Моему преподавателю и коллеге Гиоргию Цховребадзе
Тем летом, когда я поступил в Академию, он защитил диплом и его пригласили преподавать на кафедре, на которой он же и учился.
Сейчас не помню, когда он стал преподавать у нас специальность, было это на втором курсе или нет, но на третьем точно.
Молодого преподавателя все мы называли на ты. Российскому читателю может показаться несколько странно, но в грузинской традиции это не является неуважительным обращением, и вполне нормально, а если учесть, что он к тому же был младше некоторых студентов… в таком обращении нет и намёка на панибратство. Более того, попытка обращения по имени и отчеству на грузинском выглядит как седло на корове, и это в лучшем случае. В знак уважения просто надо добавить слово «батоно», то есть, господин, и всё. На грузинском это звучит органически и совсем не напыщенно, как на русском.
Итак, стал Гиа вести у нас специальность, а заодно был назначен куратором нашей группы (это как классный руководитель в школе). Надо сказать, что этим кафедра его изрядно нагрузила, поскольку наша группа была самой многочисленной на потоке: вместо положенных пяти студентов, нас было больше десятка. Это Аполлон Кутателадзе, а мы поступили как раз при нём, набрал вольнослушателей в качестве помощников при реставрации академии. Тем летом он скончался, и вопросом легализации непонятного статуса этих ребят занимался уже новый ректор.
Так или иначе, молодой преподаватель попал с корабля на бал.
В общем, понятно, что Гиа учился одновременно с нами, мы – профессии, он – преподаванию, передаче своих знаний. И он экспериментировал.
Как-то придумал и устроил клаузуру, – это когда получив задание, к завершению академической «пары» мы должны были сдать экспресс-проект. С тех пор прошло чуть ли не полвека, а ту свою работу я помню. В общем, конечно. Как это оценивалось и в зачёт чего пошла та работа – не знаю.
С оравой в 15 мужчин справиться непросто. Занятия по специальности – это не лекция, когда все студенты сидят на стульчиках перед лектором, а активная работа, где сидят, рисуют разные эскизики, свободно передвигаются по аудитории, консультируются с преподавателем и… естественно, что это происходило совсем не в тишине. Когда шум достигал предела, Гиа подходил к столу с большой линейкой в руках и вопрошал:
– Аба! Сичуме! Давартка?! В переводе на русский: Ну, давайте! Тихо! Ударить? Имея в виду линейкой по столу. Это всегда срабатывало. Но ненадолго, до следующего раза.
А когда кто-то подходил с вопросами по работе, то Гиа реагировал довольно своеобразно: «Сичумэ! Майца, майца…» (Тишина! Подожди, подожди…) при этом обязательно насвистывал, а глаза смотрели куда-то вверх, взгляд становился отсутствующим. Через несколько секунд он возвращался в действительность с решённым вопросом.
Однажды, курсе на третьем, Гиа решил провести эксперимент по хронометражу, то есть стал записывать, кто и сколько работает над конкретной курсовой работой.
После окончания работы они вывешиваются, и преподаватель знакомит членов комиссии, состоящей из преподавателей и заведующей кафедрой, коллегиально представленное оценивается. Что-то вроде дифференцированного зачёта в других вузах.
Когда оценки были проставлены, – Гиа преподнёс нам сюрприз, зачитал свои подсчёты по затраченному времени и конечные результаты.
По первым 14 позициям прослеживалась прямопропорциональная зависимость оценки, от того, сколько человек работал. Закономерность была нарушена только со мной, – исключением подтверждающим правило. Лучшая работа, при средненькой затрате времени. Конечно же, это не означало, что я работал меньше других, только моя работа не поддавалась прямой статистике, я её проделывал в голове, и она не отражалась в десятках предварительных эскизов и времени, потраченном на их рисование.
Тогда Гиа просто констатировал факт, никак его не прокомментировав.
На третьем курсе во втором семестре Гиа нашел мне тему, которую предоставил профессор ГПИ, Бежанов-Юлин. Он придумал стенвозводящий агрегат, отливающий слоями опорные стены без применения опалубки. Сейчас его, наверное, назвали бы бетонным 3D принтером.
Так уж получилось, что рассказывать о Гие я могу только в контексте чего-то своего.
Тема агрегата оказалась долгосрочной. В первом проекте мы только приблизились к идее, Изобретатель впервые увидел, как эта машина могла бы выглядеть, в итоге я её взял в качестве преддипломного проекта. Естественно, Гиа это дело поддержал, и не только потому, что это он нашел тему для проекта, но ещё и потому, что заведующий кафедры всегда становился руководителем дипломным самого перспективного студента в группе, а в этом случае именно Гиа вёл тему с начала и уже отбирать её было бы совсем некрасиво. А тема плавно переросла из преддипломного в дипломный проект. Делал я его дома, поскольку работать «в коммунальной квартире» нашей аудитории было не реально, учитывая тройное, по сравнению с обычными потоками, количество дипломников.
Контролировать работу Гиа приезжал ко мне домой.
Помню один любопытный случай, когда мы ехали на его «Жигулях», а это был ВАЗ 1300 цвета хаки, и на развороте на площади Ленина моя дверка распахнулась. Я ничего, но Гиа испугался! После этого первое, что он делал, это запирал мою дверь кнопкой. У его машины была одна особенность – вертикальная трещина на лобовом стекле. Он так её и купил. В те годы были рады, что досталась хоть такая, тем более, что трещина была оберегом от воровства лобового стекла…
Защита прошла нормально, мне вручили юбилейную медаль академии, а чуть позже и дипломные корочки бордового цвета.
Позже я узнал интересную деталь, Дипломный Макет Гии был тоже из картона и ватмана, как и мой. Не знаю, как потом, но он был первым, а я вторым.
После академии мы с Гией встретились уже в ТФ ВНИИТЭ, где он подрабатывал одновременно с преподаванием в Академии. И именно там я увидел, как он сам работает над проектами.
В то время ВНИИТЕ договорилось с Тбилисским станкостроительным заводом им. Кирова, об участии в разработки гаммы трубоотрезных станков для труб нефтяного сортамента. Я тоже, вместе с Джоджуа (о нём у меня есть отдельный текст), разрабатывал один из серии этих станков, даже имеется свидетельство на промышленный образец. Мы делали станок вдвоём, а другим занимался Гиа в одиночку.
Сейчас уже не помню деталей, почему всё это произошло, но уже закончив проект, мы узнали, что тему на заводе закрыли, а, следовательно наши проекты уж только и годятся в качестве украшения стены заводского КБ. Мы-то свой проект успели сдать, а вот сдача проекта Гии должна была состояться позже. Что бы сделал другой на его месте зная, что его труды больше никому не нужны? Думается, спустил бы это дело на тормозах, чтоб как-то сдать и отвязаться, но только не Гиа! Он так же сидел за работой каждый вечер и работал, доводя станок до только ему известного уровня!
В 80-м я покинул институт, и больше с Гией мы не пересекались. За 10 лет до моего отъезда, может раз или два случайно встретились в городе. А потом я уехал. Как-то, через общих знакомых, узнал, что его не стало. Сейчас я уже старше, чем был он, когда покинул этот мир.
Я много лет коллекционирую почтовые марки с автомобилями. В Грузии выпущена всего одна серия с блоком марок автомобиле Кутаисского автозавода. Эта серия у меня есть, и только позже я узнал, что это работа Гии.
27 ноября 2021