Чужаки бывают разными.
Когда незваный комар залетает в вашу спальню и зудит над ухом, не давая уснуть, вам хочется его прихлопнуть. Когда муха садиться на вашу котлету, вы не ждёте, когда она насытиться, а хватаете тряпку, чтобы уничтожить эту грязную, отвратительную божью тварь, которая наверняка только что копалась в помойке.
Весной семнадцатого года я сняла временную квартиру с прекрасной планировкой на окраине Хельсинки, недалеко от бывшего дома. Дом напротив был заселён сомалийцами. Их балконы и окна были занавешены мрачными длинными тканями, напоминавшими их паранджу. Окна и шторы они никогда не открывали, и дом напоминал таинственную мрачную тюрьму. Что творилось внутри квартир и паранджи, никто не знал.
Изредка я видела группу ходячих чёрных палаток, зовущих своих отпрысков. Дети их бешено гоняли на велосипедах по улице, орали и мусорили везде, где успевали побывать. Они казались совсем дикими. За счёт большого количества сестёр и братьев, они не нуждались в местных друзьях, отсюда не умели вести себя как подобает в этой стране. Родители их ничему не учили. Получая огромные пособия от финского государства, они не желали работать. Живя скромно, для видимости, деньги отправляли в Сомали на покупку земель и домов. Быстро раскусив пугливых финов и прикрываясь расизмом, они требовали всё больше льгот. Чем больше пособий они получали, тем хуже относились к местному населению. Дошло до того, что дети, вынося речи взрослых на улицу, стали открыто называть белых своими рабами.
Мы, другие иностранцы, не понимали этой чёрной кухни в Финляндии, нас никто не баловал, поэтому злились и ненавидели сомалийцев. Под наши злые языки попадали и другие чёрные, хотя они были совершенно не причём.
Несколько рассказов местного населения.
Знакомый финский журналист.
- Последние десять лет мы с женой спокойно жили в своём уютном доме в ряд, гуляли вечерами у моря, наслаждаясь отдыхом. Пока в наш в дом не подселили сомалийцев. Их бесчисленные дети с утра до вечера орали, колотили чем - то тяжелым по батареям и стенке. Находиться дома становилось пыткой. Родителям их жаловаться было бесполезно, те лишь делали вид, что не понимают финского. Дошло до того, что их чёрные дети стали преследовать нас и вне дома, обзывая непристойными словами. Мелкие кидали в нас палками и камнями, девочки тинейджеры несколько раз плевали в нас, зло усмехаясь. Мы стали бояться выходить на улицу, особенно по вечерам. Они пытаются выселить отсюда всех финов и заселить все пять квартир своими многочисленными жёнами и детьми.
Самцам удобно, когда все самки под одной крышей, подумала я тогда.
Финский ветеран.
- Я давно на пенсии. Живу в этом доме потому, что тут низкая аренда. Пенсия у меня мизерная. КЕЛА помогает совсем мало. Года три назад в дом поселили сомалийцев. Вскоре их дети стали преследовать меня. Видите, в каком плохом состоянии я нахожусь, я почти не хожу. Сомалийские подростки уже не раз избивали меня, грозя искалечить. Они требуют выкупа. Их старшая девочка приходит в день выплаты моей пенсии и требует с меня пятьдесят евро. Мне приходиться платить, чтобы жить в спокойствии и безопасности. Если я вовремя не плачу, они бьют железякой по батареям весь вечер. У меня начался психоз, я часто плачу от бессилия. Сейчас у них родился шестой ребёнок и сомалийка потребовала дополнительных десять евро. Для меня это огромные деньги. Я не состоянии переехать отсюда, нет ни сил, ни денег. И где нынче найдёшь такую дешёвую аренду? Вы только, пожалуйста, не говорите им ничего. Мне пригрозили, если пожалуюсь, будет хуже.
Закончил свой рассказ ветеран.
Сколько таких жалоб передаётся из уст в уста в Хельсинки, один бог знает. Заправляют всем чёрные подростки. Попробуй на этих угнетённых чернокожих пожалуйся, местные власти тебя же и сожрут первым. Ещё за расизм засудят, в пользу жестокой сомалийской нации пиратов - убийц (исторический факт).
