И опять жизнь в институте потекла по уже привычному распорядку. Тем более, что рядовые сотрудники не сразу узнали о происшедших изменениях в статусе директора. Первой узнала бухгалтерия. Татьяна Георгиевна, отвечающая за финансовые вопросы, объяснила им, что во всех соответствующих бумагах теперь надо писать не «Директор», а «И.о. директора». Главбухша испуганная прибежала к Зелинскому.
- Виктор Андреевич! Так вы уже у нас не директор? А кто же будет директором? Неужели Тимухин?
- Успокойтесь, Елена Васильевна! - ответил ей с улыбкой Зелинский. - Я по-прежнему директор, со всеми правами и обязанностями. Единственная разница лишь в том, что директора могут уволить только через пять лет после выборов — не переизбрать, а и.о. директора могут уволить в любой момент. Но, думаю, это случится еще не скоро.
- А как не скоро?
- Не берусь ответить точно, но думаю, не раньше, чем через год.
- Год — это мало! - опечалилась Елена Васильевна, статная ядреная красавица типично русского типа. - Мы уже привыкли к вам, нам с вами хорошо.
- И дальше все будет хорошо, - заверил ее Зелинский. - Все к лучшему в этом лучшем из миров.
Она посмотрела на него недоверчиво и ушла.
А через пару дней в кабинет директора вошли Маша и Лена. Маша — растерянная, Лена — гневная.
- Виктор Андреевич! Это что такое? - воскликнула горячая нивха. - Вы что, уже не директор?
Он вышел из-за стола, подошел к девушкам, обнял их по-отечески — такие между ними установились отношения.
- Успокойтесь, девочки! Ничего страшного не произошло, а может и не произойдет. Я по-прежнему руковожу институтом, приставка и.о. ничего не значит.
- А говорят, что нас собираются с кем-то слить? - не отступала Лена. После защиты диссертации она начала работать с Максимом, делать для него расчеты, и Виктор Андреевич радовался, что в институте складывается хороший семейный коллектив.
- Говорят, в Москве кур доят, - пошутил он. - Если даже и сольют, для нас с вами ничего не изменится, будем работать, как работали.
Он посмотрел на Машу. У Маши рабочие дела складывались не так хорошо, как у Лены, способности были не те. Когда закончился срок аспирантуры, а диссертация была готова лишь наполовину, Виктор Андреевич перевел ее в младшие научные сотрудники и продолжал с ней работать. А год назад она вышла замуж, Виктор Андреевич с Олей даже были приглашены на свадьбу, и вот сейчас она была в положении, готовилась уйти в декрет.
- Мы не хотим другого директора, - жалостливо объявила Маша. - Мы вас так любим!
- Мы вас очень любим! - поддержала ее Лена. - И в обиду не дадим. Так и знайте!
- Я вас тоже люблю, - заверил их Виктор Андреевич. - И обижать меня никто не собирается. Но на добром слове спасибо. Так что идите и спокойно работайте!
Девушки ушли, а он подумал: «Надо, пожалуй, собрание устроить, объясниться с людьми, чтобы не приходили по одиночке, и чтобы не создавалось «испорченного телефона».
Он поделился этим соображением с Окунёвой и Бару, и они его одобрили.
Собрание устроили на другой же день и Зелинский выступил с такой речью:
- Как вы все наверное знаете, неделю назад должны были состояться выборы директора нашего института. И как вы тоже знаете, были выдвинуты две кандидатуры: вашего покорного слуги и Сергея Сергеевича Тимухина. Я не знаю подробностей, но, по-видимому, в Президиуме сочли такую ситуацию нездоровой, свидетельствующую о каком-то расколе в институте, хотя я считаю, что никакого раскола у нас нет, и решили не обострять ее, отменили выборы, а меня назначили исполняющим обязанности директора, в соответствии с Уставом Академии. В приказе указано: «до проведения реорганизации». Что понимается под реорганизацией, в какие сроки и как она будет проводиться? Об этом я до сих пор никаких разъяснений не получил. Может быть, вообще никакой реорганизации не будет, может им просто надо было как-то формально обосновать отмену выборов, я не знаю. Так что давайте не будем паниковать, не будем строить домыслы, а будем работать. Планы у нас остаются, задачи у каждого есть, так что все остается по-прежнему, и я по-прежнему ваш директор, хоть и с приставкой и.о.
