Нет, сегодня не день рождения Виктора Степановича Пастернака, видного государственного деятеля советского периода. Он родился 4 января 1931 года. Это один из братьев моей мамы, урожденной Пастернак, в замужестве Щербаковой Александры Степановны. Но сегодня день рождения старшей дочери Виктора Степановича Гали. Ей сегодня исполнилось… Впрочем, о возрасте женщин не принято говорить, поэтому промолчу и я.
У Виктора Степановича было трудная судьба. Родившийся в семье крестьянина, живущего в Забайкалье, пострадавшего из-за своей жалости к родственнику и вынужденному уехать из родных мест, а потом преданному этим родственником и оказавшимся на спецпоселении на севере Хабаровского края, тогда еще в Кербинском районе, который лишь позднее был переименован в район имени Полины Осипенко. Отец дяди и моей мамы Степан Васильевич не сделал ничего криминального, просто, буду работником местного сельсовета, предупредил родственника, что его собираются раскулачивать, и тот вовремя уехал. За это собрались наказать самого Степана Васильевича, поэтому и он с женой и 4 малолетними детьми был вынужден тоже бежать в Хабаровск. И надо было такому случиться, что мой дедушка и тот родственник случайно встретились в Хабаровске. И «благодарный» родственник донес на Степана Василевича в ОГПУ, и перед тем замаячила перспектива – или пойти в тюрьму, или поехать с семьей на спецпоселение. Он выбрал второе. Как они жили, я узнал из книги самого Виктора Степановича «Воспоминания и размышления», изданной в Хабаровском книжном издательстве в 2003 году.
Без сомнения, в большой семье Пастернаков Виктор Степанович самый известный и уважаемый всеми человек. Еще бы. Сын простого крестьянина, к тому же спецпереселенца, без всякого блата последовательно, ступенька за ступенькой, поднимался по служебной лестнице, стал вначале председателем Хабаровского крайисполкома, потом заведующим отделом транспорта и связи ЦК КПСС. Ему по партийной линии подчинялись министры речного и морского флота, путей сообщения и связи. И на всех ступенях своей карьерной лестницы Виктор Степанович зарекомендовал себя как крупный организатор, прошедший серьезную производственную школу инженера на заводе «Амурсталь» в городе Комсомольске-на-Амуре, главного инженера на кислородном заводе в Хабаровске, второго секретаря Индустриального горкома партии в Хабаровске, потом последовательно второго секретаря Хабаровского горкома, обкома КПСС Еврейской автономной области, первого заместителя председателя Хабаровского крайисполкома. Именно в это время ему исполнилось полвека, и дядя Витя решил отметить этот день рождения несколько необычно. Вот об этом я и расскажу.
Понятно, что полувековой юбилей первого заместителя председателя крайисполкома собирались отметить официально, с приглашением руководителей Хабаровского края, Еврейской автономной области и города Хабаровска, где долгие годы трудился Виктор Степанович – первого секретаря крайкома партии Алексея Клементьевича Черного, председателя крайисполкома Григория Ефимовича Подгаева, первого секретаря обкома КПСС ЕАО Льва Борисовича Шапиро, председателя облисполкома ЕАО С.Т.Дувакина, первого секретаря Хабаровского горкома партии Александра Григорьевича Попова, председателя Хабаровского горисполкома Павла Леонтьевича Морозова и других ответственных работников партийных и советских, как тогда говорили, т.е. исполкомовских работников. Как там все проходило, я знаю все только в общих чертах и со слов друга юбиляра Павла Леонтьевича Морозова, который был еще на одном торжественном мероприятии юбилея, когда его поздравляли друзья и товарищи по увлечениями – охоте и рыбалке. Но это было через день после первого, самого торжественного мероприятия в столовой крайисполкома.
А на второй день уже в своей большой квартире дядя Витя организовал праздничный ужин по поводу своих именин для своих родственников – отца Степана Васильевича (мать Ульяна Григорьевна к этому времени умерла), сестер Александры, Елизаветы и Нины с мужьями, братьев Петра и Владимира с женами, и старших племянников и племянниц. Я входил в их число, но у меня не получилось отметить день рождения дяди Вити в месте с родственниками, в этот день я был на дежурстве в травмпункте, где подрабатывал по ночам. Приглашение мне пришло поздно, я не смог поменяться дежурствами, но дядя Витя нашел выход. Он пригласил меня прийти на следующий день вместе с его друзьями и товарищами по охоте. Я так и сделал.
