29. Хакан умер. Да здравствует хакан! http://proza.ru/2021/01/17/749
Часть III
30. Тревожные ожидания
- Дружнее, дружнее, братья, - провозгласил с полуюта кормчий, - время к вечеру. Город близко. Или не наскучило ночевать в палатке?
Гребцы налегли на весла. Легкая ладья стремительно заскользила по речной глади. Небольшой островок в устье Ужалы остался позади. Было хорошо видно, как следом за первой лодкой огибают стрелку и выходят на простор Славоны другие.
Гоннар глубоко вздохнул. Оглядываясь по сторонам, он видел те же берега, что и пять месяцев назад. Вдоль левого пологого берега тянулись низкие, заливные луга, лишь кое-где среди кустов поднимались высокие исполины-дубы. Справа по меловому косогору взбирался к вершине густой сосновый лес. Начало осени почти не ощущалось. Днем солнце жарко припекало, словно в мае. На голубом небе не было видно ни облачка. Леса стояли зеленые. Но листья кленов и берез кое-где уже тронуло золото, да ярко алели на фоне чернолесья осины.
Было приятно вновь оказаться на просторе. Казалось бы, не так уж и много времени провел Гоннар на севере. Сколько минуло после похорон Велемира? Чуть больше двух месяцев, а как резко переменилась его жизнь! Вместо бескрайней степи густой сумрачный лес, вместо величественных горизонтов, узкие дорожки, которые вьются сквозь лесную чащу по берегам медленных лесных речек и болот. В десяти шагах уже ничего не разглядеть сквозь густую зеленую завесу. Над головой вместо голубого неба – вершины лесных великанов, и лишь кое-где, среди множества переплетающихся ветвей мелькнет на мгновение клочок голубого неба.
Да и сам Куябанд – стольный город Годамира – хотя и был лишь немногим моложе столицы, очень мало походил на шумный и многолюдный Велигард. За прошедшие века местные земледельцы сумели отвоевать у леса некоторое пространство под свои поля. Лесная чаща отступила от городских стен на милю или полторы, но за этой границей владения человека заканчивались и начиналось безраздельное царство всякого лесного зверья, водившегося здесь в огромных количествах.
Среди подданных Годамира совсем не было вонгларов или тумашей, да и ворангов в его окружении насчитывалось не так уж и много. Почти вся ближняя дружина конунга происходила из числа местных склавов и айстов. Их хересиры проживали обычно в небольших городках и рубленных крепостцах по берегам речек и ручьев, впадающих в Ужалу. Добираясь до них, Годамир обычно предпочитал лошади ладью. За два месяца, что Гоннар провел на севере, он участвовал в нескольких таких поездках. Плыли обычно два или три дня. Лента реки тянулась между зеленых лесных стен словно по дну ущелья. Иногда, когда по пути попадалось лесное озеро, берега расходились, и тогда к Гоннару возвращалось ненадолго уже наполовину забытое им ощущение простора.
Куябанд поначалу показался молодому воронгу сонным и провинциальным. В первый же день по прибытии он обошел его весь вокруг по стене (на это ему потребовалось примерно полчаса быстрым шагом). Сквозь бойницы видел он теснившийся к стенам небольшой ремесленный посад, крестьянские поля, покрытые колосившейся рожью, две или три небольших деревни, а за ними – сплошную стену темного леса. Когда же взор его обращался внутрь городских укреплений, ему открывалась вереница остроконечных крыш, крытых темным тесом. Дома были добротные, двухэтажные, срубленные из толстых дубовых бревен. Все улицы и даже переулки в Куябанде были вымощены такими же добротными деревянными мостовыми. Сами жители – невысокие кряжистые склавы, немногословные и основательные, удивительно вписывались в общую атмосферу. Люди здесь, как мог вскоре убедиться Гоннар, были богатые и оборотистые. Многие, даже знатные хересиры, вели прибыльную торговлю с фрязами, заводили ловища и пасеки, плавили железо, держали оружейные мастерские, выращивали рожь, разводили скот. Меха, воск, кожи, местные мечи и кольчуги находили хороший спрос за границей. В гавани у городских стен всегда стояли купеческие корабли, на торгу бывало людно и шумно.
