Этот очерк был написан три года назад в связи со 100 летием со дня рождения мамы моей жены. Сейчас я с теплотой в сердце воспроизвожу его по случаю 10 лет со дня ее смерти.
Ах, война, что ж ты сделала, подлая
Сломанная молодость
В середине июня 1961 года я зашел поздравить с днем рождения мою соученицу по мат-меховской группе в ЛГУ Людмилу Поваркову. Я знал ее уже два года, но никаких особых, дружеских отношений у нас не было. Зашел в знак внимания и понимания внутриколлективных отношений. Заранее я ее не предупреждал, и она не ждала меня, ее не было дома. Но была – ее мама, Валентина Яковлевна – молодая, несколькими днями ранее отметившая свое 42-летие, невысокая, с очень ладной фигурой и открытым, улыбчивым лицом, серыми глазами. Я сказал ей, что я учусь вместе с ее дочерью, по-моему, больше ничего. И она пригласила меня зайти и подождать Люсю.
4-й этаж, достаточно крутая лестница, коммунальная квартира с бесконечной длины коридором, в конце которого маячила кухня. Небольшая, типичная для старых петербургских домов комната с окном, смотрящим во двор и почти упирающимся в стену, расположенную напротив него. Тогда я не знал (да и вообще в то время мало кто знал), что в этой, давно перестроенной в коммунальную, квартире – Поварской переулок, дом 13, кв.6 – в историческом центре города, в разные годы, последовательно жили Н.А. Некрасов, И. С. Тургенев и Н. Г. Чернышевский. Понятно, что перечисление их гостей образует длинный список исторических личностей. Долго я не был в комнате один, вскоре вернулась Валентина Яковлевна с тарелкой котлет и жареной картошкой. Заставлять меня есть не надо было... сидели мы, о чем-то говорили, через какое-то время пришла Люся, и мы уже втроем пили чай. И что-то у нас нашлось общее, и мы стали встречаться. И осенью 1964 года – поженились, так Валентина Яковлевна стала моей тещей. Работа помогла ей получить комнату в добротном сталинском доме около Парка Победы, а описанная комната стала нашим первым жильем.
Скажу сразу, более ответственного, тактичного, трудолюбивого, доброго и доброжелательного человека трудно сыскать. Она всех принимала с открытой душой. Всем старалась помочь. Ей не нравилось слово «теща», поэтому выше писал «мама моей жены». Десятилетиями она оставалась для меня Валентиной Яковлевной, но в последние годы ее жизни стала Балей, или Балечкой. В начале века, когда моя внучка начала говорить, я представлял ей: это – бабушка Люся, а это – бабушка (понимал, что прабабушка – очень сложно) Валя. Но младенческой ум – более изощренный, чем мы думаем, он все упростил. Бабушка Люся стала просто Люсей, а бабушка Валя – Балей. Очень естественно и просто. И имя Баля сразу закрепилось в нашей семье.
Валентина Яковлевна, в девичестве – Кириченко, родилась в 1919 году в городе Луганске, ее родные и сейчас там живут. Это была многодетная семья, в которой говорили на русском и украинском языках, отец, высококвалифицированный слесарь, работал на крупном паровозостроительном заводе, мама – занималась хозяйством, в семье было пятеро детей. Дом, в котором они жили, располагался (там он находится и сейчас), по тем временам, далеко от центра. Сад, огород, домашние животные, люди знали друг друга, здоровались при встречах, обменивались новостями. Я там был в 1977 году, конечно, многое к тому времени изменилось, но все равно, для меня, родившегося и выросшего в Ленинграде, многое было новинкой, приятной неожиданностью.
В таких семьях дети с раннего детства включаются в заботу по дому, осваивают традиции семейной жизни. Но пасторали, идиллии не было: Революция и Гражданская война, в начале 30-х – Голодомор, его Баля нередко вспоминала. И все же десять классов успешно окончены, а затем – педагогический институт, специальная 3-х годичная программа подготовки учителей русского языка для преподавания в 5-8 классах. Около года Валентина учила детей в одной из луганских школ. Наверное, ей казалось, что жизнь налаживается.
В конце 30-х она встретила Митю (Дмитрия Павловича) Поваркова (1915-1941), за которого она вскоре вышла замуж. В моем понимании, он был ярким представителем поколения талантливых, пытливых людей, родившихся в пред- и первые послереволюционные годы в средних и небольших городах страны. В значительной мере эту когорту выкосила война, сказанное относится и к Дмитрию Поваркову.