Квартира, где собрал своих друзей дядя Витя, мне была хорошо знакома. Когда он только её получил, я участвовал в перевозке мебели с его предыдущей квартиры, которую он занимал в доме на Амурском бульваре. А его новая квартира была хоть и в старом доме, но сталинской постройки, в ней в свое время жили сотрудники спецслужб, управление КГБ по Хабаровскому краю и УВД находилось напротив П-образного дома, где дали квартиру семье Виктора Степановича.
Мне кажется, Виктор Степанович из всех родственников больше всего любил свою старшую сестру Шуру и уважал её мужа Костю, т.е. моих родителей. Он им посвятил отдельную главу в своей книге. Я приведу небольшой фрагмент из неё.
В восьмом классе я учился в средней школе прииска Херпучи, который находится в низовьях реки Амгунь, километров за 200 от села Малышевское. Старшая сестра Шура после окончания пединститута преподавала в этой школе немецкий язык. Она пригласила меня к себе, вот и решили, что я поеду к ней. Добраться туда можно было только по реке. Родители прикинули, если дадут нам мешков восемь картошки, то мы нормально перезимуем. Но как все перевести? Можно только на халке, следующей вниз, потому что пароход «Комиссар», единственный ходивший по Амгуни, в ту осень не мог пройти до П.Осипенко из-за мелководья. В октябре, в конце навигации, перед самой осенней ледовой шугой, уходил катер с баржей, увозил картошку судостроителям Николаевска-на-Амуре из нашего колхоза. В случае, если катер сядет на мель, я должен погрузить картошку на лодку, которую отец предусмотрительно мне давал, и на ней спуститься до Херпучей. Подбиралась подходящая «команда»: после отпусков возвращались в свои части четверо офицеров.
Как и предполагал отец, сначала катер, а потом и баржа, на первом же перекате сели на мель, да так, что там и зимовали. Мы решили дальше плыть на лодке. Кунгас большой, но загрузили мы его под завязку. Плыть предстояло до села Удинское, только до него смог пройти «Комиссар», там он ждал пассажиров из П.Осипенко. Проплыть нам на лодке предстояло примерно 150 километров. Мы шли без остановок, круглосуточно. У нас две пары «гребцов», они сменяют друг друга на ходу. Очень резко похолодало, мы замерзали, но боялись, что нас может догнать шуга, если мы будет делать остановки.
Прошло более полувека после того учебного года. В 2001 году навсегда ушла от нас моя старшая сестра Шура, заботу, любовь и нежность которой мы все, младшие, ощущали до последнего её дня. Больше, чем другим, её любви и заботы выпало на мою долю, потому что в самые трудные годы я был самый маленький из детей, а она – самая старшая. И такова уж, видимо, доля старших: больше всех заботится о самых младших. Тот учебный год был именно таким. Шура взяла на себя очень большую нагрузку, так как первая послевоенная зима оказалась, пожалуй, самой «голодной». Родители помочь нам (кроме картошки, которую я заморозил на лодке) ничем не могли. И бедненькая Шура на свою маленькую учительскую зарплату, отказывая себе во всем, делала все возможное (скорее даже невозможное), чтобы прокормить меня. А я в ту зиму, как назло, из маленького мальчишки вымахал в высоченного парня, которого только корми да корми.
В том же году демобилизовался из армии Щербаков Константин Иванович. Они с Шурой были одногодки. Вскоре Константин Иванович стал заходить к нам в гости, и я понял, что они друг другу понравились. Я всегда считал, что Шура самая красивая из девушек нашего поселка, потому что летом, когда она еще училась в школе, к нам в поселок приходили её сверстники из других приисков за много километров, и как бы по пути, заходили к нам.
