех деревьев. Ночью горы оживают, и тебе кажется, будто они движутся на тебя. Но впечатление это обманчивое, так как тебе мерещатся какие-то невообразимые миражи. Зато здесь такой хрустальный воздух, и он представляется на вкус снежным и ледяным, пласты которых лежат на вершинах остроконечных гор и вдобавок пахнет водами рек и озёр, хвоей лесов и мхом.
4
В плохо натопленном помещении мы согревались сами. И нам спалось хорошо в предвкушении того, что завтра увидим Домбай.
Встали мы быстро, даже чтобы умыться тут можно было только холодной водой. У нас походное настроение, ведь советских людей воспитывали в спартанском духе. Никаких, мол, тебе особых удобств. Приехал бы тогда любой партийный деятель сюда и провёл бы ночь даже хуже чем по-вокзальному. И чтобы он подумал даже необязательно что-то по-партийному недомысливать...
Советское обслуживание само по себе как бы жёсткое. Но человек сам стремился к необходимому удобству, и он его самостоятельно создавал в плохо отделанных квартирах, которые получал правдами и неправдами, эстетически-бытовой уют. И что это за диковинный уют мы долго не будем рассуждать, так как все наши помыслы направлены – в расположение дороги, которая петляла среди пропастей и вершин, ведя нас в Домбай.
И вот все подтягиваются к стоянке, где уже ожидает нас автобус. Тут как раз подошла экскурсовод, которая нас удивила тем, что сказала, мол, в горах Домбая около ста озёр разного размера. И, должно быть, имеются и подземные, под горами. Там, на глубине тверди каменного плато, плещется пресная хрустальная вода. И она самая целебная, и якобы осеребрена рудными залежами, и мы едем, едем, и настроение приподнятое, как перед важным испытанием силы духа. Горы так легко нагоняют оторопь, и оттого охватывает безотчётная радость в предчувствии встречи с неведомой нам ещё стихией красоты и силой первобытных гор!
По пути нашего следования я неотрывно смотрел в окно, там мелькали горы, долины, холмы. Мы ехали по извилистой дороге, попадались такие названия, которые сложно произносились, как местечко Матулумужди.
Вот сейчас остались позади поляна Контала и там же Щенстляное озеро, которое не замерзает. Значит, оно насыщено солями, а кто-то считает, что оно насыщенно смолой или битумом. И вот видим слияние двух шумных рек Коночьих-Омпаус. В этом месте дорога опасно сужается и сворачивает налево, и отсюда автобус помчался быстрей. А вдали видны серебристые горные кряжи. До меня долетает голос экскурсовода, что Омпаус – это в переводе злая пасть!
От Теберды в Домбай мы ехали около часа. С погодой нам не повезло, так как с гор с утра спускался холодный туман и по всему ущелью дул сильный ветер.
В Домбае к нашему приезду повалил густой снег. Мы досадовали потому, что густая пелена застилала горы, и потому красота пейзажа невольно меркла, терялась, а то и совсем исчезала.
Перед тем, как по канатной дороге подняться на горнолыжный трек, мы зашли в кафе, чтобы позавтракать. Здесь прекрасно отделанные в основном деревянные здания в стиле деревянного зодчества, украшенные узорами, резьбой, резными фигурками, балясинами.
Экскурсовод нам рассказала о том, как одна группа туристов из творческой интеллигенции успешно поднялась самостоятельно по горным тропам на одну из высоких гор. А вот спуститься не смогла, и пришлось её снимать вертолётом. Поэтому экскурсовод стала нас предупреждать, чтобы ни за что не отлучались от маршрута.
В Домбае горы стоят крутыми компактными скалами как отдельные каменные строения и всюду на вершинах виден лес и лес. Снег то прекращался, то снова летели озорным роем снежинки, и в воздухе кувыркались и блестели в лучах дымного солнца. Вот эта странная здешняя особенность! Снег идёт, а где-то из-за тучи или горы светит солнце. И ослепительно сияют снежные хребты и вершины. Ветер кружит снежинки, словно с ним заигрывая.
Когда снег утих, и ветер как бы застыл, мы стали видеть горы, их окраска была удивительна. Вот совсем розовая гора. Вот красная цепь гор, вот чёрные скалы, вот серые, вот коричневые и на их вершинах лежал съехавшими набекрень шапками снег, и тянулись по ним зеленые хвойные массивы…
Экскурсовод нам объясняет, что здесь весна с середины апреля длится до середины июня, а продолжительность лета до середины сентября.
В Домбае в горах расстилаются субальпийские луга. Гора Чёртов зуб очень коварна. При ветре она стонет и воет, точно действительно у чёрта разболелся зуб и страшными воплями оглашает горы.