Он умолк, и тут поднялась рука, а затем ее владелец. Это был Коновалов, верный адъютант Анатолия Кузьмича, худенький, седоватый, как всегда улыбчивый.
- Виктор Андреевич, с обязанностями все понятно, а вот как насчет прав? – спросил он с хитрецой в глазах. - Права у вас изменились?
- И права у меня абсолютно те же самые, - спокойно ответил Зелинский. – Читайте Устав Академии, там все прописано. Еще вопросы есть?
- Есть, - не поднимаясь с места, с сумрачным видом отреагировал Чипуренко. – Обычно, когда проходят выборы директора – не важно, новый это человек, или старый директор, - директор заново формирует Ученый совет, назначает замов и ученого секретаря. А как в вашем случае? В случае и.о.
- Опять же читайте Устав, - посоветовал Зелинский. – Все, что положено делать новому директору, должен делать и человек, назначенный исполнять обязанности директора. Так что нам действительно придется формировать новый Ученый совет, а потом решать, кто у нас будет заместителями директора и ученым секретарем.
Больше вопросов не было, и собрание трудового коллектива на этом завершилось.
Через неделю Зелинский созвал другое собрание – научных сотрудников. Именно на нем, согласно Устава, надлежало сформировать новый Ученый совет. Предварительно он обсудил с замами и Любовью Марковной свою позицию относительно Анатолия Кузьмича и Хосена. Зверев и Буре его сразу поддержали (Зачем нам этот фитиль у пороховой бочки?), а Татьяна Георгиевна сначала помялась, пожалась (Хосена, конечно, надо убрать, но Анатолий Кузьмич, наш учитель…), но ей живо напомнили, что ее ждало, если бы директором стал Тимухин, поддержать которого Белотуров поехал аж во Владивосток, и она согласилась.
- Но как мы это провернем? – задал вопрос Зверев. – Как бы этот самый раскол не получился. У Белотурова еще остался в институте авторитет.
- Собрание буду вести я, - ответил Зелинский. – Поверьте, я сумею получить нужный результат.
- Макиавелли вы наш! – с уважением протянула Буре.
На самом деле все оказалось довольно просто. Вначале Зелинский предложил сотрудникам проголосовать за то, чтобы число членов в Ученом совете осталось прежним – десять человек. Проголосовали единогласно, автоматически. Затем по праву директора он предложил список кандидатов – тоже десять человек. Вместо имен Белотурова и Профессора Ли он вставил фамилии Здруя и Максима Токаря, а проголосовать предложил списком. И только тут, когда список кандидатов утвердили, запоздало всполошился Коновалов.
- Постойте, постойте! – воскликнул он встревоженно, и даже вечная улыбка сошла с его лица. – А как же Анатолий Кузьмич? Давайте его добавим!
- Я не возражаю, - невозмутимо ответил Зелинский. – Но мы уже проголосовали за то, чтобы список состоял из десяти человек. Чтобы включить в него Анатолия Кузьмича, надо вывести из него кого-нибудь. Предложите, кого вывести, и мы проголосуем.
Коновалов растерянно оглядел коллег, не нашел на их лицах поддержки и сел на свое место, сказав при этом потухшим голосом:
- Это нечестно!
Никто его не поддержал, и собрание перешло к голосованию за то, чтобы лица, внесенные в список, стали членами нового Ученого совета. Исход был очевиден, и Зелинский подумал: «Может, это и не очень честно, но зато правильно. Кто против нас, тот не с нами! И никакой я не Макиавелли! Я просто умелый директор».