Трудно понять, как, почему, у юноши из Луганска, промышленного Донбасса, возникло желание строить корабли. Он поступил в Ленинградский кораблестроительный институт, отлично учился, занимался общественной работой. Редкий случай, после окончания института его командировали в Англию для ознакомления с английским, многовековым опытом кораблестроения. Перед завершением образования или сразу после окончания института, когда он начал работать на известном кораблестроительном предприятии - заводе им. Марти (с 1957 года – Адмиралтейский завод), ему дали комнату, о которой говорилось выше.
Передо мною фотографии – Валентины и Мити на рубеже 1930-х – 1940-х годов. Молодая, очень привлекательная девушка в модном в те годы белом берете, и молодой человек, одетый с европейской элегантностью. Модная стрижка, костюм, светлая рубашка с галстуком. Возможно, это след пребывания в Англии, возможно, – проявление домашнего воспитания. Его мама, незабвенная Анна Васильевна, умнейшая женщина, всегда любившая свою невестку и внучку, была первоклассной портнихой. Актрисы столичных театров, гастролировавшие летом в Луганске, стремились заполучить от нее новый наряд. Безусловно, много вложил в него и отец – ведущий инженер крупного металлургического завода.
Менее года молодые прожили в Ленинграде. Для Валентины этот краткий период счастья оказалось незабываемым; она нередко мысленно возвращалась в то время. С Митей, уже – старожилом, они бродили по городу, ходили в музеи, смотрели фонтаны, восхищались пригородными дворцами. Оба любили театр, стали постоянными зрителями оперных и балетных спектаклей. Радовались жизни, строили планы.
За месяц до начала войны, Митя, предвидя ход событий, отправил беременную жену к ее родителям в Луганск. В первые месяцы войны молодого, прекрасно подготовленного инженера, руководителя одного из подразделений Марти, сразу перестроившегося выполнение военных заказов, не отпускали в армию, но в сентябре он добровольцем вступил в народное ополчение своего завода и в декабре погиб под Ленинградом, на известных Пулковских высотах... Дочь родилась в июне.
Неоднократно, в Ленинграде и потом – в Америке Валентина Яковлевна говорила, что Митя дружил с ровесником, одноклассником Мишей Матусовским, ставшим известным всей стране поэтом – М. Л. Матусовским. Обычно, она вспоминала это, когда в каком-либо праздничном концерте объявляли об исполнении одной из популярных песен на его стихи: «Берёзовый сок», «Вернулся я на Родину», «Вологда», «Летите, голуби, летите…», «Подмосковные вечера» и другие.
Но никогда мы не слышали песню с начальными словами: «Сиреневый туман над нами проплывает / Над тамбуром горит полночная звезда...», написанную Матусовским еще в 1936 году. Это было время, когда молодые люди поколения поэта, в том числе – он сам и Дмитрий Поварков, покидали родные города, часто «прощаясь навсегда». Вот смолкал шум вокзала, поезд «улетал в сиреневую даль», а они хранили в своей памяти запах и цвет сирени и сиреневый туман. Песня не только передает атмосферу середины 30-х, но приближает нас к пониманию мира той немалой когорты советских юношей, молодых мужчин, которые с детства «не любили овал» и с детства рисовали угол, но взрослели чувственными, романтичными. И когда пришла пора, не раздумывая, уходили на фронт. Интересно, что сказала бы Валентина Яковлевна, прочитав сказанное...
Пришла победа, как воспринимали ее миллионы матерей и вдов тех, кто не вернулся? Со слезами на глазах и с пониманием необходимости жить за себя и за своих сыновей и мужей. И главнейшим становилось воспитание детей, внуков. Женское начало в них затухало, оставалось – лишь материнское.
В 22 года Валентина стала вдовой, молодость закончилась. За несколько лет до смерти я спросил её, почему она сразу после войны, вернувшись в Луганск из тяжелейшей эвакуации в Новосибирск, с маленькой дочкой уехала в мало знакомый, пустой, холодный, разбитый Ленинград, а не осталась жить с родителями. Через десятилетия после тех событий, она ответила, что хотела, чтобы дочь воспитывалась в Ленинграде, и, кроме того, и в годы войны, и после ее окончания, и много позднее она не верила в гибель Мити. Считала, что ждать его надо в их общем доме.
