Продолжительные дожди оставили едва ощутимое послевкусие в виде прохлады, придушивший на корню летний зной. И наряжаясь в тот день на свой первый экзамен в этом семестре, Евангелина облачилась в более закрытое одеяние, намного отличавшееся от того, что ей приходилось надевать накануне посещения концерта в музыкальной школе, когда от жары не спасали даже открытые настежь окна.
Время от времени сквозь нависшую над городом пелену тяжелых облаков пробивалось солнце, вносившее яркие краски в унылый день. И заранее пытаясь настроить себя на позитив, Евангелина все равно немного волновалась, переживая насчет сдачи экзамена. Чего нельзя было сказать о её спутнике.
Перебрав накануне с алкоголем, Лисов бросил все силы на борьбу с последствиями похмельного синдрома. И не имея ни малейшего понятия о том, сможет ли он вообще выдержать пытки устного экзамена, раздумывал о том, как облегчить собственную участь. Ведь обычные таблетки от головной боли ему не помогали, и самочувствия не улучшали. И если о чем он и думал в тот момент, садясь в авто рядом с водителем, то явно не о количестве выученных накануне билетов.
В тот момент ему явно было не до них. Пробежавшись перед сном взглядом по ответам, он захлопнул методичку, и, ссылаясь на легкое недомогание, улегся спать, надеясь пережить завтрашний день без последствий для себя, что было маловероятно. Особенно если учесть количество выпитого им накануне виски. Тогда ему было очень весело. Сейчас не очень. А после «благожелательного» напутствия отца стало в разы хуже.
«И нахрена было так напиваться?!», — размышляла Евангелина, усаживаясь на заднее место в авто. — Неужели нельзя хоть как-то контролировать свою дозу и вовремя остановиться?»
Уж если знаешь, что после определенной рюмки тебе становиться плохо, почему бы не воздержаться от употребления спиртного?! Или хотя бы попробовать себя в нем ограничить? Впрочем, зная характер Лисова, она была не удивлена, что для него все закончилось именно так. И чутье ей подсказывало, что если он не изменит со временем своих привычек, дальше станет только хуже.
Чересчур увлекаясь посещением всяких мероприятий, он частенько перегибал палку в своих алкогольных пристрастиях, не умея вовремя остановиться. И вспоминая собственное поведение во время посещения ночного клуба, когда она вроде бы тоже выпила тогда немного, что, впрочем, не уберегло её от совершения глупых поступков, Евангелина прекрасно понимала, что в случае с Артемом эта история не могла разрешиться иначе. И его встреча с отцом — обычное совпадение. Пусть и не самого благоприятного характера. И если бы Лисов-старший заявился домой на пару дней позже заявленного термина, все бы обошлось. И о «подвигах» сына он вряд ли догадался. А уж мать нашла бы способ замять эту историю, запретив своему чаду появляться впредь в таком виде дома.
Евангелина не понимала распития алкоголя в таких количествах. И даже не представляя себе, сколько силы воли пришлось приложить Лисову, чтобы преодолевая самое себя и свое дурное самочувствие, таки заявиться на экзамен, она решила воздержаться от критики в его адрес, как будто вправду переживала в глубине души за его состояние. Хотя кого-кого, а её оно должно было волновать сейчас меньше всего. Пусть и главным для них было вообще сегодня успеть на экзамен, а дальше ситуация разрешиться сама, о чем она тут же поспешила его уведомить, предлагая немного ускориться, иначе они опоздают.
— Да, «успеть», — это немаловажно, — не став медлить с ответом, с ухмылкой бросил парень, поворачиваясь к ней. Только намекал он явно не на экзамены, и его фраза имела более пошловатый контекст.
Это был один-единственный момент, когда отвлекшись от своего недомогания, он соизволил отпустить в её адрес очередную колкость, не изменяя своему прежнему характеру. Это означало, что ему стало намного лучше и с возобновлением сил дело пошло на лад. Иначе вряд ли бы он начал снисходить до пошлых намеков. Но в этом был весь Артем Лисов. И с этой его привычкой переиначивать любое её замечание на свой лад бороться было невозможно.