Через две недели в институт пожаловал Семен Олегович Пеструшин, так сказать, собственной персоной. Перед этим он съездил в Комсомольск, познакомился с коллективом, а на обратном пути решить заскочить в Институт материаловедения.
Принимали гостя в комнате Окунёвой и Буре, в неофициальной обстановке, за чашкой чая.
- Я заехал узнать, в силе ли наш с вами договор, - пояснил он, обращаясь к Зелинскому. - Насчет объединения.
- Конечно, в силе, - пожал плечами тот. - Как может быть иначе? Может, вы хотите по лабораториям пройти, а то мы можем и собрание собрать.
- Нет, нет! - запротестовал Семен Олегович чуть ли не испуганно. - Я к этому еще не готов. И вообще, если честно, я еще во Владивостоке из института не уволился, отпуск взял, чтобы оглядеться…
- Ну и как вам показался Институт машиноведения? - полюбопытствовала Буре, которая бывала там неоднократно, когда работала в Комсомольском-на-Амуре политехе.
- Ну, как вам сказать… - Пеструшин сделал глубокомысленную мину. - Помещения хорошие, оборудование тоже имеется, людей, конечно, маловато… Надо будет кого-то привлекать…
«Знаем мы это оборудование! - мысленно усмехнулась Любовь Марковна. - Ему еще в прошлом веке сто лет исполнилось», - но деликатно промолчала. А Татьяна Георгиевна спросила:
- А в техническом университете вы были? С кем там разговаривали?
- Вы знаете, не был, не успел, - заметно смутился он. - Я же там два дня всего был. - Он взглянул на часы. - Вы знаете, мне тут еще в одно место надо до поезда заскочить. - Он искательно посмотрел на Зелинского. - Вы меня отвезете на своей машине?
Ну, конечно! У директора должна быть персональная машина! А если ее нет?
- Сейчас, одну минуту! - Виктор Андреевич поднялся и быстрым шагом устремился по коридору, к комнате, где сидели Пугачев и Зверев. Зверев оказался на месте.
- Сережа! Вы с машиной?
- Да.
- Пеструшин там у нас. Вас я не дергал, не звал, смысла не было. Отвезите его, куда он скажет. Сможете?
- Смогу. А что ему было надо? На институт приехал посмотреть?
- Да так. Потом поговорим.
Когда гостя проводили, Буре вынесла краткое, но емкое резюме:
- Действительно, теленок! Неужели он будет у нас директором?
А дней через десять, уже в декабре, Зелинскому позвонил Кузьмин.
- Виктор Андреевич! Вы сейчас очень заняты?
- Для вас всегда найду время. А что?
- Хочу с вами посоветоваться.
- Хорошо, я подойду.
- Нет, лучше я к вам.
- Ну, как хотите. Как вам удобнее.
Кузьмин пришел через полчаса. Зелинский попросил секретаршу приготовить чай. Секретаршей по-прежнему была Нина Романовна. Ирина, которую она заменяла, выйдя из трехгодового «декрета», тут же ушла в другой.
- Что у вас? - дружески поинтересовался Зелинский, усевшись с гостем рядышком, на краю длинного стола.
- Вы молодец! - вместо ответа сказал Кузьмин. - Хосена одолели!
- И вы уже знаете? - удивился Зелинский. - Откуда?
- Земля слухом полнится. Хосен обозлился, начал в университете икру метать, на меня наехал. Мне ректор обещал сканирующий микроскоп купить, а теперь эти деньги Хосену отдал, на развитие кафедры. Я спросил его насчет «Нанотехнологического центра», а он ответил: «Это сейчас не своевременно! На кафедре литья открытие сделано, надо их поддержать».
- Мои соболезнования! - с мягкой иронией отреагировал Зелинский. - Надеюсь, вы не хотите меня упрекнуть в том, что я разозлил Хосена?