На Херпучах так развернулись события, что Шура вынуждена была мне рассказать о том, что мой учитель по литературе в свое время учил Шуру и она своему учителю нравилась. Но, не получая от неё взаимности, он устраивал маленькие «пакости»: подчеркивал, что она слабо знает литературу, и занижал ей отметки. И вот этот самый учитель по литературе по фамилии Ванда оказался в той же школе, куда после института направили Шуру. Он – семейный человек. У него двое детей, но он снова стал оказывать самые навязчивые знаки внимания нашей Шуре. И снова, не получив взаимности, вымещал свое зло теперь на мне. Он перед всем классом подчеркивал мою «серость» в знании русского языка и литературы. Выше троек не оценивал мои ответы и сочинения. Когда я совсем отчаялся и почти поверил в свою «тупость», Шура раскрыла «секрет» такого поведения моего учителя. Она убеждала, что я не должен нервничать и обращать внимание на «злобные» выходки Ванды, а просто хорошо заниматься. Внимание Константина Ивановича к Шуре сначала возбудило прилив дополнительной злобы со стороны Ванды, потом он как-то «увял». Не знаю, что произошло. Может быть, Щербаков поговорил с ним по-мужски? Не знаю, но Ванда стал почти «нормальным».
Зимы в тех местах, где я рос, очень морозные. На улице, да еще поздним вечером, много не погуляешь. Вот и стал долгими зимними вечерами Константин Иванович засиживаться у нас. Он частенько приносил что-нибудь (как говорил: «к чаю»), а на самом деле помогал нам. Но делал это очень тактично.
Если Шуре (как она говорила) Костя только нравился, то я в него влюбился «по уши». Совсем незаметно Константин Иванович все больше и больше вовлекал меня в разговоры на темы, близкие к моим учебным занятиям. Он раскрывал новые для меня интересные оттенки тех литературных произведений, которые мы изучали на уроках литературы. Я узнавал много неизвестного об их авторах. Даже Ванда не оставил без внимания «такой поразительный прогресс» в моих знаниях, но сделал это с «подковыркой». Вот, мол, как положительно сказываются частые и долгие визиты «некоторых» демобилизованных к нашим ученикам. Хотя он и не делал никакого намека на Александру Степановну, но не только я догадывался, что Ванда просто ревнует Шуру к Щербакову.
Упомянул в своих воспоминаниях дядя Витя и меня, как самого старшего своего племянника, сына любимой сестры Шуры. Видимо, и поэтому я оказался в числе тех, кого дядя Витя пригласил на дружеские посиделки. Дядя Витя в молодости был классный спортсмен, игрок сборных Хабаровского края по баскетболу и по волейболу. Но потом после травмы он не мог играть в баскетбол на высоком уровне, и сосредоточился на игре в волейбол. Был не только ведущим игроком сборной края, но и её капитаном. Его даже пригласили на сборы, которую проводила сборная команда РСФСР перед первой Спартакиадой народов СССР в 1956 году, но по ряду причин, в первую очередь производственного характера (дядя Витя тогда работал на заводе «Амурсталь») он не смог принять участия в этих соревнованиях. Так что его товарищи по сборной команде края по волейболу составили одну часть приглашенных на эти посиделки.
Я тоже увлекался волейболом, первые шаги в котором делал под присмотром дяди Вити, когда он навещал своих родителей, а я был там на летних каникулах. Студентом медицинского института я даже однажды в составе команды ХГМИ выиграл первенство ДСО «Буревестник» Хабаровского края. Потом я был на многих соревнованиях по волейболу, которые проводились в нашем крае, и прекрасно знал товарищей дяди Вити – Льва Новикова, Володю Дубовика, Юрия Затьковского, Вениамина Черных и других. С ними он однажды выиграл первенство ДСО «Динамо» в РСФСР, а с кем-то ездил в качестве тренера сборной команды края на товарищеские игры в Японию. Сейчас это были уже солидные мужики, ставшие отличными специалистами, а кое-кто и большим начальником. Например, Зятьковский стал ректором института физкультуры в Хабаровске.
