Опять лето подошло. На этот раз Ладонников разрешил Зелинскому отпуск, и они с Олей собрали рюкзаки и отправились покорять новые вершины. Впрочем настоящие альпинисты не употребляют слов «покорение вершины». Гору покорить нельзя. Она стояла миллионы лет и еще будет стоять столько же. Ей нет никакого дела до букашек-людей, которые карабкаются по ее склонам и кручам, она только может иногда позволить этим букашкам добраться до своей вершины, а может и не позволить, это уж как сложится. Но букашки продолжают карабкаться, продолжают бороться с горой, а на самом деле борются они не с ней, борются они сами с собой, со своей слабостью, со своим страхом, со своим честолюбием.
Вернувшись в середине лета с гор, Зелинские опять засели за свой новый метод моделирования, но на данном этапе работа, в основном, состояла в совершенствовании программы и досталась Оле, так что у Виктора Андреевича образовалось свободное время, и ему пришла в голову мысль употребить его на написание книги, учебника по квантово-механическому моделированию. Такого рода учебников он видел немало, все они были полны громоздких формул и подробных описаний различных теоретических подходов к решению задач химии и твердого тела, и в общем-то были полезны, но не было ни одного, который мог бы научить студента или аспиранта практической работе. Вот у него и родилась идея создать своего рода самоучитель, описать несколько конкретных методов моделирования (которыми он сам пользовался), указать, где и как можно их получить (скачать из интернета рабочие программы), разъяснить, как ими пользоваться и, на основе своих собственных и некоторых чужих публикаций, привести примеры исследования различных атомных систем.
За этой работой его и застала Любовь Марковна, раньше других вернувшаяся из отпуска.
- Виктор Андреевич! Никак вы монографию пишете? - удивилсь она. - Вы же всегда кривились при слове «монография»!
- И сейчас кривлюсь, - улыбнулся Зелинский. - Вон их сколько пылится у вас на полках! Их ведь никто не читает, только бумагу на них перевели. Я не монографию пишу, а учебник. Учебник по моделированию наночастиц и наносистем. Нет у нас в стране такого учебника, а я чувствую — он нужен.
- Это дело хорошее, - одобрила ученая секретарша. - Институту будет хорошая галочка. А то у нас давно монографии не выходили.
- Да не монография это будет, а учебник! - вновь уточнил Виктор Андреевич. - Самоучитель!
- Вы как хотите называйте, а для института, для отчета, это будет монография. Дайте мне название и примерный объем, я составлю заявку в Президиум, они обычно на публикацию монографий деньги выделяют, для «Дальнауки».
- Я не в «Дальнауке» собираюсь издаваться, - возразил Зелинский. - Не для галочки. Я в Москве буду учебник издавать, в «Физматлите». «Физматлит» отличается от «Дальнауки» тем, что распространяет свои книги по всей России, и каждый университет, каждый институт мог их купить, чтобы любой студент или аспирант мог научиться квантовому моделированию, даже если у него нет подходящего учителя.
- Эк вы замахнулись! - подняла густые брови Буре. - Я не перестаю вам удивляться, Виктор Андреевич. Институт вот-вот рухнет, а вы самоучитель российского масштаба пишете!
- А что делать, Любовь Марковна? - улыбнулся Зелинский. - Ложиться и ждать конца? Институт пока жив, значит надо работать.
- А сколько это будет стоить — издать книгу в «Физматлите»? - поинтересовалась Любовь Марковна.
- Где-то тысяч сто.
- Президиум больше тридцати тысяч не даст. А где возьмете остальные? С гранта?
- Грант у меня закончился. Свои добавлю. На такое дело не жалко.
Буре покачала головой.
- Оно вам нужно? Подумайте хорошенько, Виктор Андреевич. Никто вашего доброхотства не оценит. С Олей посоветуйтесь. Семьдесят тысяч — это ваша месячная зарплата!
Зелинский опять улыбнулся и углубился в работу.
К концу лета начали подтягиваться остальные отпускники. Однажды в кабинет Зелинского постучался Тимухин. Он до сих пор не мог поверить, что и.о. директора не собирается его притеснять, и держался всегда робко и осторожно.
- Можно к вам, Виктор Андреевич? - спросил он с порога, лишь на половину открыв дверь.
- Заходите, Сергей Сергеевич! Добрый день! - на миг оторвавшись от дисплея, отозвался Зелинский.
- Добрый день! - Тимухин вошел и остановился у стола, не решаясь присесть. Он предпочел бы как можно реже встречаться с Зелинским, но сейчас нужда заставила.