- Что вы? Конечно, нет. Я пришел посоветоваться. Что-то я перестал понимать ситуацию. Не могу понять: ждать мне каких-то перспектив, или уже не ждать. Одно понимаю: Хосена мне не перебороть, у него среди кавкафедр какой-то непробиваемый авторитет, из ректора веревки вьет. И вот я подумал: а что меня здесь, в Хабаровске держит? Марина в Японии, жена, преподаватель физики, и в другом городе работу найдет, годы у нас еще не старые…
- А есть варианты?
- Есть. Я ведь курянин, из Курской области. Приглашают меня в Курский университет, как раз нанотехнологиями заниматься. Летом я там был, посмотрел. Действительно, все есть — и помещения, и оборудование, приезжай и работай. И квартиру дают!
- А жена у вас откуда родом?
- Она в Магадане родилась, ей все равно — что Хабаровск, что Курск. Разве, что Курск к Европе поближе. Мы с ней вместе туда ездили, ей понравилось.
- Так в чем же дело? Вас здесь, действительно, ничто не держит, а перспектив здесь нет. Думаю, надо ехать.
- Вы так считаете?
- Стопроцентно! Я бы поехал.
Кузьмин пытливо посмотрел на Зелинского.
- Наверное, я так и сделаю. Но сотрудничество с вами мы будем продолжать.
Зелинский знал, что Кузьмин сотрудничает не только персонально с ним, но и со Зверевым, и с Пугачевым, делает для них интересные картинки с помощью силового микроскопа.
- Разумеется, - заверил он. - Вы же знаете, мы всегда открыты для сотрудничества.
Кузьмин ушел, воодушевленный, и Зелинский понял, что решение он уже принял. В последние годы, увы, усилился отток людей с Дальнего Востока, вот еще одна семья покинет его. О чем думает правительство? Не понятно.
Прошел Новый Год, отгремели в хабаровском небе китайские петарды и фейерверки, начались затяжные зимние каникулы. В один из таких дней, когда Виктор Андреевич был дома и работал на компьютере, ему позвонил по домашнему телефону Иван Степанович Коровин, директор Хабаровского отделения Института прикладной математики.
- Вы сильно заняты? - поздоровавшись спросил он.
- Нет, а что?
- Я стою у вашего подъезда, хотел бы с вами поговорить. Вы можете выйти?
- Могу, - лаконично ответил Зелинский. Положив трубку, он в двух словах объяснил Оле ситуацию, надел свою любимую горнолыжную куртку и красную вязаную шапочку и вышел. Коровин жил в этом же доме, в другом подъезде, и ничего удивительного в том, что он оказался у подъезда, где жили Зелинские, не было. А вот зачем ему понадобилось поговорить с Зелинским, это было не понятно. Не понятно, но интересно. Друзьями они не были, и самое большее, что их связывало — то, что Оля работала под его началом. Может быть, именно о ней он и хотел поговорить?
Коровин, как и объявил, ждал его у подъезда. Как водится между мужчинами, они пожали друг другу руки. Морозец был несильный, градусов несколько, порошил легкий снежок.
- Погуляем? - предложил Коровин. Был он в дубленом полушубке, но почему-то без шапки.
- Погуляем, - согласился Зелинский.
Они вышли через кованную калитку со двора на улицу и не спеша направились куда-то к центру города. Зелинский ждал: о чем заговорит предводитель хабаровских математиков.
- Что у вас происходит с институтом? - неожиданно спросил Коровин.
- А что именно вы имеете в виду? - задал ответный вопрос Зелинский.
- Я имею в виду выборы. Я не ездил на тот президиум, был другими делами занят, мне Шпагин рассказал, и я очень удивился. Я всегда вас уважал, мне казалось, что институт ваш развивается нормально, и вдруг…
Зелинский не ответил ничего, ждал, что Коровин скажет дальше. А Коровин вдруг завертел головой, вглядываясь в дома, мимо которых они проходили, и промолвил:
- А давайте зайдем куда-нибудь, что-то я уже озяб. Я тут знаю неплохой ресторанчик.