Послевоенные полвека: работа, работа и работа
Куда могла обратиться одинокая молодая женщина с маленькой дочерью на руках в поисках работы в послевоенном Ленинграде? Ее учительский стаж был невелик, и в городском управлении образованием ей отказали в помощи. Естественно, Валентина пошла на завод, где помнили ее мужа, где работало несколько человек, знавших его с довоенных лет и по народному ополчению. Беспартийную, но грамотную ее сделали секретарем-машинисткой в парткоме завод.
Что-то особое было в этой девушке, к тому времени большую часть жизни прожившей в Украине, если на нее обратила внимание женщина, заметно старше ее и с совсем иной судьбой. Зинаида Павловна Крижановская происходила из дворянской семьи, получила гимназическое образование и, по-моему, закончила Бестужевские курсы. Она заведовала большой заводской библиотекой. Несомненно, ее рассказы, советы помогли Валентине войти в ленинградскую, во многом еще дореволюционную петербургскую повседневную культуру, освоить присущую городу систему общения. Очевидно, уроки быстро усваивались. Педагогическое образование, опыт учительства, короткая довоенная жизнь в Ленинграде и, безусловно, общение с Зинаидой Павловной придали речи Валентины Яковлевны абсолютно ленинградский стиль, мелодику, никакого оттенка суржика, никакого провинциализма.
На рубеже 40-х и 50-х для Валентины забрезжило личное счастье, мужчина – крупный инженер-кораблестроитель, полюбил ее и нашел полный контакт с ее дочкой. Но после серии инфарктов он в достаточно молодом возрасте умер.
Видя организованность и ответственность молодого работника, в начале 1950-х ее назначили заместителем начальника типографского цеха завода. Работа – сложнейшая и постоянно «под давлением». Очередную партию чертежей, разных документов для строящихся судов, в том числе – первого в мире атомохода «Ленин», могли принести в типографию перед самым окончанием рабочего дня, и все должно было быть готово «вчера» или, в крайнем случае, завтра, к началу первой смены. Валентина Яковлевна, знавшая все операции, обращалась к работницам: «Ну, девочки, надо сделать...». И делали... никто не разрешал себе подвести ее.
Утром – на завод, около часа в пути, зимой – в промерзшем трамвае. Днем – в организации сложнейшего процесса, а после завершения смены – еще час-полтора подведения итогов дня и планирования работы на завтра. Через несколько лет работы в типографии Валентине Яковлевне рекомендовали – было такое бюрократическое понятие – получить техническое образование. Выбора не было, и за несколько лет она успешно закончила кораблестроительный техникум.
Но постоянно – в голове: «Как там дочка?». И никаких телефонов, никак не проконтролировать ее, никак не сообщить, когда она вернется домой. Поздним вечером она добиралась до дома и впрягалась в домашние заботы. Нельзя сказать, что дочка незаметно выросла, очень даже заметно. Но всегда была ответственной, внимательной к маме. Училась только на пятерки и, единственная за ряд лет в школе на Невском проспекте, была награждена золотой медалью.
Прошли годы, и в 1974 году, точно в день, когда Валентине Яковлевне исполнилось 55 лет, по нынешним временам – молодая женщина, она ушла на пенсию. На протяжении многих лет она была, действительно, незаменимой. Устала, начались болезни, да и внук пошел в первый класс. Но какие это были проводы! По радио многотысячного завода ее поздравляли несколько раз и передавали для нее любимые песни, домой ее привезли на микроавтобусе и долго вносили в квартиру ведра с цветами, чайные сервизы и хрусталь. Дефицитные в те годы коробки с конфетами некуда было складывать.
Начались «чудесные» пенсионные годы бабушки, мамы, тещи... работа с утра до позднего вечера... разное это было время, долго вспоминать. Настало время перестройки – бурное, кипучее. Потом – начало 90-х, внук и его жена закончили институт, получили образование в области компьютерной техники, программирования. Сын начал работу в институте двойного подчинения: Академии Наук и ВПК. И даже там не всегда выплачивали зарплату. Многие их друзья остались без работы, стали «челноками», «ларечниками», начался заметный отъезд молодежи, особенно – их профессии. В 1992 году и они отправились в Америку, в Силиконовую Долину. Оба были с хорошим английским, достаточно быстро нашли работу. И в 1993 году прислали – по собственному решению – нам приглашение.
