Предыдущая страница http://proza.ru/2021/08/08/429
В тридцатых годах Камчаткой управляли с 1829 по 1835 годы капитан 1 ранга Аркадий Васильевич Голенищев, а с 1835 по 1840 годы – капитан 1 ранга Яков Иванович Шахов.
Голенищев поддерживал традиции Рикорда, однако сменивший его Шахов доложил генерал-губернатору Восточной Сибири, что «вся заслуга Голенищева заключается в том, что он перед своим домом распланировал место для сада, расположил дорожки и куртины, развёл цветы и посадил молодых тополей».
Святое дело – оплевать всё, что делал предшественник и не сказать о нём ни единого доброго слова!
В 1837 году, когда к берегам Камчатки не пришла рыба, камчадалы были вынуждены «употреблять в пищу своих собак и всякую падаль». На помощь жителям пришли не российские власти и начальник Камчатки Шахов, а соседи-коряки:
«В особенности голодали жители Лесновского острожка. Коряцкий старшина Этек, чтобы спасти их от голодной смерти, подошёл со своим табуном оленей к острожку и дозволил несчастным страдальцам пользоваться его оленями безвозмездно, до тех пор, пока не миновал голод».
Генерал-губернатор прислал в помощь Шахову двух специалистов по сельскому хозяйству, Сорокина и Рычагова, чтобы наладить земледелие. Но одного тот использовал в качестве секретаря, а второй оказался ни к чему не пригоден, поскольку был запойным пьяницей.
19 августа 1837 года в Петропавловске случился переполох: в Авачинскую губу вошёл 54- пушечный французский фрегат «Venus». Шахов, не зная, в каких отношениях находятся Россия и Франция, не на шутку перепугался.
Вместо того чтобы послать к фрегату шлюпку для выяснения цели прихода незваного гостя, Шахов достал чертежи Рикорда и, как написал один дореволюционный исследователь, «с особенной энергией занялся он постройкой временных батарей по чертежам Рикорда, и приготовил их к действию».
Однако паника оказалась напрасной. Французы прислали с фрегата шлюпку, присланный с корабля офицер представился Шахову и объяснил, что цель прихода фрегата – географические исследования.
Командовал фрегатом капитан Абель Обер дю Пети-Туар. Французов приняли с распростёртыми объятьями. На самом деле официальной целью плавания фрегата был сбор сведений о китовом промысле, а главной, неофициальной, - обозначить присутствие французского флота в мировом океане, поддержать французскую дипломатию и обеспечить защиту французских торговцев.
По результатам тридцатимесячного плавания капитан дю Пети-Туар составил подробный отчёт с картами и рисунками. На борту фрегата находились картограф Урбен Дорте, врач-натуралист Адольф Симон Небу, французский зоолог Ахилл Валансьен и хирург Шарль Рене Огюстин Лекланше, которые приняли активное участие в составлении отчёта. Эта работа заняла два года.
К сожалению, мне не удалось найти в Петербурге эти 12 томов. А было бы интересно знать, что французы написали о Петропавловске.
Офицеры фрегата попросили разрешение у Шахова поставить в гавани памятный знак в честь Лаперуза, который побывал в Петропавловске в сентябре 1787 года, а затем трагически погиб во время последующего плавания.
Шахов сделал жест: взял у французов чертежи памятного знака и заявил, что поставит его сам и за свой счёт. Успокоенные гости, пробыв в Петропавловске семнадцать дней, отправились дальше, а Шахов тут же благополучно забыл об обещании, данном французам, поскольку тратить свои деньги на памятник иностранцу он и не собирался.
Соврал, чтобы хорошо выглядеть перед французскими моряками. Зачем? Наверное, и сам не знал. Рассчитывал, что никто проверять выполнение обещания не станет.
Но сменивший Шахова в 1840 году капитан 2 ранга Николай Васильевич Страннолюбский, узнав об этой истории, подал рапорт по команде, предлагая выполнить обещание, данное французским офицерам.