Тут только Зелинский обратил внимание, что его спутник уже, как говорится, под шафе.
- Не возражаю, - согласился он. - По случаю праздника можно и зайти. Да и поговорить будет удобнее.
Ресторанчик находился в полуподвале жилого дома, назывался «Три апельсина». Народу там было немного, сказывалось дневное время, и наверное, накопилась уже у людей усталость от новогодних застолий.
Они заказали бутылку водки и каких-то закусок. Зелинский предпочел бы коньяк, водку он не любил, но перечить не стал, ему было интересно, как будет продолжать свою речь Коровин, не хотелось сбивать его кураж.
- Так вот, Виктор Андреевич, - заговорил, опрокинув рюмку, Коровин. - Я вас очень уважаю, и поэтому спрашиваю: почему вы не обратились ко мне? Если бы вы объяснили мне ваши проблемы, их бы не стало. Ладонников — это мыльный пузырь! Он только щеки надувать умеет. Да, многие его боятся! Многие! Но не я. Вы знаете, как я стал член-корром?
- Не знаю, - ответил Зелинский. - Вы меня уже спрашивали об этом, мне это не очень интересно. Мне вообще не важно — член-корр вы или нет. Мне важно, что мы с вами ученые примерно одного уровня, и можем понимать друг друга.
- Нет, я вам скажу, - возразил Коровин и вновь наполнил свою рюмку и рюмку собеседника. - Я признаюсь. Я носил за шефом его портфель, я открывал перед ним двери, я платил за него в ресторане… И я не вижу в этом ничего позорного. Подмастерья всегда прислуживали мастерам. Зато теперь я могу не бояться Ладонникова, и вообще никого. Знаете, кто теперь мой шеф? Он третье лицо в Академии! Ладонников достоин только шнурки ему на туфлях завязывать. Стоит ему пальцем шевельнуть — от Ладонникова мокрого места не останется. Уверяю: если бы я сказал Ладонникову, чтобы он вас не трогал, вы бы остались сейчас полным директором, а не и.о. Почему вы не пришли ко мне?
«Ах, хвастун! Ах, заяц-хвастун! Ни волка, ни медведя не боюсь!» - подумал себе Зелинский и сказал:
- Ну, хорошо, я вам верю. Но, к сожалению, я этого не знал, а с вашей стороны никакого намека не было, вот я к вам и не пришел. Однако, это дело прошлое, его не вернешь, а раз уж вы завели такой разговор, я хотел бы спросить вас (может, вы как раз и поможете), как вам удалось так организовать ваше Отделение Института прикладной математики, который находится во Владивостоке, что у вас и бухгалтерия своя, и замдиректора имеется и ученый секретарь. Мы прошерстили разные уставы и инструкции: так не получается, для этого требуется создание отдельного юридического лица, а в институтских уставах такого не предусмотрено.
Коровин разлил по третьей.
- Вот именно, - с важным значением в голосе и лице произнес он. - Я позвонил в Москву, шефу, он позвонил в наш Президиум (тогда еще не Ладонников был председателем, но это дело не меняет), и вопрос был решен. Если хотите, я могу и для вас это сделать.
- Пока не надо. Мы еще не решили, что для нас лучше — отделение или филиал. Но если вопрос возникнет, я к вам обращусь. Обязательно!
Про себя же Зелинский решил, что обращаться не станет. Не слишком он верил в возможности Коровина, да и не хотел впадать в зависимость от него.
А Коровин уже переключился на другую тему, на научную.
- Знаете, Виктор Андреевич, я ведь после школы физиком стать собирался, понимать хотел, как все в этом мире устроено, в МГУ на физфак поступал, не прошел по баллам, пришлось идти в математики. Но меня физические проблемы всегда интересовали. И вот недавно я натолкнулся на интересную задачу, которая уже сто лет с лишним висит нерешенная. Вроде простая с виду, а об нее сам Эйнштейн обжегся, не решил, отступился.
