ПРИШЛА БЕДА – ОТВОРЯЙ ВОРОТА! – гласит русская пословица.
Именно у ворот нашего дома (вернее, в квартире у ворот) и случилась беда – умерла соседка.
Казалось, в пору пандемии сообщением о смерти никого уже не удивишь. Но наше удивление переходило в изумление и даже полное неверие в случившееся - небылица, гром среди ясного неба! Привычное «после тяжёлой продолжительной болезни» - не наш случай: ещё неделю назад она была жива-здорова и весела. И по возрасту ещё не в группе риска. И никто во дворе даже не слышал о её болезни! Но ковид – коварен, к тому же, особо пристрастен к непривитым: подкравшись в виде банальной простуды, вдруг ужесточился, и на третий день госпитализации человека не стало. Медицина оказалась бессильной.
Валя Ершова (с годами ставшая Валентиной Николаевной) была доброжелательной и просто доброй. Большой, как её душа. Добродушие – характерная черта поваров. Именно в этом качестве и работала она в Елисаветинском мужском монастыре, что на нашей Балашовке. И была вовсе не рядовым специалистом в своём деле - слыла большим профи в выпечке пирогов и прочих вкусностей. Не раз летними вечерами на общедворовых посиделках в беседке, увитой диким виноградом, щедро угощала нас своими обалденными пирожками. Помнится, в былые времена для общего времяпровождения ниже беседки стоял столик, за которым офицеры запаса (мой папа Григорий Константинович и Андрей Исаевич, отец Шуры, - светлая им память! - сражались в шахматы. Гражданские лица предпочитали домино. На этом месте теперь разросся пышный куст кампсиса (лиана, чаще называемая текомой).
Наш двор, где в 50-е идиш легко вплетался в суржик, был всегда многонациональным и разношерстным по возрасту, культурному и образовательному уровню. Но, как известно, соседей не выбирают; и совместная жизнь всегда находит точки соприкосновения, даже иногда переходящие в дружбу.
-- Заходи ко мне, - звонила Валя.
-- Зачем?
-- Надо поговорит
И мы говорили обо всём, вплоть до политики. Социальная несправедливость - вот что больше всего волновало Валю! Перед моим уходом соседка нагружала меня, чем могла.
-- Возьми, хоть пару луковиц, - уговаривала она меня.
Шутя, я учила Валю, в каком количестве надо делать подарки: не кратное двум («быть в паре»), а кратное трём («биться, ссориться, мириться»). Хлебосольная соседка смеялась.
Вообще Валя была человеком ироничным, с большим юмором. С приятным и очень женственным голосом. «В молодости была очень симпатичной», - поведал мне её бывший сосед по дому на Тарковского, где раньше жила семья Ершовых.
В нашем доме Ершовы поселились давно – лет 40 назад. Но в последнее время после смерти мужа Паши Валя жила одна. Хотя одинокой себя не чувствовала – она ведь работала. Да и семья сына приходила/приезжала к ней ежедневно. Должно быть, в своём продолжении - сыне Серёже и внуке Никите - Валя и видела смысл и радость жизни. Да и как их было не любить! Я и сама влюблена в эту молодую семью. Сколько интеллигентности и женского обаяния в её невестке Наташе! А какая инженерная смекалка и золотые руки у Серёжи, давно заслужившего всеобщую любовь нашего (увы, стареющего) двора. Неудивительно – он ведь единственный мужчина на весь дом! Всё лучшее от родителей взял и Никита. Только сейчас, глядя на фото улыбающейся Вали, я заметила её удивительное сходство с внуком. С его лукавой улыбкой.
Но сейчас они не улыбаются – плачут…
Невосполнимая утрата. Лавина новоявленных проблем. Ломка жизненного стереотипа.
Мы тоже скорбим вместе с ними, повторяя со слезами высокие, но ставшими
в последнее время привычными, слова: «Прости и прощай!», «Светлая память!» и «Царство Небесное рабе Божией Валентине!».
И хочется здесь напомнить строки Афанасия Фета - живые, не затёртые временем слова:
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем
И в ночь идёт, и плачет, уходя.
Да, свеча догорела... Но весной снова зажжёт свои огненные колокольчики роскошная текома, посаженная Валей, а в маленьком, игрушечном пруду возле ворот заплещется золотая рыбка. И не одна. А значит, жизнь продолжается!