Я работала в большой стоматологической клинике, когда на прием пришла молодая сомалийка. Она боялась и очень нервничала, крутилась в кресле, как уж на сковородке.
- Вколи мне побольше анестезии.
Попросила она.
Мы подождали, пока не занемело пол лица. Только я склонилась над ней, она резко отпрянула.
- Я ударю тебя, если мне будет больно. Или укушу.
Мы с медсестрой замерли, глядя друг на друга. Глаза сомалийки горели торжествующим огнём.
Я переваривала услышанное. Медсестра, будучи вредненькой в душе, с любопытством ждала моей реакции.
Не дождётесь, подумала я, разозлившись на обеих. Громко и отчётливо я ответила пациентке.
- Если ты ударишь меня, я ударю тебя в ответ. Когда меня обижают, я становлюсь очень злой и не контролирую себя. Я ничего не боюсь, я русская.
В кабинете повисло напряженное молчание. Финская медсестра смотрела на меня выпяченными глазами, как я посмела сказать такое пациенту!
- Я предупредила, а теперь за работу.
Вывела я их из ступора.
Мы не дрались и не кусались. К моему большому сожалению, пациентка оценила мою наглость и зауважала меня до того, что отказывалась ходить к другим врачам. Она, как пациентка, была действительно сложной. В следующие приходы она не грозилась бить меня, она царапала свои руки до крови. Я была в ужасе.
- Ты можешь не царапать себя? Иначе я свяжу твои руки.
Я пихала ей в руки разные мелочи, которые находила в кабинете.
- Вот тебе небольшие предметы, перебирай их, но не смотри на руки. Попробуй угадать, что это. В конце лечения скажешь.
Ничего не помогало, она истязала себя, пока не поднималась с кресла. Позже она рассказала, что замужем, но нет детей. У меня закралось подозрение, что у неё проблемы дома с мужем из - за отсутствия наследников. Вполне возможно, что он её избивает.
У каждого свои тараканы и не мне их травить.
За моим временным домом было море и отличный променад. В последние годы ближневосточные беженцы облюбовали его и всё лето проводят на его песчаном берегу. Вроде бы, какая разница кто отдыхает на песке? Оказывается огромная. Парни включают на всю громкость свою восточную музыку с песнями, стараясь заглушить своих же соплеменников с такой же громкой музыкой, сидящих рядом. И отдыхают. Им пофиг, что при этом чувствуют остальные. Местные начинают исчезать с пляжа, ища местечко потише.
Знакомая доктор, живущая напротив пляжа, рассказывала.
- Летом невозможно тут находиться. До полуночи слышны громкие песни и крики. Слава богу, у меня есть дача. Я уезжаю в лесную тишину и возвращаюсь назад только в конце сентября. Дождь и холод отпугивают южан и на берегу царит тишина.
На этот пляж в дорогом районе арабы приходят в надежде познакомиться с богатенькими финками. Молодые крепкие накачанные тела действительно красивы, но проблема заключается в скудном содержании черепной коробки.
Эти люди совершенно чужды холодным финнам. И не только им, но и всему Западу. Это люди прошлой эпохи, совершенно из другого времени и чуждых нам устоев. Их обычаи и культура застопорились во временах феодализма.
Вновь прибывшие восточные мальчики гуляют по дорогому магазину Стокманн, лелея тайную надежду подцепить себе богачку. Случайный взгляд обратиться в большую любовь, так они поют в своих песнях и верят в это.
Кто знает? В этом мире тоже происходят чудеса.
Совсем недавно русские женщины тоже были чужими в Финляндии. К ним относились довольно подозрительно. Я помню, как финны оборачивались на русскую речь. Мы старались говорить тише. Сейчас к русским другое отношение.
Коронавирус нам сегодня чужд и страшен. Через пару лет все переболеют им и будут воспринимать его как обычный сезонный вирусу гриппа.
Как надо воспринимать чуждое? Изгонять или впускать?
Где и когда смывается грань между своим и чужим?
Можно ли разглядеть момент, когда чужой становиться своим?
Фото из интернета.
16.11.2021
Хельсинки