- И что это за проблема? - заинтересовался Зелинский, уже довольно плохо соображая после выпитой водки, а Коровин, ненасытный, еще одну бутылку заказал.
- Вы думаете, я горжусь тем, что я член-корр? - совсем о другом вдруг заговорил Коровин, заглотив очередную порцию алкоголя. - Нет! Я простой мужик. Я в деревне вырос, в шестнадцать лет на комбайне работал. Я и сейчас каждое лето в свою деревню езжу, сажусь на комбайн и пока четыреста центнеров не навалю в грузовики, не слезаю. Вот этим я горжусь!
- Я знаю, - попытался остановить его Зелинский. - Мне Оля рассказывала. Говорила, что вас называют лучшим комбайнером среди математиков и лучшим математиком среди комбайнеров.
- Оля? - Коровин посмотрел на него помутневшими глазами. - Ах Оля! Это очень хорошо, что вы ее привлекаете к своим работам. Одобряю! По ее публикациям я вижу, у вас совместные работы. Так и продолжайте! Математик она, конечно, никакой, но как программиста ее можно использовать.
- По-моему, она и математик нормальный, - возразил Зелинский. - У нее по теории графов недавно статья вышла, в хорошем журнале.
- А! - махнул рукой член-корр. - Детский лепет! Лучше вы ее занимайте, толку больше будет.
- Ладно, - согласился Зелинский, - буду занимать. Давайте вернемся к той физической задаче, которую Эйнштейн не смог решить.
Коровин наморщил лоб, потер его рукой.
- Эйнштейн? Ну, да, я как-то сбился. - И совершенно трезвым голосом продолжил: - Проблема вот какая. Вы видели, как петляют равнинные реки? Не такие большие, как Амур или Волга, а поменьше. У нас, в орловской области таких полно, а на Севере, в тундре!.. С самолета это хорошо видно.
- Видел. амурские протоки сильно петляют. Ну и что?
- А то, что они петляют одинаковым образом по всему миру: и в Европе, и в Азии, и в Южной Америке. Петли эти называют меандрами, но закономерности петляния до сих пор никто не может объяснить. Математически их описывают, моделируют, но там ведь какая-то физика заложена, а понять ее никто не может. Может, вы подумаете над этим?
- Это интересно, - согласился Зелинский. - Я подумаю. Как нибудь, на досуге.
Пить он уже не мог, чувствовал, что и так прилично перебрал, допивать вторую бутылку пришлось Коровину самостоятельно. Домой они возвращались, что называется «на бровях», поддерживая друг друга за плечи, как настоящие другали-собутыльники, распевая старую студенческую песню «Раскинулось поле по модулю пять, Кругом интегралы стояли...»
Наутро, придя в себя и выслушав законные Олины упреки, Виктор Андреевич стал вспоминать детали вчерашних посиделок с Иваном Степановичем и задал себе резонный вопрос: а зачем, собственно, Коровину эта встреча, эта беседа понадобились? Своими возможностями хотел похвастаться, или об Оле поговорить, или, действительно, его задача петляния рек так сильно заинтересовала? Так и не смог он понять, чужая душа потемки. Впрочем, Оля в очередной раз заметила: если Иван Степанович сказал что-то «под шафе», это следует умножать на исчезающе малый коэффициент. Просто он одинокий человек, и иногда ему хочется выговориться, а водка развязывает язык.
В марте в Институт материаловедения вторично пожаловал Семен Олегович Пеструшин. На этот раз он пожелал ознакомиться с лабораториями и встретиться с сотрудниками. Водить гостя по лабораториям Зелинский поручил Звереву, а сам стал совещаться с Окунёвой и Буре о схеме предстоящих переговоров.