- Присаживайтесь! - пригласил его Виктор Андреевич, и отстранившись-таки от компьютера, улыбнулся гостю. - С чем пожаловали?
Тимухин подошел ближе, отодвинул стул и сел. В руках у него была папка-скоросшиватель.
- Я насчет Вани Соловьева хотел с вами поговорить.
- Говорите!
Тимухин открыл папку, глянул в нее и тут же закрыл.
- У Вани срок аспирантуры закончился, мы заслушали его на кафедре… Он даже написал кое-что. Но в общем, на наш взгляд, не получается у него диссертация.
- Вы имеете в виду взгляд Профессора? - не скрывая иронии, спросил Зелинский.
- Профессора в первую очередь, - смиренно согласился ученик Хосена. - Но и мое мнение такое же. Дело в том, что диссертация по техническим наукам обязана содержать результаты, показывающие практическую значимость проведенных исследований, а у Вани не получилась практическая значимость.
- Что вы имеете в виду? - Зелинский насторожился. - Да, я знаю, раньше ВАК требовал акты внедрения, экономический эффект… Но, по-моему, сейчас это отменили. Экономика сейчас другая.
- Да, экономический эффект отменили, - подтвердил Тимухин, - но акт о практической значимости все равно требуют.
Он опять раскрыл папку и вновь ее закрыл. «Что там у него? - спросил себя Зелинский. - Небось Ванина диссертация. Что ж он мнется? Показал бы!» Тимухин молчал.
- Знаете что, Сергей Сергеевич! - произнес он, чтобы как-то сдвинуть разговор с мертвой точки. - Давайте мы заслушаем Ваню в институте. Через пару недель весь народ соберется, организуем семинар…
- Я думаю, это не имеет смысла, - возразил Тимухин. - Он плохо выступает, зачем этот цирк устраивать? Тем более, что результат очевиден. - Тут он вдруг решился и подвинул свою папку в сторону директора. - Я принес диссертацию. Может, лучше вы ее просто прочтете?
Он встал, взял папку и положил ее прямо перед Зелинским.
- Я очень извиняюсь! У вас, конечно, много других дел. Но надо что-то придумать. Анна Трофимовна на меня надеялась, а я вот ее подвел.
Виктор Андреевич раскрыл папку, прочел название: «Исследование свойств металлических сплавов, подвергшихся воздействию наносекундных электромагнитных импульсов». «Понятно! - подумал он. - Все то же открытие, продолжение работы Эрика».
Он поднял взгляд на Тимухина, который по-прежнему стоял у стола.
- Если можно, в двух словах: что вы ожидали получить и что получили?
- Ожидали, что свойства улучшатся после воздействия импульсов, а они почти не изменяются. А некоторые даже ухудшаются.
- А что значит: улучшаются и ухудшаются? Какие критерии?
- Ну, знаете… У каждого материала есть так называемые эксплуатационные характеристики: твердость, упругость, прочность и так далее. С этими характеристиками их и используют. Если, например, от материала требуется твердость, то добиваются повышения твердости. Если нужна прочность — добиваются повышения прочности. Вот мы и надеялись, а получилось — ни туда, ни сюда.
- Ладно! - кивнул Зелинский. - Я посмотрю. Приходите через недельку. Лучше — вместе с Ваней. А Анну Трофимовну пока не огорчайте. Безвыходных положений не бывает, что-нибудь придумаем.
Тимухин поблагодарил, неловко поклонился и ушел, осторожно притворив за собой дверь. «Смешной человек! - сказал себе Зелинский. - Как можно так жить? Всех бояться, всем кланяться!»
Следуя своему обычаю не откладывать в долгий ящик дел, с которыми к нему кто-либо обращается, он отложил в сторону работу над книгой и занялся диссертацией Ивана Соловьева.
Диссертация как диссертация. Все есть: постановка задачи, обзор, описание методов и аппаратуры, результаты и обсуждение. Есть и выводы. Ладно, будем читать, будем думать.
Однако сразу через неделю встреча с Тимухиным и Ваней не смогла состояться. Как раз в этот день в институт нагрянул Пеструшин. Именно нагрянул. Гневный, как грозовая туча.
Зелинский принял его в своем кабинете, директорское кресло не предлагал, уселись они напротив друг друга, за длинным столом, упиравшимся в виде ножки буквы «Т» в директорский стол, вроде как на равных. Беседовали тет-а-тет.
- Виктор Андреевич, что же происходит? - с места в карьер начал Пеструшин. - Мы с вами вроде обо всем договорились, а ваши сотрудники пишут в Президиум и в Академию петиции, свару устраивают!