Заокеанские годы
Мы с женой долго не раздумывали. Мы чувствовали необходимость быть рядом с сыном, да и здоровье жены подталкивали к отъезду. Когда мы сказали Валентине Яковлевне о наших размышлениях, ее реакция была однозначной: «Я – с вами». Мы и не предполагали иного.
И вот, в конце апреля 1994 года мы приземлились в Сан-Франциско. Началась наша американская «Одиссея». Всем было трудно, но, думаю, Валентине Яковлевне – всех труднее. Через пару месяцев ей исполнялось 75 лет, а она – в ином мире, в абсолютно новой среде. Без языка и надежды его освоить (хотя честно недолго ездила в школу для пожилых «новичков»), без друзей и знакомых, одно время – даже без телевизора. Все держались, и она – тоже. И, повозможности, осваивала новую жизнь.
Один пример. Через пару месяцев после начала жизни в Новом Свете мы получили государственную медицинскую страховку и отправились лечить зубы. Небольшая клиника: китайские врачи и испаноговорящий вспомогательный персонал. Заполнил все бумаги на себя и на Валентину Яковлевну. Вскоре в комнату ожиданий вошла медсестра и пригласила: «Valentina». После беседы с врачом, я был за толмача, Валентина Яковлевна сказала мне, что ее удивило приглашение: «Valentina», она давно привыкла к имени и отчеству. Объяснил, что в Америке нет отчеств. Через некоторое время, знакомясь с русскими, она спокойно представлялась: «Валентина».
В тот момент мы с женой только недавно перешагнули 50-летие, и нам не были положены пенсии. Пару лет, пока все как-то не наладилось, нашим единственным регулярным источником денег была пенсия Валентины Яковлевны.
Постепенно в новой жизни складывался некий баланс. Валентина Яковлевна стала Балей, радовалась, играя с правнучкой. Но в начале 2000-х тяжелая болезнь унесла нашего сына, ее внука. Жизнь снова заставила нас быть сильными.
В 2009 году мы отметили в хорошем ресторане 90-летие Бали, многие поздравляли ее, и было видно, что все добрые пожелания – искренние, честные. Заслуженные. У нее и здесь, в Америке, появились приятельницы, как правило, моложе ее. Она умела слушать, и люди ценили это.
Болезнь сердца все чаще давала о себе знать. Но Баля старалась поддерживать порядок в своей комнате, многое делать дома, ежедневно гуляла. Не пропадал и интерес к жизни: следила за событиями в России по телевидению, много читала, особенно ей нравились книги об актерах, деятелях культура. По-моему, она чаще стала молиться, читать религиозные издания. В церкви ей было трудно отстоять всю службу, но все же несколько раз в год она была там, в основном – сидела. Молилась за упокой не вернувшегося с войны мужа, вспоминала своих родителей и ушедшего раньше ее внука... молилась и за здравствующих.
И вот в январе 2012 года настал последний день Балечки. Утром резко подскочило давление, приехала служба 911, отвезла в приемный покой больницы. Все происходило быстро, но, когда она была подключена к системе жизнеобеспечения, сердце перестало работать. Мы наблюдали высочайшее искусство реанимационной команды, молодые сестры работали по заранее отлаженной и изученной схеме, врач стоял в стороне и не вмешивался в их – только их – дело. Когда сердце заработало, врач подошел к нам и сказал, что есть два варианта. Пытаться лечить, но без надежды на излечение и отключить все, держать на болеутоляющем и дать ей спокойно заснуть. Мы избрали – второй.
По дороге в специальное реанимационное отделение я заметил рядом с собой невысокого аккуратно одетого мужчину. Он представился госпитальным капелланом и спросил, какую церковь Валентина посещала. Когда я сказал, что Русскую православную, он заметил, что имеет право отслужить службу по православному канону. Но мы попросили его найти телефон русской церкви, батюшки – друга нашей семьи, которой знал Валентину.
о. Стефан успел приехать и сказать нужные слова, пока она еще была жива. И невестка с правнучкой оказались совсем недалеко. Они успели с ней проститься. Все могло бы сложиться и не так, но есть в мире высшая справедливость...
Прошло десять лет со дня смерти Бали. Конечно, моя жена по-своему все переживает.
Когда мы где-либо задерживаемся, мне часто хочется позвонить Бале и предупредить ее...