- Собрание мы, конечно, проведем — завтра, а сегодня давайте поговорим с Семеном Олеговичем о возможных формах объединения наших институтов. Мне кажется, что своего четкого мнения на этот счет у него нет, и мы можем попытаться провести свою линию. Любовь Марковна, - обратился он к Буре, - ознакомьте нас еще раз с основными различиями филиала и отделения.
Любовь Марковна ознакомила.
- Мне кажется, что для нас предпочтительнее филиал, - выслушав ее, подытожил Зелинский. - Правильно, Татьяна Георгиевна?
- Думаю, правильно, - ответила та. - Во всяком случае, филиал может иметь свое юридическое лицо.
- А может и не иметь, - возразила Буре. - Все на усмотрение Президиума и Академии.
- Да, но в случае отделения такой возможности и вовсе нет, - заметил Виктор Андреевич. - За каждой бумажкой, за каждой печатью надо будет в Комсомольск мотаться.
- А как же Коровин с отдлением? Вы говорили, у него своя печать, и свой счет в банке.
- Я спросил его. Он объяснил, что добился этого в виде огромного исключения, с помощью очень мохнатой руки в Москве. У нас такой руки нет. Так что будем биться за филиал, а дальше, как получится.
Когда Зверев привел Пеструшина, изрядно утомленного видом непонятных ему установок и еще более непонятными объяснениями, уже был накрыт стол: с лососиной, икрой, ветчиной и салатами, выставлена была и бутылочка армянского. Время подошло обеденное, стол пришелся кстати.
- Да, институт у вас вполне приличный, - вальяжно резюмировал член-корреспондент, прожевывая розовый ломтик кеты семужного посола. - Молодежи много, все работают, установки крутятся, реторты булькают… Мне понравилось. Надо бы собрание организовать, поговорить с народом…
- Если вы не возражаете, - промолвила с приятной улыбкой Татьяна Георгиевна, - мы собрание завтра устроим. Сегодня объявим, чтобы люди были готовы. А сейчас мы бы хотели поговорить о форме нашего объединения.
Пеструшин вопросительно посмотрел на Зелинского.
- Да, - подтвердил тот. - Формы могут быть разными. Например, слияние или присоединение, или еще как. Надо обсудить юридические детали. А также наш будущий статус. Тут тоже могут быть разные варианты.
- Вы знаете, я к такому разговору не готов. - Взгляд Пеструшина вдруг сделался растерянным и даже слегка испуганным. - Наверное, это уровень Президиума. Мне надо это с Ладонниковым обсудить.
- Конечно, конечно! Мы просто хотели, чтобы вы знали наше мнение. Форма объединения нас мало волнует, а вот статус… Нам кажется, будет более практично, если мы станем филиалом объединенного института. Вы как директор института будете сидеть в Комсомольске, а я как директор филиала (а фактически ваш заместитель) буду сидеть в Хабаровске, у меня будет своя печать, своя бухгалтерия, не надо будет по каждому пустяку к вам ездить, отвлекать от важных дел. Но подчиняться я буду напрямую вам, а не Владивостоку. Вот такая нам видится схема.
Пеструшин допил свой коньяк, заел маслиной.
- Я вас понял, - сказал он. - Но, повторяю, решать буду не я, решать будет Ладонников. Это его уровень.
Зелинский мог бы поспорить, мог бы сказать, что от позиции директора тоже многое зависит, но не стал. «Ладно, - сказал он себе. - Послушаем, что он завтра на собрании скажет, как будет людям отвечать на вопросы».
На собрание пришли все, включая уборщицу и «детей подземелья».
Пеструшин, солидный, дородный, важный, наверное, напомнил многим своей внешностью бывшего директора Белотурова. Он вышел к небольшой деревянной трибуне, но не поднялся на нее, остановился возле.