- Вы имеете в виду нашу молодежь? - спросил Зелинский, поняв, о чем идет речь.
- Именно! Но всем понятно, что за молодежью стоят люди постарше, и вы, конечно, их поддерживаете. Как это понимать?
- Семен Олегович, поверьте! Я их не поддерживал. Но и запретить им выражать свое мнение не имел права. Каждый человек вправе иметь свое мнение. А что касается меня, договора с вами… - Зелинский сделал паузу, мысленно набрал в грудь воздуха, рука потянулась к сабле. - В сложившейся ситуации, когда вы решили своей резиденцией сделать не Комсомольск, а Хабаровск, я вынужден заявить, что такой вариант я считаю ошибочным. То есть, нам, Институту материаловедения, это все равно, а вот комсомольчане, по нашим сведениям, как раз против. Они считают, что директор должен сидеть у них, и в первую очередь руководить машиноведческими работами.
Пеструшин уставился на него своими выпуклыми, телячьими глазами.
- То есть вы против объединения?
- В данной ситуации — против.
- Знаете, Виктор Андреевич, я собирался назначить вас своим заместителем по Хабаровску. Теперь я в этом засомневался. Придется подобрать другую кандидатуру.
- Я понимаю, - улыбнулся Зелинский. - И даже догадываюсь, что это будет за кандидатура.
- Мне очень жаль, что мы не сумели понять друг друга.
- А по-моему наоборот: мы как раз поняли друг друга, - возразил Зелинский. - И если хотите, я предскажу наше с вами будущее.
- Даже так? Интересно услышать.
- Академиком вы не станете. Не тот масштаб личности. Так и увянете в член-коррах.
- Вот как? А вы? Вы станете?
- Я и не собираюсь. Для меня это не критерий успеха. Я уйду в рядовые научные сотрудники и буду спокойно работать, решать задачки, которые кроме меня никто не решит. Если не в Хабаровске, то в какой-нибудь иной точке нашей Родины.
- Ну, это мы еще посмотрим. Во всяком случае, вопрос об объединении уже решен, осталось только формально утвердить его на ближайшем заседании Президиума. - Пеструшин слегка потускнел, гневный блеск в его глазах притух. - И все-таки жаль, Виктор Андреевич, что вы пошли вспять. Вы хороший специалист, я думал, мы с вами сработаемся.
- Ничего не поделаешь, Семен Олегович! - опять улыбнулся Зелинский. - Не всегда все получается так, как планируешь. Но, как говорил великий Лейбниц, все к лучшему в этом лучшем из миров!
- Да? - Пеструшин посмотрел недоверчиво. - Он так говорил?
- Именно так и говорил. Умный был человек!
На этом они и расстались — без чая, без коньяка, без вызова такси.
Буре и Окунёва (Татьяна Георгиевна тоже уже вернулась из отпуска) тут же приступили к директору с расспросами.
- Рубикон перейден, мосты сожжены! - с пафосом самоубийцы заявил им Зелинский. - Я сказал ему, что мы категорически против варианта, при котором он сидел бы здесь, в моем кресле. Он ответил, что в таком случае ему придется поискать другого зама вместо меня. На этом мы разошлись, пообещав прислать друг другу своих секундантов.
- М-да, в черном юморе вам не откажешь! - усмехнулась Любовь Марковна. - А не погорячились ли вы? Мы могли бы еще потянуть время.
- Он сказал, что вопрос решен, и постановление о нашем объединении будет принято на ближайшем Президиуме.
- Ну что ж, - сказала Татьяна Георгиевна. - Тяни не тяни, а исход очевиден. Так что, может, оно и к лучшему. По крайней мере, не будем уже ничего гадать, а будем иметь новую реальность и жить в ней. - Став доктором наук, она сделалась уверенней в себе и в своем будущем. - Как там говорил ваш любимый Лейбниц, Виктор Андреевич? Все, что ни делается, делается к лучшему?
- Примерно так, Татьяна Георгиевна, - кивнул Виктор Андреевич. - Именно так я сказал Семену Олеговичу в конце нашей встречи.
Любовь Марковна вздохнула.
- А евреи говорят: «Если какая-то гадость может произойти, она обязательно произойдет».
- Это не евреи говорят, - возразил Зелинский. - Это первый закон Мэрфи.
- Так Мэрфи был-таки, конечно, евреем!