Хотя никаких видимых угроз для затерявшегося среди бескрайних лесов Куябанда не существовало, никакого небрежения военными делами Гоннар не заметил. Городские укрепления – рвы, стены, башни – все было в образцовом порядке, стража зорко следила за всеми приезжими, любые своеволия и беспорядки пресекались незамедлительно.
Ивор и Гоннар поселились вместе – заняли просторную комнату на втором этаже большого купеческого дома. После Тумаша с его вечными тревогами и дозорами, служба в Куябанде не казалась особенно обременительной. Оставалось достаточно времени на пиры и охоту. Однако подлинного покоя не было и не могло быть. Мысли Гоннара, как и многих других, постоянно возвращались к тому, что произошло в Велигарде – к внезапной, таинственной смерти хакана Велемира и к избиению посольства Бахмета. Эти страшные и спонтанные события без преувеличения поразили всю страну. Слишком резко оборвали они предшествующий ход событий. Все понимали, что ранение и пленение Бахмета не могли остаться без ответа со стороны Кульдюрея. И то, что ответ этот не был получен сразу, незамедлительно делало ожидание еще более тревожным.
К этому надо прибавить последовавшую за кончиной Велемира смену власти. Вместе с хаканом Осломыслом к управлению страной пришло много новых людей, круто изменивших политику. О походе против Трума больше не вспоминали. Всякие официальные отношения со степью были прерваны. От проезжающих купцов до Куябанда с далекого юга доносились только отрывочные вести. Но вести эти были грозными. Говорили, что два могущественных хана кунов – Тюпрак и Кульдюрей забыли о многолетней вражде, что между ними установились самые тесные отношения, и цель этих отношений была одна – беспощадная месть Склавии. Говорили так же, что к союзу пристали другие ханы кунов, даже те, чьи кочевья находились в месяце пути от границы. Произошло неслыханное событие, какого не бывало испокон веков – вся степь готова была забыть о внутренних распрях ради общей внешней войны. Следствием этого стало оживленное внутреннее движение. Кунские вежи снимались с места и отходили подальше от границы, а к рубежу Склавии, напротив, стекались со всех сторон все новые и новые отряды вооруженных всадников. И во главе всех этих сил стояли Тюпрак и Кульдюрей.
Слухи эти будили в сердце Гоннара сильную тревогу. Не с чужих слов знал он обычаи Порубежья и понимал, что война, о которой здесь на севере говорят пока как о чем-то грядущем, для жителей Тумаша, уже давно началась. Бурный человеческий океан явился вдруг у пределов страны. Грозные волны его не могли пока преодолеть порубежных укреплений, но с каждым днем напор их становился все сильнее. Можно было с уверенностью предсказать, что близок день, когда оборона в том или ином месте окажется прорванной, и тогда весь этот жестокий и буйный океан разольется по Сарычанскому полю, докатится до стен самого Велигарда. Что тогда станется с Чернавой, Славятой, со всеми теми, с кем он успел свести знакомство в минувшее лето? Мысли эти не давали Гоннару покоя. Он понимал, что грядет большая жестокая война и знал, что война эта его не минует.
Не только степь собиралась с силами. Бескрайние лесные просторы Склавии тоже были охвачены движением. В дополнение к тем тысячам воев, которые уже оказались на юге в связи с ожидавшимся походом на императора, окраинные лесные племена высылали в Велигард новые и новые отряды. Немалая часть из них спускалась к Словоне по Ужале. Наблюдая изо дня в день за рекой, юный воранг отмечал про себя, что последние две или три недели поток кораблей по ней заметно увеличился. Какие-то из них проплывали мимо Куябанда без остановки, но большинство задерживалось здесь на несколько дней. В гавани стало тесно от пришвартованных и вытащенных на берег ладьей, заметно прибавилось народа на улицах, в корчмах и возле купеческих лавок. Да и ремесленники в своих мастерских начинали работу еще до восхода, стараясь исполнить в срок все срочные заказы.