Здесь действует целый туристический комплекс для спортсменов и всех любителей горнолыжного вида. Здесь имеется базар, на котором, как и в Черкесске и Карачаевске, по обочинам дорог торгуют в основном женщины пуховыми изделиями, кофточками, платками, носками. В одном месте даже продавали с автолавки книги, и я купил томик стихов Валерия Брюсова и книжку туристических маршрутов, и книгу очерков об истории республик и местных достопримечательностях.
Здесь не одна гостиница, а несколько; и стоят даже жилые дома, ежегодно устремляются сюда туристы со всех уголков страны, едут даже из-за границы.
Когда въезжали в Домбай, по обе стороны дороги тянется сплошной стеной лес. Затем дорога прижимается к ущелью. А сбоку ущелья видны противоположные горные цепи и они смотрятся огромной панорамой, отчего даже дух захватывает от их грозного и величавого вида…
К часам одиннадцати стало проясняться, снег прекратился, ветер утих. Над горами высоко плывут пухлые белые облака, цепляясь за горные вершины. Иногда открывается хорошо во всю ширину горная долина, и она тянется по ущелью, а за ней открывается могучий лес.
По канатной дороге наша группа поднялась на горнолыжный трек, где вовсю упражняются лыжными спусками. А потом снова поднимаются по канатной дороге любители острых ощущений. Вот тут уж не зевай, так как горы по нраву суровы и коварны. Особенно представляют опасность снежные спуски, они тянутся, думается, сначала ровно, а затем неожиданно появляется обрыв. А за ним разверзаются глубокие пропасти. Снег тут лежит толщиной в не один десяток метров. Кругом простирается широкое раздолье, а напротив – высятся горы, они, кажется, стоят рядом, но между треком и горной цепью, которые тут смотрятся чёрной неровной стеной, большое расстояние. И тянутся скалы, скалы с огромными складками, а между горами – разверзаются глубокие страшные пропасти.
Мы с Сергеем Чабановым отклонились от нашей группы и резво, охваченные азартом, побежали по снежному склону наверх, желая посмотреть, что там скрывается за снежно-ледяным хребтом? Снег тут такой плотный, что, кажется, это вовсе и не снег, а белый мрамор, а то даже лежали пласты спрессованного веками хрустящего крахмала.
И тут я услышал отчаянный крик Елены, она резко взмахивала рукой, чтобы мы немедленно вернулись. Мы вынужденно остановились, полагая, что там с группой что-то случилось. Но оказалось, Елену послала за нами экскурсовод. Мы с Сергеем, сами того не зная, бежали в ту самую звериную пасть, которая поглотила не одного туриста. Она была такая огромная, что мы бы запросто улетели в неё, как пушинки. Да, что ни говори, а горы обманчивы и коварны в своём таинственном молчании....
С вершины прожитых лет мне теперь трудно припомнить, что там было ещё, кроме горнолыжного трека, нам показанного в горах Домбая? По канатной дороге мы поднялись более чем на трёхтысячную гору. Собственно, сами горы и были основным зрелищем. Только вот не помню, чтобы мы тут ещё посетили нечто музея такое зрелищное, которое бы популярно рассказывало об истории этого курортного края…
Кроме сурового неприступного вида высоких гор и таинственного их молчания и горного леса, и озёр, которых тут в изобилии, и снежных горных вершин, что тут можно было увидеть за шесть часов нашего пребывания?
Кстати, услышали легенды… Но теперь мне их, к сожалению, не вспомнить в деталях и подробностях. Так что, кроме самих гор, тут нет других впечатлений, разве что подумаешь ненароком об истории этого края. К примеру, не прочь бы узнать то, как складывались вообще на земле горные образования.
Уезжали мы, с сожалением, по крайней мере, я, что так и не постиг тайны гор, как они себя ведут в грозу, как тут чувствует себя человек ночью?
Чистая проточная синева над головой и кругом нагромождение гор. Обратная дорога в Теберду была уже хорошо знакома. Но я всё равно пялился в окно, тогда как Елена дремала на моём плече.
Начиная от Теберды, ущелье расширяется и расширяется и по нему тянется долина. И мне думалось, что прекрасней и чище природы я ещё в жизни своей не встречал.
И вот остались позади Карачаевск, Черкесск, Домбай, Невинномысск.
И прощай Кавказ!!!
5
В Новочеркасск мы приехали поездом в семь утра, хорошо не выспавшиеся и усталые.
Мы с Еленой пошли к ней на работу, в ателье «Силуэт», и там пили горячий чай с вишнёвым вареньем, чувствуя себя счастливыми...
После поездки в Домбай ещё были настолько сильные и свежие впечатления, что даже не хотелось приступать к работе, потому что после кавказских видов всё местное привычное, обыденное и скучное, казалось не нужным, и оно потеряло своё значение.
