2-3 декабря 2021 года в Санкт-Петербурге проходила XXXVI сессия Международной школы социологии науки и техники им. С. А. Кугеля, она была посвящена 90-летию участия советской делегации на II-м Международном конгрессе по истории науки и техники в Лондоне. Благодарю организаторов Школы и прежде всего Н.А. Ащеулову за предоставленную мне возможность выступить с настоящим материалом.
В 2016 году мною была написана небольшая онлайновая книге об историке науке Б.Г. Кузнецове (1), здесь кратко рассмотрены лишь три новых сюжета, знакомящих с некоторыми сторонами его жизни и творчества.
Всему начало письмо Н.И. Бухарина
90 лет назад в Лондоне с успехом для советской делегации состоялся Международный конгрессе по истории науки и техники. В нем участвовала представительная команда историков науки: академики Н.И. Бухарин, Н.И. Вавилов, А.Ф. Иоффе и В.Ф.Миткевич, член-корр. АН СССР Б.М. Гессен, профессора Б.М. Завадовский, Э.Я. Кольман и М.И. Рубинштейн. Бухарин официально возглавлял делегацию, а Кольман был ее партийным секретарем (членами ВКП(б) были Бухарин, Гессен и сам Кольман). От него требовалось не спускать глаз с Бухарина и Гессена, как имевших «идеологический уклон». Все это было очень серьезно, несмотря на успешные выступления советских ученых, через несколько лет шестеро из этой восьмерки были арестованы, а Н.И. Вавилову и Б.М. Гессену этот арест будет стоить жизни.
Все началось с письма Бухарина (от 25 апреля 1931 г.) В.М. Молотову:
«Тов. МОЛОТОВУ.
Дорогой Вячеслав Михайлович.
Очень прошу тебя поставить сегодня в ПБ в экстренном порядке и решить вопрос об участии СССР в Международном Конгрессе по истории науки и техники (июнь, Лондон).
1) Съезд организуется очень широко (американцы, французы, немцы, англичане — его ядро; Америка посылает очень большую делегацию).
2) Темы чрезвычайно интересны для нас.
Их три группы: а) естественные науки, как интегральная часть истории (очень интересно в связи с вновь опубликованными марксовыми работами; б) взаимоотношение физики и биологии; в) чистые и прикладные науки (это последнее для нас ультра-заманчиво).
3) Ряд учреждений СССР уже получили официальные приглашения: Ак. Наук (я являюсь председателем оной Комиссии); НИС ВСНХ (мой «департамент»); Наркомпрос РСФСР и другие учреждения
Политбюро ЦК ВКП(б) положительно рассмотрело обращение Бухарина, тем самым был зажжен «зеленый свет» на пути советских ученых в Лондон.
Во всех документах и статьях, относящихся к Конгрессу в Лондоне, упоминается восемь членов официальной делегации, но неофициально в нем участвовал еще один человек. Это был Б.Г. Кузнецов, 28-летний ученый, который в составе очень сильного коллектива исследователей разрабатывал в то время комплекс народно-хозяйственных проблем развития энергетики. В небольшой мемуарной направленности книжке «Встречи» (2), написанной Кузнецовым незадолго до смерти, он рассказал о своем незримом участии в Конгрессе.
Летом 1931 года началась подготовка к Всесоюзной конференции по высоковольтным передачам, Кузнецову было поручено сделать доклад о конфигурации единой высоковольтной сети и включенных в нее станциях, это был набросок генерального плана электрификации страны, учитывающего новейшие достижения физики в дальних передачах электрического тока. Доклад и монография (3) были сделаны и переданы видному экономисту и историку науки Модесту Иосифовичу Рубинштейну, который доложил материалы от имени Кузнецова на Конгрессе в Лондоне. Через 30 лет, вспоминал Кузнецов, он встретил на 10-м конгрессе по истории науки (1962 г.) несколько человек, помнивших этот доклад (2 , с. 28).
