Нескучная практика. Глава 8. Из сериала Алиса

Наташа Пармон
Это "нулевые", детка!

Сериал "Алиса в стране без чудес"

Предыдущая глава:http://proza.ru/2021/11/28/1302

Глава 8

Больничный коридор, выкрашенный в синий цвет, вонял хлоркой вперемешку с медикаментами и веял сквозняками. Сонная медсестра сказала, что Полковника никакого здесь нет, а врач в третьей палате.

Экстремал оказался один в комнате на шесть коек. И неожиданно мне обрадовался:

– Ой, привет, малышка, как дела?

Честно говоря, я думала, что он обиделся, будет задавать дурацкие вопросы про ключ и вопрошать: зачем ты это сделала. Я даже с собой томик Лермонтова взяла ему почитать, чтобы подлизаться. А он и так сиял, как начищенный таз:

– Ой, ты мне Лермонтова принесла! Котик мой, спасибо! А то мне пациенты все чернуху какую-то суют про мафию и ментов.

– Игорь, вы расскажите мне про все, как было. А то я толком ничего не поняла, что случилось, – осторожно перехожу на серьезный разговор.

– Если б я сам знал! – Экстремал пытается подняться, но морщится от боли.

– Вы лежите, не вставайте. Больно? – сочувственно спрашиваю.

– Да так, терпеть можно. Это гематома проклятая болит. Видишь, какая шишка? – Экстремал показывает на затылок. – Садисты сказали, если за сегодня не спадет – завтра пустят из нее кровь.

– Какие садисты? – не понимаю я.

– Да врачи. Их же хлебом не корми, дай только что-нибудь порезать. Главный меня смотрел тут, по блату, так прямо руки от удовольствия потирал, предвкушая, что сделает с моей головой.

–  Так вы же сами врач. Знаете, что такое медазарт.

– У меня профиль другой. С наркоманами и психами никакого азарта, поверь. Дай-ка вспомню, что там было, – Экстремал театрально закатывает глаза. – Хоть бы поцеловала, смотришь, и память бы сразу проснулась.

– Нет, я вам лучше вторую гематому сделаю, – смеюсь и размахиваюсь кулаком, – на лбу.

– Вредная ты, хоть и красивая.

Оба! Я, оказывается, красивая? Конечно, красивая. Экстремал даже заметил. Только Цезарю, почему-то, по барабану. Он дальше своей Бобрихи ничего не видит.

– Ладно, мир. Рассказывайте.

– Ну, помню водку пили, сначала у костра, потом в бане...

– И какой дурак в баню водку притащил? Там и так сдуреть от духоты можно.

– Не дурак, а полковник. И вообще, ты в бане ничего не понимаешь. Это же кайф: мокрый пар, веничек, водочка, японские массажистки...

– Что, массажистки тоже водку пили?

– Это я так, условно, ты ж удрала...

– А зачем вы ко мне приставали?

– Слушай, журнал «Мурзилка», а зачем вообще пристают, знаешь? Ты себя вела, как детский сад, даже стыдно перед мужиками.

– А что, я должна была со всеми переспать? – от возмущения перехожу на крик.

– Фу, какая ты грубая, Саша, прямо некрасиво. Не со всеми, а со мной. И не переспать, а заниматься любовью.

– Значит так, Игорь, в последний раз предупреждаю: или вы перестаете мне говорить гадости, или никакой дружбы! – от воодушевления я даже встала со стула.

– Точно детский сад: я с тобой не дружу-у-у, – передразнивает Экстремал. – Я тебе в любви, можно сказать, объясняюсь, а ты – гадости, гадости.

– Какая же это любовь, если вы на меня смотрите, как кот на селедку... И вообще, у вас жена и сын-школьник...

– Это точно, что на селедку, – пропускает он мимо ушей напоминание о жене. – Ладно, не дуйся. Совсем смотреть на тебя не буду. Будем общаться с закрытыми глазами и только руками.

Экстремал картинно закрывает глаза и выставляет вперед руки, пытаясь меня схватить.

– Я сейчас уйду! – кричу на всю палату.

– Тихо, не ори, а то подумают, что мы тут неизвестно чем занимаемся, – Экстремал опять пытается встать и опять морщится от боли. –  Больно, блин!

– Так вам и надо! Бабник несчастный!