А, тем не менее, опять начинались и рабочие, и бытовые будни, полные
забот, увлечений творчеством. Но и оно пока не шло на ум. А ведь надо было бы бежать в книжный магазин, чтобы купить толстую тетрадь и записать все впечатления о путешествии в Домбай. Но тогда я этого не сделал вовремя, лишь в блокноте набросал примерный план дорожных записок и сохранились краткие записи, сделанные в пути, которые мне сейчас приходилось расшифровывать, поскольку написаны мелким, да к тому же, корявым почерком. И они меня выручили через много лет, так как память включилась. Хотя многие подробности в сознании затерялись и померкли. О Тебердинском заповеднике я тогда купил книжку и с интересом прочитал, но у меня она не сохранилась. Моя библиотека без меня частично была растащена, а большую часть в 2003 году мне привезли родственники…
В старом блокноте за 1980 год я писал: «Вот стоит только где-то побывать, набраться впечатлений, и ты мало-мальски узнаешь историю тех краёв, и ты невольно увлекаешься мыслью о путешествиях, о прекрасных странствиях. Поедешь в любую сторону и там узнаешь то, чего до сих пор не видел и не знал…
Я мечтаю, к примеру, побывать в Риме, Неаполе, Ленинграде, Одессе, Пятигорске и Крыму. Да мало ли таких же замечательных мест на планете Земля, где ты ещё не бывал. Но если бы представилась такая возможность побывать везде и увидеть семь чудес света и тогда больше ничего не надо. Снилось же мне однажды, будто я нахожусь в Париже. А в другой раз видел себя почему-то на улицах Токио... Хотя об этом городе я не думал.
Но этим грёзам, увы, наверно, не сбыться по многим жизненным причинам. Например, не каждый советский человек тогда мог выехать за границу, так как срабатывал так называемый железный занавес...
Надеюсь, о Домбае я напишу, как о хорошем сне. Мне часто снились прекрасные здания, выполненные в римско-греческом стиле. Мне снились с красивой архитектурой самые лучшие в мире города. И я просыпался в чудесном настроении. И от этих сновидений веяло, порой даже цветных, чистотой поэзии и чудесной сказкой.
Цветной сон доставляет эстетическое удовольствие, как настоящая живопись. Иногда я поражаюсь: откуда берутся такие сновидения, и в таких картинах, которые никогда наяву не видел? Может, я фантазирую и поэтому вижу такие сны? Часто я иду по своему любимому Новочеркасску и рассматриваю детали архитектуры старых домов. И даже через архитектуру постигаю литературное мастерство. Искусство зодчих поистине восхищает. Я читал книгу Стендаля о Риме, Неаполе, Флоренции. Вот откуда это желание все эти города увидеть собственными глазами. Литература воспитывает чувство прекрасного.
А Домбай меня поразил, даже точно не могу сказать, чем именно, но не только своей экзотикой, а, скорее всего, суровой силой гор, на которые не взойти простому человеку, неподготовленному по-альпинийски.
Это почти то же самое, что и герой Пушкина Евгений; как он убегал от грозного величия Медного всадника, который для маленького человека представал непостижимой силой, которая придавливала героя и унижала. И она везде и где он, там и она. Надо бы над этим подумать, чтобы предстали точные ощущения 1980 года».
Так я писал тридцать пять лет назад и с тех пор обрёл литературное умение и создал, надеюсь, свой мир. И в том же блокноте была ещё такая запись…
«28 марта 1980 года. Вот уже прошло несколько дней после поездки в Домбай. И каждый день ко мне являются воспоминания. Иногда думаю, неужели я там был, ходил по улицам Черкесска, Невинномысска, Теберды, видел горы Домбая, и снежные вершины Эльбруса?
Близится к финишу март, а на улицах города лежит ещё снег. И думаю, такой ли он на той горе, на которую мы поднимались по канатной дороге? Высота той горы 2600 метров над уровнем моря. Смотрю на небо, и вдруг туча мне представляется вершиной горы Кавказа. И вот даже овладевает мной наивное мечтание, и по надуманной прихоти даже хочу, чтобы наш город окружали горные хребты и перевалы. И чтобы, как в горах, сияло то особое кварцевое солнце. Хотя в тот день там его было совсем мало.
Если меня, как и некоторых девушек и парней, интересовали только книжные киоски, то некоторых женщин из нашей группы, интересовали только вещевые рынки и магазины...
Хорошо бы таких людей поместить в очерк о Домбае».
Но с годами, к сожалению, их образы истёрлись в памяти. И теперь, через десятилетия, в первозданном виде их ни за что не восстановить. Хотя в наши дни эта тема, тема бездуховности и меркантилизма потеряла интерес, поскольку в 21 веке уже сложилось потребительское общество. Но и теперь живо помнится то, как мы ехали по канатной дороге, как потом выходили из кабинок и направились к освещённой ярким солнцем большой заснеженной поляне и как лыжники любители и спортсмены приезжали в Домбай на тренировки и искусными кругами стремительно летели вниз.
И не забылось всё то, о чём рассказывала экскурсовод, которая поведывала нам легенды о Домбае…
6 ноября 2015 года