В немалой степени виновником всего этого оживления был конунг Годамир. Гоннару было известно, что на первой встрече с Осломыслом, сразу после похорон Велемира Годамир убеждал нового хакана в необходимости сохранить мир с Кульдюреем. Он готов был и сам отправиться в степь для переговоров, невзирая на ярость кунов и их коварство. Однако мнение это не нашло поддержки на совете, собранном Осломыслом. Тон на нем задавали новые люди из дружины хакана и прежде других Сарычан. Ярл Ингельд и другие, старавшиеся до этого крепить союз с Кульдюреем, вмиг лишились прежнего влияния и большей частью отмалчивались. Осломысл охотно внимал советам своих советников. Многие полагали (и не без основания), что причиной тому была его скупость. Замирение со степью обошлось бы новому хакану в немалую сумму. Ведь дары надо было посылать теперь не только вождям, но и каждому мелкому хану, явившемуся под общие знамена с несколькими сотнями своих джигитов. Однако Осломысл явно был не готов вот так вдруг расстаться со значительной частью своих богатств. О том, что новый хакан любит деньги, его подданные узнали вскоре после его восшествие на стол. Во все дальние земли из столицы тотчас разъехались Осломысловы тиуны и счетчики. Добираясь до самых дальних племен, они бойко брались за дело, пересчитывали все сохи и дома, упорно добивались уплаты старых недоимок и возвещали о новых податях, которые взымались мехами, воском, медом, зерном, а то и звонкой монетой. Все это, конечно, не могло нравиться людям, и не прибавляло Осломыслу популярности.
Оказавшись на совете в меньшинстве, Годамир не пожелал оставаться в столице и сразу засобирался на север. Единственное, чего ему удалось добиться так это обещания не казнить плененного Бахмета. Впрочем, даже самые яростные и непримиримые враги кунов понимали, что в сложившихся обстоятельствах живой Бахмет представляет гораздо большую ценность, чем мертвый. В грядущих переговорах он мог стать выгодной разменной картой. Сын Кульдюрея, которого большинство горожан продолжало считать коварным отравителем, целую неделю находился между жизнью и смертью. Но поскольку его лечили лучшие лекаря (один трумский и два фрязских) недуг понемногу отступил. И теперь, как было известно Гоннару, молодой хан шел на поправку.
Прибыв в Куябанд, Годамир развернул бурную деятельность. То и дело конунг отправлялся в путь, чтобы участвовать в небольших тингах, на которые съезжались хересиры окрестных земель и вожди дальних племен. Уговорами и понуждениями он добивался от склавской и айстской знати новых воев, лошадей, оружия и кораблей. Дело это продвигалось не без труда. Хересиры говорили, что уже и так помогли хакану, снарядив для похода в Трум немалые силы, причем сделали это в ущерб себе и своим землям, так как принуждены были отрывать людей от полевых работ и облагать население обременительными поборами. И если дальний поход, суливший хорошую добычу, привлек большое число добровольцев, то для войны на рубеже, таковых ожидалось намного меньше. Но Годамир возражал, что новая война гораздо опаснее и касается их сильнее, чем они предполагают. И напрасно некоторые надеются отсидеться в своих глухих лесах. В случае поражения Осломысла ее вал докатится до самых дальних пределов Склавии. Разве не видел Велигард под своими стенами орды вонгларов? А куны, если на то пошло, гораздо сильнее и опаснее. Так не лучше ли всем вместе сдержать врага, на дальней границе, чем ждать его потом поодиночке в своих домах? Доводы конунга оказывали свое воздействие. Пусть с ворчанием и оговорками, хересиры собирали своих людей, седлали коней, снаряжали суда и отправлялись в путь. Гоннар знал, что послы конунга добрались даже до его родины, до далекой Арусы, откуда в Склавию прибыло несколько сотен хороших воинов.
Теперь и они вливаются в этот общий поток. Собрав силы, дружина Годамира возвращалась в Велигард.
31. Друзья после разлуки http://proza.ru/2021/09/29/384
«Заповедные рубежи» http://www.proza.ru/2013/07/08/294