- Уважаемые коллеги! - обратился он к сорока с лишним пар направленных на него внимательных глаз. - На сегодняшний день я являюсь директором Института машиноведения, который находится в Комсомольске-на-Амуре. Но, как вы, конечно, знаете, в Президиуме готовится вопрос об объединении Институтов машиноведения и материаловедения. Смысл такого объединения заключается в том, что материалы, которые разрабатываются в вашем институте, должны использоваться для создания различных механизмов и машин, которые проектирует и создает Институт машиноведения, и объединение их усилий, безусловно, пойдет на пользу общему делу…
«Однако, отменное словоблудие! - отметил про себя Зелинский. - Ему бы в правительстве работать. Или в Кремле».
- Так получилось, что Президиум именно мне поручил возглавить этот объединенный институт, - продолжал Пеструшин, - и вот я приехал, чтобы познакомиться с вами, выслушать вас, ответить на ваши вопросы.
Он умолк, и Зелинский поднявшись со своего места в первом ряду, обратился к залу:
- Товарищи! Не стесняйтесь! Задавайте любые вопросы. Может быть, сейчас решается ваша судьба, так что — смелее!
Первым задал вопрос Здруй.
- Скажите, пожалуйста, какое у вас образование? Какой у вас профиль научный? Как он относится к материаловедению?
Пеструшин готовно кивнул.
- Отвечаю. По образованию я математик, профессор, член-корреспондент РАН. Какой у меня профиль? Задачи я решал разные, но основное, пожалуй, у меня — это прикладная механика, расчет различных металлических конструкций. Как это соотносится с материаловедением? Понимаете, при расчете конструкций необходимо напрямую учитывать механические, да и физические свойства материалов, из которых эти конструкции создаются. Так что связь с материаловедением у меня всегда была. Но, разумеется, сейчас я должен буду эту связь усиливать, и надеюсь, что вы мне в этом поможете.
«И тут словоблудие, - отметил Зелинский. - Не было у него никакой связи и не будет. Не для того он хочет стать директором объединенного института. Кроме звания академика ему ничего не надо».
Второй вопрос задал Чипуренко.
- Семен Олегович! Вы вчера побывали в моей лаборатории, видели мои искровые установки. Как вы думаете, будут они полезны для изготовления механизмов, которые разрабатывают в Комсомольске?
«Молодец хохол! - усмехнулся Зелинский. - Сразу берет быка за рога. Даже имя-отчество будущего директора запомнил, свое не упустит!»
- Безусловно! - горячо подтвердил Семен Олегович. - Метод искрового воздействия конечно будет использоваться в Комсомольске. В таком взаимодействии и содержится основной плюс планируемого объединения.
- А скажите, пожалуйста, - сделав невинное личико, спросила Наташа Лабухова. - Каким образом будет происходить объединение? Мы будем вашим филиалом, или отделом, или еще как? Зарплату мы где будем получать — в Комсомольске?
Тут Пеструшин, как и следовало ожидать, замялся, с легкой укоризной посмотрел на хранящего невозмутимость Зелинского, и ответил так:
- Ну, с зарплатой, думаю, никаких проблем не возникнет: сейчас мы все получаем зарплату на карточку. А что касается формы объединения, этот вопрос сейчас прорабатывается в Президиуме. Думаю, в ближайшее время, его доработают, и когда я в следующий раз к вам приеду, я смогу дать вам исчерпывающий ответ.
Лабухова понимающе кивнула, и вопросы на этом исчерпались. По-видимому, люди поняли, что человек, который выступал перед ними в роли будущего директора, ситуацией по настоящему не владеет, и сам не знает, что будет с ним дальше, что день грядущий ему готовит.
Однако на следующий же день Лена Алексеенко развила бурную деятельность. Она собрала молодежное собрание, выступила с пламенной речью на тему «Руки прочь от нашего любимого директора!», и собрание постановило: «Добиваться от Президиума отмены решения о реорганизации института, а нынешнего директора Виктора Андреевича Зелинского оставить в этой должности на пять лет, до проведения новых выборов». Соответствующую бумагу Лена отослала во Владивосток на имя Ладонникова, а копию — в Москву, Президенту Академии. Вот так! Ни больше, ни меньше.