– Не бабник, а дон-жуан, говори образованно.

– Лучше вы мне расскажите, что потом в бане было, – перевожу «стрелки» на серьезную тему, а то Экстремал может трепаться часами.

– Что было, что мыло. Не было ничего: ни японских массажисток, ни сакэ...

– Ну, я же серьезно.

– И я серьезно. Не помню ничего. Водку пили, о чем-то базарили. А потом провал какой-то в памяти. Очнулся только в больнице под капельницей.

– Это ж надо так напиться! До провалов в памяти! А еще нарколог! – пытаюсь пристыдить бедолагу.

– До провалов в памяти лучше, чем до белых коней, – парирует Экстремал. – И вообще, наркологи тоже люди, им тоже отдыхать нужно.

– Вот взяли бы удочку в руки и отдыхали бы на берегу.

– Да, удочка это хорошо. Особенно, если русалка рядом на ветвях висит.

– Тоска! С вами же невозможно нормально разговаривать – у вас все к одному сводится.

– У кого чего болит, тот о том и говорит, – смеется Экстремал.

– Точно, что больной.

– Вот и полечила бы, массажистка. Эй, эй, не уходи! – Экстремал видит, что я собираюсь к двери, – Ну не буду больше. Приступ прошел. Лучше почитай мне что-нибудь из Лермонтова. Я все ж больной, мне вставать нельзя.

– Ладно, мир, – я открываю книгу. – Вот как раз тут про вас – поэма «Демон». Печальный демон, дух изгнанья, летал над грешною землей. И прежних дней воспоминанья пред ним теснилися толпой. Тех дней, когда...

– У вас что здесь, публичная библиотека? – на пороге вырастает худенькая женщина. Строгие глаза. В руках большой пакет.

– Дорогая, ты не представляешь, как я рад тебя видеть, – Экстремал протягивает к ней руки. – Дай я тебя расцелую, милая! Да, познакомься, это журналистка из местной газеты. Пишет про больничные проблемы. Ну там, медикаментов не хватает, платные услуги...

– А она никаких платных услуг не предоставляет, кроме чтения литературы? – глаза женщины внимательно изучают мою реакцию.

– Я лучше пойду, – не знаю даже, что сказать в ответ.

Закрываю двери и ужасаюсь: допрыгалась! Уже за проститутку принимают! Боже, как стыдно! И как одиноко! Я в Бобровске уже неделю на практике, и ни одной родной души, не считая Фокса и тетки Ганны. Собаке душу изливать – я еще в своем уме. Тетка Ганна – в деревне, а мне из города выезжать нельзя. И вообще, у каждого есть вторая половинка. Даже у болтуна Экстремала вон какая умница жена. Строгая. Никого не подпускает. И правильно делает – защищает семью. Наверное, и мне замуж пора, чтобы рядом был надежный друг. А главное, чтоб понимал...

– Эй, козочка, что загрустила, ё? – перед глазами возникает Полковник.

И никакой он не раненный. Физиономия широкая и довольная. А надетый на форму белый халат аж трещит.

– Вас уже выписали?

– Да, мне не сильно досталось, а вот Федору не повезло, ё. Сегодня, кстати, похороны. Не хочешь посмотреть, что ты натворила? – Полковник пристально всматривается мне в глаза.

– Нет, не хочу. Я даже не знала, что его Федор зовут, – смело выдерживаю взгляд. – И вообще, я ни в чем не виновата.

– Ё! Не виновата! У тебя нашли улику, а против фактов не попрешь. Лучше бы созналась во всем, совесть бы очистила. Я понимаю, ё, что погорячилась. Может, обиделась на Игорька. Ну, всякое бывает, ё! Несчастный случай произошел. Все ж мы люди, ё. Не надо врать. Путать следствие. Федора уже не вернешь, а тебе ж еще жить да жить, ё.

– Между прочим, следствие также считает, что я невиновна, ё! – перебиваю уж слишком нападающего Полковника.

– Ё! А кто же тогда закрыл баню на ключ?

– Думаю, вы об этом скоро узнаете. До свидания, ё!– делаю такое лицо, будто мне известно гораздо больше, чем положено, и исчезаю из поля зрения Полковника. Боже, сколько еще придется выслушать подобных подозрений?

Продолжение: http://proza.ru/2021/11/30/1807