Раньше, когда я писал книжку о Кузнецова, тем более, когда впервые читал и позже не раз перечитывал «Встречи», я не придал особого значения нескольким его предложениям об участии в Конгрессе. Но теперь, склоняюсь к тому, что подготовка к Конгрессу не была «проходным» событием в его жизни. Иначе 80-летний автор десятков книг, встречавшийся с многими выдающимися учеными и деятелями культуры, не вспомнил бы этот давний эпизод своей биографии и не разместил бы его в ряду описаний встреч с дорогими ему людьми. По-видимому он задумался о том, чем же это было в его жизни, и пришел к выводу о значимости этого события как импульса для размышлений об эволюции электротехники. Допускаю, в своих значительно более поздних публикациях он видел движение, начатое в первые 30-е.
Так, помимо книги «Единая высоковольтная сеть СССР в перспективном плане электрификации», отправившейся в 1931 году в Лондон, была докторская диссертация «Генезис некоторых электротехнических принципов» (1936 г.) и книга «Очерки истории электротехники» (1936 г. ). А вот названия работ, увидевших свет через три десятилетия после Конгресса: «Эволюция основных идей электротехники» (1963), «Физика и высоких энергий и народнохозяйственные прогнозы» (Тезисы доклада, 1966).
Кем же был этот «невидимка»?
На этот вопрос следует дать два ответа. Кем он был в момент проведения форума историков науки и какое наследие им оставлено за долгие годы работы в истории науки и смежных научных отраслях. Достаточно развернутый ответ я дал в названной выше (1), сейчас попытаюсь рассмотреть лишь вехи его профессиональной деятельности, которую очень непросто очертить. С определенностью можно говорить об экономике и энергетике, истории, философии и социологии науки, социологии истории, истории науки Возрождения и физике первой половины XX века, футурологии. Он посвятил многие годы изучению биографий крупнейших естествоиспытателях разных времен и многих стран. В своей «итоговой» книге Кузнецов так определил предмет своих многолетних исследований: «История науки – это тот элемент всеобщей истории, для которого особенно важен критерий ценности, критерий эффекта, критерий воздействия науки на общий необратимый прогресс цивилизации» (4, с. 239).
В 1984 году, вглядываясь в прожитое и пройденные дороги, Григорьевич Кузнецов (1903-1984) писал в небольшой мемуарной направленности книжке «Встречи»: «Если у Вас слишком много различных научных склонностей, то еще не все потеряно: Вы можете стать историком науки» (2, с. 34-35). Эти слова многое отражают в процессе вхождения Кузнецова в историю науки и позволяют многое понять в характере его творчества.
Я много лет изучаю биографию и научное наследие Б.Г. Кузнецова и не раз писал о значимости сделанного им для развития отечественной истории науки и о влиянии его личности и его работ, особенно – в области анализа жизни и деятельности классиков науки, на мои историко-социологические исследования.
Но в данном случае мне хотелось бы привести оценки сделанного Кузнецовым нескольких признанных экспертов в области истории науки
Начну с фрагмента поздравления Б.Г. Кузнецова с его 60-летием Международной Академией по истории науки «…Историки науки во всем мире высоко ценят его замечательные работы, в которых соединяются глубина и оригинальность анализа, скрупулезное изучение фактов, широта поставленных проблем и блеск изложения. Такие книги Бориса Кузнецова, как “Принципы классической физики”, “Эволюция картины мира”, “Принцип относительности в античной, классической и квантовой физике” и другие получили единогласное признание среди специалистов, а монография “Эйнштейн” привлекла к истории релятивизма и науки в целом внимание очень широких кругов» (1963, текст подписан Генри Герлаком (Henry Guerlac), президентом Acad;mie Internationale d’Histoire des Sciences, и Александром Койре (Alexandre Koyr;).
