Облака сложились в огромного двугорбого верблюда и замерли на ледяном небе.
Короткая шубка расстегнута и не согревает. Мысы черных полусапожек сложены вместе. Некрасивые коленки обнажены леопардовым мини. Изо рта пар и дым. Через полуоткрытую дверь, ведущую в подвал, слышится музыка и блестит фиолетовым и красным. Громкий пьяный смех быстро поднимается по лестнице и к выходу, через дверь – те, кому удается сбежать, останавливаются рядом с ней. Молодой блондин, тощий и, кажется, беззубый, попросил закурить. Она вздрогнула и развернулась навстречу фонарю, подвешенному к входной двери. Усталая женщина с азиатскими скулами и черными раскосыми глазами. Лошадиные черные волосы, густые и крашеные в рыжий. Смуглое лицо замалевано красками.
Ты чего от меня шарахаешься, красавчик? Я не из фильма ужасов. Horror! Horror, знаешь такое? – она злобно скалилась и нарывалась на скандал. По-лошадиному потрясывала головой. – Ты девственник!
За барной стойкой, из пещеры выглядывали змеиные темные глаза. Татуировки на крупных полноватых руках, венок из хвостиков грызунов на голове, злая коричневая кожа впритык к огромному квадратному черепу.
Одну водку! – глаза вылезли из укрытия, обнажились ярко белоснежные зубы. Гортанный язык, ловкие движения, нескольких пальцев не хватало на руке, дзинь-дзинь, водка-водка уже на замызганном жестяном подносе.
Костел. Сиденья из коричневого дерева. Яркий свет. Шепчет орган. Священник, седой, голубоглазый, о чем-то страстно ее уговаривает. Она молодая девушка, русые волосы, стройная, но широколицая, большеглазая, зеленоглазая. С копной веснушек на щеках. Кажется заплаканной. В старой и уютной одежде. Свитере и джинсах, за спиной черный тряпичный рюкзак. Мужские ботинки, грузные, на ногах. Ее зовут Анна. Она всхлипывает и сквозь всхлипывания рассказывает что-то батюшке. Они говорят по-польски. Батюшка горячится. На лбу выступают вены. Глаза блестят, страстные. Есть в этой сцене и боль и чистота. Женская чистота.