Тут и подошли Тимухин с Ваней Соловьевым. Виктор Андреевич почувствовал, что сейчас он не сможет толково с ними побеседовать, не то внутреннее состояние, извинился и попросил их придти завтра. А сам вернулся к уже прочитанной им диссертации и просмотрел ее еще раз.
- Ну что ж! - сказал он на следующий день, поутру, когда диссертант и его руководитель сидели в его кабинете и смотрели на него, как смотрят кролики на удава, собирающегося их проглотить. - По-моему, страха нет! Диссертация не так уж плоха, и ее вполне можно защищать.
Ваня оживился, взгляд его стал осмысленным, в нем появилась здоровая искра. Тимухин посмотрел недоверчиво, настороженно.
- Да, - повторил Виктор Андреевич, - эту диссертацию можно выносить на защиту. Конечно, ее надо существенно переработать, изменить постановку задачи и выводы. Но самое главное — надо изменить название научной специальности.
Тимухин чуть ли не стойку сделал — как ее делает охотничья собака, почуявшая странный, непонятный запах — то ли это от дичи пахнуло, то ли с лесной свалки принесло.
- Я предлагаю защищать ее по специальности «физика конденсированного состояния», то есть по физ-мат наукам, а не по техническим.
Ваня еще более оживился.
- То есть я буду кандидатом физико-математических наук, а не технических? - спросил он с плохо скрытым восторгом.
- То есть как это? - еще ничего не поняв, спросил Тимухин. - Как вы себе это представляете?
- Очень просто. Ваня, пардон, Иван Васильевич, провел достаточно грамотное исследование, изучил как влияет наносекундное излучение на свойства сплавов, описал, как оно влияет, выяснил, в каких случаях оно влияет существенно, а в каких - не очень. Свойства он изучал вполне физические: плотность, твердость, термоупругость, электропроводность. Воздействие наносекундных импульсов на эти свойства до него никто не изучал. Так что диссертация по физике конденсированного состояния налицо, надо лишь ее под этим соусом переработать и — вперед! -
Зелинский посмотрел на Ваню и улыбнулся ему одобряюще.
Ваня посмотрел на своего руководителя. Тимухин не был готов к такому повороту, но тут же взял себя в руки.
- Но тогда я не смогу быть научным руководителем, - произнес он не очень уверенно. - Может быть, вы возьметесь?
- Не возьмусь, - качнул головой Виктор Андреевич. - У меня с Иваном и работ совместных нет, да и руководили им вы! Вы и дальше должны его вести.
- Но я же доктор технических наук, а не физ-мат! - возразил Тимухин. - ВАК не пропустит!
- Пропустит. В виде исключения такое допускается. Главное, чтобы диссертационный совет принял, а тут уж я постараюсь.
- Может, все-таки, возьметесь? - повторил Тимухин. - Все-таки, надежнее будет. А вам в послужной список еще один защищенный кандидат пойдет.
- Послужной список у меня и без того достаточный, даже доктор у меня уже защищенный есть, из моих владивостокских учеников, а научным руководителем должны быть вы. Я думаю, и Ваня такого же мнения. Как, Иван?
Иван радостно кивнул. Он, конечно, и на Зелинского согласился бы, ему бы защититься, маму порадовать. Особенно, если по физ-мат наукам!
- Я думаю, месяца вам хватит, тут чисто редакторская работа, дополнительных экспериментов проводить не нужно. А потом Иван выступит у нас на Ученом совете, и вперед, с песней!
Дня через три, а может и четыре, Любовь Марковна с каким-то загадочном выражением на лице сказала Зелинскому, что его приглашает для беседы академик Мурахвер, директор Института экономики. Зелинский удивился, но пошел.
С Мурахвером, официальным распорядителем здания, в котором на правах какой-то странной, по сути бесправной аренды располагался Институт материаловедения, Зелинский за время своего директорствования общался немного. Фактически, это общение сводилось, в основном, в том, что они иногда случайно встречались в вестибюле и здоровались. Правда однажды Зелинский от академика чуть ли не выволочку получил. Сотрудники Мурахвера, сидящие в комнате, расположенной над лабораторией Лабуховой, пожаловались ему на неприятные химические запахи, и Мурахвер резонно попросил Зелинского с этим разобраться и запахи ликвидировать. Виктор Андреевич провел инспекцию и увидел, что вытяжная труба, выводящая запахи из лаборатории наружу сквозь стену, коротка и доходит только до второго этажа, как раз под окно жалобщиков-экономистов. Он тут же поручил главному инженеру Обоймину удлинить трубу, вывести ее аж на крышу, что и было сделано в течение нескольких дней. Однако жалобщики не успокоились, им все равно пахло! Мурахвер пригрозил, что вообще запретит Институту материаловедения химические работы, как в свое время запретил держать в здании рентгеновскую установку ДРОН. Зелинский на это ответил, что в таком случае он вызовет официальную метрологическую службу, и она покажет, что никакого превышения содержания вредных веществ в конмнате у экономистов нет. В этом он был уверен. Наверное, Мурахвер тоже был в этом уверен, поэтому он отступился, и Наташа Лабухова могла спокойно работать дальше. Чем теперь недоволен академик? О чем он хочет поговорить с опальным директором?