В содержательной статье В. Я. Френкеля о Б. Г. Кузнецове: «Высоких званий не имел, но было имя» приведено обращение академиков И. Е. Тамма, Я. Б. Зельдовича и В. А. Фока к Президенту АН СССР М. В. Келдышу с предложением открыть на ближайших выборах в Академию Наук вакансию по истории науки и избрать на нее Б. Г. Кузнецова. Френкель обнаружил это письмо в архиве ИИЕТ и отметил отсутствие на нем даты; сам он отнес его к середине 60-х.: «Глубокоуважаемый Мстислав Всеволодович! В течение ряда лет наша Академия наук, в отличие от других академий, не имела в своем составе специалистов по истории науки. Дело объясняется отсутствием крупных и общепризнанных работ, которые бы сделали избрание такого специалиста оправданным в глазах ученых. Теперь, как нам кажется, положение изменилось. Речь идет об истории физики. Здесь мы имеем очень глубокие работы, получившие всеобщее признание. Мы полагаем, что не разойдемся с Вами во мнениях, если прямо укажем на работы Б.Г. Кузнецова, посвященные истории принципа относительности и творчеству Эйнштейна. Его мы и имеем в виду, предлагая при ближайших выборах открыть вакансию по истории науки. По-видимому, мнение физиков в этом вопросе будет единодушным, и к ним присоединятся ученые смежных специальностей».
В воспоминаниях В.С. Кирсанова, историка науки и многолетнего друга Б. Г. Кузнецова, говорится о том, что в 1987 году, через три года после смерти Кузнецова, пленарная лекция Нобелевского лауреата Ильи Пригожина на Международном конгрессе по логике, философии и методологии науки началась с того, что на экране появились две цитаты, служащие эпиграфом к его лекции, — одна цитата была Эйнштейна, другая Б. Г. Кузнецова. Позднее Пригожин объяснял Кирсанову, что в разговорах с Кузнецовым он «постоянно оказывался в плену его интеллектуального обаяния, которое обладало мощным каталитическим действием».
Завершу этот сюжет словами И.Р. Грининой и С.С. Илизарова, недавно опубликовавших материалы своих архивных изысканий: «Борис Григорьевич Кузнецов (1903–1984), сколь банально бы это не звучало, занимает совершенно особое, только ему принадлежащее место в историографии истории науки. Без его желания, воли и умений не был бы открыт в 1944/1945 гг. Институт истории естествознания АН СССР, и можно только гадать о вероятностных путях развития у нас истории научно-технических знаний как профессии. Как оригинальный исследователь, автор многих выдающихся трудов по истории и философии науки Б. Г. Кузнецов во второй половине XX в. был не только научным лидером, но и тем, кто олицетворял советскую историю науки в ее лучших чертах перед мировым историко-научным сообществом» (5). Замечание авторов статьи о том, что в ходе разысканий в Архиве РАН ими найдены сотни архивных листов, существенно уточняющих жизненный путь Б. Г. Кузнецова, звучат весьма оптимистично. В частности, представляют интерес найденные ими работы Кузнецова по истории науки, относящиеся к концу 1930-х гг.: «Исходные точки русской науки»; «Свобода научного творчества» и «К годовщине со дня смерти А. П. Карпинского».
Б.Г. Кузнецов – наш современник
После смерти Б.Г. Кузнецова прошло почти сорок лет, по историческим меркам, период небольшой, но все же достаточно заметный, чтобы анализировать его постбиографию и говорить о значении сделанного им. Ограничусь пока одним выводом, которой размещен в заголовке настоящего сюжета - «Б.Г. Кузнецов – наш современник». Постараюсь, если не доказать справедливость этого утверждения, то проиллюстрировать его.