Когда Виктор Степанович перешел на партийную работу, он как второй секретарь Индустриального райкома партии постоянно контактировал с председателем Индустриального райисполкома Павлом Морозовым, другом еще со студенческих лет в институте инженеров железнодорожного транспорта. Именно тогда меня, школьника 11 класса, приехавшего на зимние каникулы к бабушке в Хабаровск, а также своего младшего брата Володю Виктор Степанович и Павел Леонтьевич учили играть в преферанс, пока мясо, которое они привезли с охоты, готовили женщины. Именно Павел Морозов (сейчас его именем названа улица в городе Хабаровске) и пристрастил дядю Вити к охоте. Это была очень серьезная физическая нагрузка, но зато такая эмоциональная разрядка после нервотрепки и сидячей кабинетной работы. Именно в эти годы появились знакомые, увлекающиеся охотой, егеря и другие люди вокруг этого увлечения. Это была вторая группа людей, которых дядя Витя пригласил к себе домой. Среди них был и Павел Морозов, который негласно стал заводилой, тамадой на этих посиделках.
К столу было подано мясо, заготовленное друзьями-охотниками и умело приготовленное ими же в помощью дочерей дяди Вити, Гали и Тани. Они же и подавали его к столу. Хватало и алкогольных напитков, но никто ими не злоупотреблял. Было весело от воспоминаний, рассказов и видимо, некоторых преувеличений о спортивных достижениях и охотничьих трофеев. Я, по большому счету, на этом празднике был с боку припеку, к тому же дежурство был тяжелым, ночь бессонной, поэтому я забился в уголок, поедал вкуснятину и помалкивал, слушая разговоры друзей дяди Вити. Вообще-то солировал Павел Леонтьевич, знающий много анекдотов и умеющий их рассказывать. Я так успешно тихушничал, что даже Галя, дочь дяди Вити, не запомнила меня в числе гостей.
Вообще эта встреча с друзьями дала такую эмоциональную отдушину в очень напряженной работе первого заместителя председателя крайисполкома, который за пять лет работы в этой должности так хорошо себя проявил, что его непосредственный начальник, председатель крайисполкома Подгаев посчитал, что Пастернак копает под него, «подсиживает», в чем публично обвинил моего дядю. Тот вспылил, ушел с совещания и написал заявление с просьбой освободить от занимаемой должности. Об этом стало известно первому секретарю крайкома партии Черному, он переговорил с Подгаевым, и Григорий Ефимович в тот же день в присутствии тех же «свидетелей» извинился перед дядей Витей, высказал просьбу забыть случившееся. Он еще два года после этого проработал председателем, но достигнув пенсионного возраста, ушел на пенсию, и мой дядя был избран председателем крайисполкома. Об этом дядя Витя написал в своей книге. Её можно прочитать в краевой научной библиотеке, которая, правда, сейчас немного по-другому называется. Но располагается все там же, в доме Плюснина на углу Комсомольской площади и улицы Муравьева-Амурского.
Но я забежал вперед года на три. Пока же мужики вспоминали свою молодость и те интересные случаи со спортивных соревнований и охоты, рыбалки (дядя Витя был большой любитель половить на удочку, почти каждое воскресенье летом он брал своих дочек и ехал на рыбалку, благо мы жили рядом с великим Амуром и его притоком Уссури). Так что мест, где хорошо клюет рыба, вокруг Хабаровска хватало. И об этом говорили мужики, которых я внимательно слушал, подремывая в удобном кресле в уголке после обильной трапезы.
Было 6 или 7 января, на улице мела поземка, никому не хотелось выходить на мороз, но хозяевам, которые за два дня празднования юбилея изрядно устали, надо было отдыхать, поэтому гости потихоньку, а кто по-английски, стали покидать гостеприимную квартиру Виктора Степановича. Ушел и я, благо рядом с домом, где жила семья Пастернаков, была конечная остановка автобуса 25 маршрута, на котором я доехал до 19 школы и потом пешком пошел к своему дому, где за полтора года до этого получил квартиру от больницы. Шел и вспоминал, и соратников дяди Вити по спортивным аренам, и друзей по увлечению охотой. С некоторыми из них мои пути еще не раз пересекутся, и тогда мы будем вспоминать тот день рождения моего дяди Вити.
А на заставке фотография трех братьев Пастернак. Слева самый младший Владимир, в центре самый старший из братьев и третий ребенок в семье Петр, а справа – Виктор, он четвертый ребенок в большой семье Пастернаков. Фото сделано примерно в эти годы, о каких написан мой рассказ-воспоминание.