Мурахвер принял его с довольно радушной улыбкой, хотя чаю и не предложил, подчеркнув тем самым сугубо деловой характер разговора.
- Виктор Андреевич, вы знаете, что на следующей неделе состоится заседание Президиума, на котором будет рассматриваться вопрос слияния вашего института с Институтом машиноведения? - спросил он.
- Слияния или присоединения? - задал вопрос Зелинский.
- Это не принципиально. Принципиально то, что вы уже не будете самостоятельным институтом, а директором объединенного института станет Семен Олегович Пеструшин.
- Но может быть, Президиум отклонит такое решение? - на всякий случай высказал предположение Зелинский. - Всякое в этой жизни бывает.
- Не отклонит. Заседание будет выездным, состоится в Петропавловске-на-Камчатке, там будут только нужные Ладонникову люди. Вы наверное знаете, я никогда Ладонникову не поддакивал и не буду поддакивать, и я буду голосовать против. Я не знаю, может быть, в этом объединении действительно есть большой смысл, я в технике ничего не понимаю. Но я знаю вас и знаю Пеструшина. Если бы общим директором назначали вас, я бы голосовал за. Мне нравится, как вы руководите институтом, мне известны отзывы о вас от специалистов, вы потянули бы и объединенный институт. А Пеструшин… Он как Главный ученый секретарь ничего не делал и как директор ничего не будет делать, все развалит.
- Тут я с вами согласен, - кивнул Зелинский. - Я и Пеструшину примерно так сказал.
- Вы полетите в Петропавловск?
- Конечно.
- А то ведь они и без вас этот вопрос решат.
- Полечу. Думаю, мне дадут там слово.
- Я постараюсь, чтобы дали. Но имейте в виду, что бы вы не сказали, вопрос будет решен так, как он уже решен. Мой единственный голос против ничего не даст, будьте к этому готовы.
- Я к этому давно готов. А ваш голос действительно будет единственным?
- По-видимому, да.
- А Борис Вульфович будет на этом Президиуме?
- Наверное, нет. Он сейчас в Москве.
- Ладно, - сказал Зелинский вставая, поняв по выражению лица хозяина кабинета, что аудиенция заканчивается. - Спасибо за поддержку. Ваша поддержка для меня много стоит.
Выйдя от Мурахвера, он задумался. Конечно, исход надвигающихся событий был ему очевиден. Но то, что Ладонников вынес вопрос о слиянии институтов на выездное заседание, говорило о многом. В частности, о том, что тогда, когда были назначены выборы, он не был уверен в положительном для него исходе, не чувствовал, что контролирует большинство в Президиуме, решил подстраховаться, пойти навстречу Пеструшину, отменил выборы. А сейчас все рассчитал, все предусмотрел… Неужели, в самом деле, ему так важно перебороть строптивца Зелинского, эту неуступчивую белую ворону? Академик! Согласно Устава Российской академии действительными членами РАН избираются люди, сделавшие «выдающийся вклад в науку». Зелинский как-то покопался в интернете, просмотрел научные труды Ладонникова… Не увидел он там «выдающегося вклада», обыкновенные, добротные работы, ничем не лучше работ других ученых, неакадемиков, в том числе и работ самого Зелинского. Обыкновенный, рядовой доктор наук, никакой не академик. А вот сумел! Носил, видать, за кем-то портфель, открывал перед кем-то двери… Увы, таких в Академии легион! Что сделалось с Академией? Куда она идет? Куда придет?..
За день до отъезда Зелинский позвонил Коровину. Он не собирался обращаться к нему за помощью, не верил в нее, просто спросил, собирается ли Иван Степанович лететь в Петропавловск. Может, и он там проголосует против, составит компанию Мурахверу. Коровин ответил, что не полетит, так как прямо сегодня вечером улетает в Москву. Умер его шеф. Зелинский выразил соболезнование, а сам подумал: «Как же теперь ты будешь жить, бедолага? Без всесильной, мохнатой московской руки! Ой-ей-ей!»