Прежде всего отмечу факт активного освоение историко-философского и общекультурологического наследия Кузнецова, даже беглый обзор содержания интернета обнаруживает множество авторефератов докторских и кандидатских диссертаций, защищавшихся в последние годы по разным направлениям философских, историко-научных, педагогических и других исследований, в которых авторы ссылаются на работы Кузнецова. Назову некоторые из них: «Осуществление плана ГОЭЛРО и электрификация промышленности» и «Методологический анализ проблемных ситуаций в научном познании» (1984 г.), «Философский анализ потенциала науки» и «Поэтическое творчество Микеланджело Буонаротти (Проблемы становления личности автора и героя)» (1990 г), «Проблема причинности: история и теория» (1995 г.), «Этнокультурная обусловленность выбора научной парадигмы: Проблемы энергетики как предмет методологической рефлексии» (1998 г.), «Неклассический образ науки в российской культуре» (2000 г.), «Онтология пространства и времени в теории относительности» (2001 г.), «Проблема синтеза физической картины мира в философии науки XX века» и «Отношение мировоззрения и философии к научной картине мира: феноменолого-герменевтический анализ» (2003 г.), «Проблема неопределённости в структуре философского знания :Онтологический, гносеологический, антропологический аспекты» (2004 г.), «Проблема стиля мышления в научном познании», Философско-гносеологический анализ феномена интуиции», и «Стиль и стилизация в философско-культурологическом контексте» (2006 г.), «Межпредметные связи физики и электротехники как дидактическое условие повышения качества знаний будущих учителей физики и технологии» (2006 г.), «Феномен гипотезы в естественнонаучном познании» и «Рецепции представлений о пространстве и времени в художественной культуре» (2007 г.), «Квазитеологические концепты картезианской метафизики» (2008 г.), «Становленення та развиток статистной фiзики в в Україні (30–60 рр. ХХ ст.)» и «Поэтика станкового пейзажа. Культурологический анализ» (2009 г.)», «Научная биография профессора Томского университета Василия Васильевича Сапожникова: 1861-1924 гг.» (2010 г.), «Семиотика языка науки в системном анализе научного знания тема», «Проблема объективности научного знания в развитии познавательной деятельности», «Идея человека в западноевропейской философии» и «Космология в культуре: философско-антропологическое осмысление» (2011 г.), «Эмпирический опыт и его место в познавательной деятельности» (2012 г.), «Учение Б. Спинозы в контексте философских исследований (историко-методологический анализ)» (2013 г.), «Мировоззренческий образ в научном познании» (2014 г.).
На внимание к наследию Б.Г. Кузнецова указывает и то обстоятельство, что его работы присутствуют в списках рекомендуемой аспирантам и студентам литературы по ряду курсов: «История и философия науки», «История и методология науки», «История физики», «Концепция современного естествознания», «Культурология». Отмечу также, что мне известно около полутора десятков статей историко-биографической направленности, дающих представление о жизни и работах Кузнецова, прежде всего в области истории науки.
Третью линию связи творческого наследия Кузнецова с нашим временем я вижу в том, что его книги, не романы и не стихи, а сложные историко-философские работы, востребованы новыми поколениями – несомненно – подготовленных читателей. Так, «Вики» в статье «Кузнецов, Борис Григорьевич», приводит заголовки девяти его книг, переизданных в 2007–2010 гг. И это далеко не все, например, в 2014 г. была переиздана «Основы теории относительности и квантовой механики в их историческом развитии», в 2015 г. – две книги: «Развитие научной картины мира в физике XVII–XVIII вв.» и «История философии для физиков и математиков» и еще три – в 2016 г.: «Физика и экономика», «Джордано Бруно и генезис классической науки» и «Эволюция картины мира». И если «Физика и экономика» – небольшая работа (88 стр.), то среди переизданных есть книги, объемом в 350 и более страниц. К тому же «Развитие научной картины мира в физике XVII–XVIII вв.» и «Основы теории относительности и квантовой механики в их историческом развитии» впервые были изданы в 1955 г. и 1957 гг., т.е. они были переизданы через 60 лет.
Названные три иллюстрации (доказательства) современности наследия Кузнецова можно назвать социологическими, в том смысле, что они – отражают то, что можно трактовать как аспект сегодняшней востребованности сделанного Кузнецовым и даже может быть охарактеризовано количественно, т.е. измерено. Но есть и иной природы грани современности, отвечающие современной трактовке истории науки. Все это, естественно, требует направленного анализа как творчества Кузнецова, так и движения истории науки. Но, так сказать, априори, я указал бы на три современные составляющие его исследований. .
Первая, широкое, многоаспектное, понимание исторического времени, например, трактовка им принципа относительности включает периоды Эллады, средних веков, Возрождения и так до начала второй половины XX века. Аналогичное можно сказать об исследовании Кузнецовым основ квантовой механики. Принипиально, что изучая прошлое науки, Кузнецова не ограничивается этим, а постоянно задает себе вопросы и ищет ответы относительно будущего. Так еще в 1969 году им была написана книга «Наука в 2000 году». Отмечу, что в следующем году была опубликована его работа «Джордано Бруно и генезис классической науки».
Нельзя не указать также на его постоянный интерес обсуждению идеалов, ценностей науки, Кузнецову удалось показать их вневременной, инвариантный характер. И в целом, эта тема весьма актуальна и в наше время.
