КРЫШЕЛОВ И ТЁТЯ ЮМ
Сказка Витюхи Владимирова,
детского поэтского писателя с детских поэтских лет.
в двух частях
ученика 5 Б класса
6-ой средней школы
1900 какого-то года обучения
1.КРЫША ДОМА
В глубоком детстве я жил в доме, который возвышался над всеми домами вокруг, в квартире под самой крышей. И ловил все звуки, которые доносились оттуда, с этого оцинкованного музыкального чуда: шаги трубочиста, шаги и громыхание загорающей на крыше тёти Шуры, птичий топот, конский храп (видимо той же тёти), барабанные палочки дождя, захлёбывающиеся ручьи воды, хлопанье оторвавшейся жести, воркование голубей и бесшумные шаги подкрадывающейся к ним кошки, оставшейся с носом, а также с лапами, ушами и хвостом.
Потом кошка долго выказывала своё недовольство тем, что не умеет летать, как эти говоруны голуби, и отказывалась наотрез прыгать за кусочком сыра в моей руке.
А из окна нашей большой комнаты передо мной расстилалось море крыш. Так как дома вокруг были разного возраста и роста, а значит и разной архитектуры, то казалось, что крыши горбятся, и море крыш волнуется. И хотя мы жили очень далеко от моря, я испытывал такое же чувство, как мальчик моего возраста (и образования), глядящий с утёса где-нибудь в Коктебеле на волнующееся перед ним море.
Достаточно было запустить лодочку своего взгляда, и она, плыла далеко-далеко-далеко, до самого горизонта, переваливаясь с волны на волну. Иногда ей случалось уступить дорогу цепочке крохотных вагонов поезда, впереди которых, гордо выпятив железную грудь, пыхтел и дымил паровоз, а за ним тянулся почти на всю длину поезда белый дым, посылая привет всем, мимо кого проезжали вагоны.
После этого я и стал Крышеловом, человеком, который любит ловить глазами крыши и всё, что на них и вокруг них происходит. Конечно, лучше всего приспособлен к этому Карлсон. Который живёт на крыше (думаю на самой высокой крыше) Стокгольма, но, случалось, что Карлсон залетал и к нам на заправку вареньем, мороженым и мамиными пирожками, возвращаясь из кругосветного или межпланетного путешествия. После того как люди слетали на Луну, Карлсон решил самостоятельно посетить все планеты, вращающиеся вокруг Солнца. Он смастерил себе специальный скафандр, не мешающий пропеллеру крутиться. А так как лететь в безвоздушном пространстве приходилось долго, то задерживать дыхание на всё время полёта ему не удавалось, и он дышал кислородом замечательных водорослей, которые в знак благодарности брал с собой в специальном спускаемом аппарате.
Но я отвлёкся, дорогие мои читатели. Теперь быть Крышеловом становится всё сложнее. Я уже давно живу не в том городе и не в том доме, в котором жил в глубоком детстве, а изучать крыши из окна на втором этаже всё равно, что пытаться прочитать, что тебе написали на твоей спине 1-го апреля твои одноклассники. Поэтому теперь я осваиваю и другие профессии.
Изучаю, например, как долго проживёт муха под перевёрнутой банкой, или через сколько лет она прогрызёт пакет из-под молока. Но мама говорит, что это занятие гуманитарно невоспитанного человека, и советует мне читать побольше книг известных детских писателей. Но я подумал, что и сам могу стать известным детским писателем и одновременно поклонником творчества Юнны Мориц, которое вдохновило меня на собственные литературные опыты.
2. Я НА КРЫШЕ НЕ КАТАЛСЯ, НО С ЮННОЙ МОРИЦ ПОБРАТАЛСЯ
Крыша ехала домой
С настоящею трубой,
Да не ехала – летела
И пропеллером гудела,
А на крыше Юнна Мориц,
Хоть в анфас смотри, хоть в то́рец.
Или правильно в торе́ц?
Кто поправил – молодец!
Я стою, открывши рот,
Зависть жуткая берёт,
Что не я сижу на крыше,
А совсем наоборот:
Я на крыше не сижу,
С крыши тучам не машу,
С этой вот летящей крыши.
Видно с крыльями не вышел
Из крылатого яйца
Вроде аиста-птенца.
И-и-и – пускай я не летаю,
Не тону, в жару не таю
и на крыше не сижу.
Но на всё вокруг гляжу.
Я – Владимиров Витюха,
У меня стальное ухо,
Сколько за́ ухо ни драть –
Ни за что не оторвать.
Ну и что, что не летаю?
Но зато стихи болтаю.
Да, я с рифмами знаком,
Я болтаю языком.
Ну и что, что я не лебедь,
Ну и что, что я не гусь.
Я живу с мечтой о небе,
Поднатужусь, соберусь,
С тётей Мориц подружусь.
Пусть возьмёт меня на крышу,
Всё вокруг себя увижу,
Посижу с ней на трубе,
Поиграю на губе,
Или лучше на кларнете,
Или нет – на саксофоне,
Нет, на том, где штуки эти,
На баяне, на гармони.
Помашу соседке Вере,
Что гуляет с таксой в сквере,
Брошу в Петьку Мозгового
Раз, два, три, четыре слова.
Пусть повертит головой,
Он ведь Петька Мозговой.
Пусть повертит, пусть повертит,
Не найдёт меня. Поверьте!
Вот уже замолкли птицы,
Солнце хочет закатиться,
И меня зовут домой.
Кончен день мой трудовой.
На прощанье крыша
В то́рец
(Или всё-таки в анфас?),
В первый и последний раз,
Упросила Юнну Мориц
Подарить мне книжку ЮМ,
Тоже тёти, что согласна
Мой встряхнуть поэтский ум.
В ЮМной книжке той впервые,
И гордясь своей трубой,
Несмотря на тучи злые,
Крыша ехала домой.
А в конце опять PS (ПээС).
Для безграмотных ликбез!
Юнна Мориц, тётя ЮМ –
Различать их труд напрасный,
Ведь у них, как солнце, ясный
На двоих один прекрасный
Творческий совместный ум.
Вот и весь турум-бурум.