Дело дошло до царя. Николай I разрешил установить памятный знак по французским чертежам, а деньги взыскать с Шахова. Знак изготовили из дерева, обив его листовым железом. Сделали всё так, как просили французы. А истраченные на это благое дело 192 рубля морское министерство взыскало с Шахова.
В 1838 году Николай I разрешил ещё на пять лет беспошлинную торговлю, но с условием, чтобы спиртное привозили только для офицеров и чиновников.
Вспомнил по аналогии, как другой современный царь уже в наше время разрешил Российской православной церкви беспошлинно привозить для продажи спиртное и сигареты.
Офицеры и чиновники в 19 веке были не дурнее попов в девяностых годах двадцатого века. Естественно, что спиртное они перепродавали населению с накруткой, которая шла в их карман.
Шахов оставил после себя на Камчатке ненавистную память у всех, кто его знал, своей дуростью, заносчивостью и строптивостью. Но мало ли мы видели таких начальников?
Так и прослужил бы он свои пять лет, но дёрнуло его сцепиться с попами. Во главе камчатского духовенства стоял умный и хитрый протоиерей Прокопий Громов.
Он быстро сообразил, на чём можно подловить капитана 1 ранга. Через иркутское епархиальное начальство священник донёс генерал-губернатору о том, что Шахов не исповедуется, не причащается, не соблюдает постов, в царские дни не ходит в церковь, а однажды, будто бы ворвался в баню, где мылось женское семейство священника.
В это время в Иркутске по делам упразднения иркутского адмиралтейства и байкальской флотилии, а также для обозрения Камчатки и Охотского края находился адъютант начальника Главного морского штаба Меншикова, капитан-лейтенант Васильев.
Генерал-лейтенант Вильгельм Яковлевич Руперт поручил Васильеву во всём разобраться. Тот ещё и до этого получил массу жалоб и доносов на Шахова.
Ехать на Камчатку ради того, чтобы получить множество новых жалоб, не стоило, о чём капитан-лейтенант и доложил генералу, предложив временно заменить Шахова на капитан-лейтенанта Шишмарёва, человека весьма достойного.
Шахова убрали с должности «по расстройству умственных способностей». На его место назначили капитана 2 ранга Николая Васильевича Страннолюбского. Ему пришлось добираться до Камчатки вместе с женой через Сибирь до Охотска, а оттуда - на корабле.
Узнав, что в Петропавловск следует транспорт «Або», капитан 2 ранга попросил командира транспорта капитан-лейтенанта Юнкера привезти ему в Петропавловск пианино, несколько ящиков с вином и ещё кое-какие громоздкие вещи из мебели. Для этого он дал командиру «Або» две тысячи рублей.
С таким же успехом эти деньги Николай Васильевич мог бы подарить первому встречному бродяге. Юнкер на радостях немедленно закатил пир, пригласил на него и Страннолюбского, который, разумеется, не подозревал, что пропиваются его же собственные деньги.
Когда «Або» появился в гавани, Страннолюбский обрадовался: наконец-то увидит долгожданные вещи и вино. Велико же было его разочарование, когда старший офицер транспорта лейтенант Алексей Иванович Бутаков на вопрос, где пианино и остальное, с изумлением воззрился на него.
Страннолюбский забеспокоился, отыскал Юнкера, находившегося в это время в гостях у исправника, и стал выяснять, где же вещи. Тот, не моргнув глазом, заявил, что офицеры ещё в Кронштадте устроили против него что-то вроде заговора и умышленно «забыли» там пианино, деньги они украли, а вино выпили во время плавания.
Можно понять реакцию Страннолюбского. Бутаков постарался ему объяснить, что это неправда, всё не так, но кошка между капитаном 2 ранга и офицерами транспорта уже пробежала. Кого слушать, кому верить, начальник Камчатки не знал.
О плавании транспорта «Або» я написал в повести об Алексее Ивановиче Бутакове http://proza.ru/2013/02/28/1834
Продолжение http://proza.ru/2021/08/10/726
На фотографии: памятник Лаперузу в Петропавловске в наше время.