Вторая черта современности Кузнецова – стремление охватить анализом множество не только временных пластов науки, но и ее структурных компонентов. Естественность такого подхода следует из стремления Кузнецова рассматривать науку не как нечто обособленное, отдельный социальный институт, но как элемент макросостояния общества. Назову три главных структурно-образующих элемента науки: теория, практика и ученый. В виде гипотезы отмечу, что такое прочтение Кузнецовым науки в определенной степени объясняется его обсуждением состояния и динамики науки с Кржижановским, В.И. Вернадским, Комаровым, Ферсманом, Иоффе в 1930-е годы.
И третья составляющая - «человекоцентризм» историко-научных изысканий, в творчестве Кузнецова он ярко проявляется в большом числе его биографических книг. До войны и непосредственно после войны (в военные годы он воевал на фронте) это были биографии великих русских ученых: Лобочевского, Ломоносова, Менделеева и Тимирязева. В тот период советской истории это была единственная возможность для биографических исследований. В начале политической оттепели появились более широкие возможности для анализа биографий ученых. Многие годы Кузнецов посвятил изучению творчества и судеб Бруно, Галилея, Ньютона, Спинозы о особенно – Эйнштейна.
В заключении отмечу еще одну грань современности наследия Кузнецова, я имею в виду особенности его стиля изложения и собственно историко-научной проблематики, и биографических книг. Наверное, черты его стиля можно обнаружить уже в работах 40-х – 50-х годов, но они явно видны в его книгах 60-х – 80-х. Одна из его самых известных книг - «Эйнштейн», первое издание которой датировано 1966 годом, яркий пример современной организации текстов. Хронологическое описание жизни Эйнштейна прерывается внехронологическими этюдами, раскрывающими особенности его внутреннего мира и мировоззрения. Обращу внимание на разделы «Эйнштейн и позитивизм», «Достоевский и Моцарт» и «Трагедия атомной бомбы». В 60-е годы так не писали, во многом, по-видимому, поэтому, книга «Эйнштейн» активно читалась и обсуждалась в широких кругах «оттепельной» интеллигенции, особенно молодой.
Одна из последних книг Кузнецова «Путешествие через эпохи» (6) - это сплав, синтез историко-научных и культурологических очерков и описания фантастических перемещений автора по пространству дальней и близкой истории. В книге нет упорядоченности во времени, и это обеспечивает возможность диалогов странника (Б.Г. Кузнецова) с его собеседниками – Аристотелем и Данте, Пушкиным и Эйнштейном и многими другими. Кузнецов так формулировал принцип своего анализа прошлого: «Но современная ретроспекция, современная машина времени требует жанра арабесок, жанра логически и хронологически неупорядоченных наездов в прошлое. Они не упорядочены логически и хронологически, но отнюдь не хаотичны, они упорядочены психологически, сама внешняя разорванность изложения обладает определенным эффектом; она расшатывает старую систему ассоциаций, сближений и противопоставлений, чтобы дать место новой системе». Такое суждение применительно к научно-историческим текстам и сегодня смотрится как остро постмодернистское (пост-постмодернистское?), но в 1975 году оно могло казаться просто еретическим.
1. Докторов Б. Все это вместила одна жизнь. Б.Г. Кузнецов: историк, философ и социолог науки.
2. Кузнецов Б.Г. Встречи. – М. 1984.
3. Кузнецов Б.Г. Единая высоковольтная сеть СССР в перспективном плане электрификации. – М. – Л. 1931.
4. Кузнецов Б.Г. Идеалы современной науки. – М.: «Наука». 1983
5. Гринина И. Р., Илизаров С. С. Новые материалы к биографии историка науки Б. Г. Кузнецова / Институт истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова. Годичная научная конференция, 2019. – Саратов: Амирит, 2019. С. 83-86. http://www.andreyleonov.ru/2019/GK-IIET-2019-09-30.pdf.
6. Кузнецов Б. Путешествия через эпохи. Мемуары графа Калиостро и записи его бесед с Аристотелем, Данте, Пушкиным, Эйнштейном и многими другими современниками. – М.: «Молодая гвардия», 1975.