Пропустив мимо ушей его слова, Евангелина с ним больше не заговаривала, сосредоточив внимание на дороге, тем более ему самому в тот момент стало тоже не до разговоров. И отвлекаясь постоянно на праздную болтовню Корнея Ивановича, начавшего не к месту вспоминать годы собственной молодости и то, как он познакомился со своей женой, Евангелина снова и снова прокручивала в голове список экзаменационных ответов на билеты, пока сидевший рядом с водителем Артем не приказал ему заткнуться, ссылаясь на головную боль от его болтовни. Прикусив свой язык где-то на середине рассказа, словоохотливый шофер был вынужден замолчать. И покрепче вцепившись в руль, сконцентрироваться на дороге, пока перед взглядами обоих не замаячила знакомая аллея, ведущая к воротам университета.
Сильвестр, как и остальные, видели, что в этот раз Евангелина приехала тоже не одна, а в компании Лисова, который тут же помог ей выйти из авто, галантным жестом захлопнув за ней двери, однако не стал устраивать из увиденного трагедии, поздоровавшись с нею, как обычно. Как будто заранее смирившись с тем, что поведение этой девушки в ближайшее время вряд ли изменятся в лучшую сторону, раз она начала до такой степени доверять этому прохвосту, что даже не отказалась от его помощи, когда тот соизволил открыть перед ней дверь авто, помогая выбраться из салона.
Из всех присутствовавших в тот день на экзамене опаздывал только Новаковский. Это был единственный в их группе человек, которому сколько времени не дай сборы, ему все равно будет мало. По крайней мере, такого мнения была о нем их куратор Елизавета Котофеевна, устав делать замечания этому парню по части опозданий. И надеясь, что хотя бы в этот раз все обойдется, она была немного разочарована, так и не обнаружив его среди остальных студентов, когда стрелка часов показала время начала экзамена.
Без эксцессов со стороны Новаковского не обошлось. Но если бы она знала, по какой причине он опаздывал, то, наверное прибила бы его ещё до того, как нога этого студента ступила на порог аудитории, где уже были заранее расставлены столы для подготовки к устным ответам, а на столе преподавательского состава — красовались вазы с цветами и бутылки водой. Хотя накануне она пообещала «убивать» его до тех пор, пока он не станет «универсальным солдатом». И в какой-то степени у нее это получилось.
Проспав заранее выставленное на будильнике время, которое он хотел потратить на подготовку дополнительной порции шпаргалок, Егор, как всегда, проснулся позже обычного. И вспомнив, что сегодня за день, принялся что есть духу готовиться к этому событию, пока ему не позвонила Фекла.
Долги по экономической теории закрыть ему все же удалось, но далеко не путем написания докладов, как предлагала ему сделать накануне Елизавета Котофеевна, заставляя чуть ли не ночевать в читальном зале ради поиска информации. Накануне она заходила к нему домой, надеясь застать там его отца с целью собрать ей документы для санаторно-курортного лечения внуков, которых хотела отправить в какой-то элитный санаторий.
Доктора Новаковского на месте не оказалось, но пообещав передать своему родителю её просьбу, Егор убедил куратора, что ей совершенно незачем беспокоиться по этому поводу, и что все будет сделано по высшему разряду. В обмен на закрытие его «хвостов». В итоге выбив через папашу нужные ей бланки, он оформил дневной стационар для её внуков, стырив из отцовского кабинета справки, и собственноручно поставив на них печати вместе с подделанной подписью. Так что если бы не звонок Феклы, ненадолго выбивший его из колеи, возможно, сдача экзамена по экономической теории закончилась бы для него вполне благополучно.
Дурно себя чувствуя после затянувшихся посиделок в ночном клубе, Фекла попросила его нарисовать Айку «землю» на день Земли. Учась в школе-интернате на продленке, мальчик ходил на занятия даже летом. Каникулы, как таковые, в этом учебном заведении отсутствовали. И только сейчас вспомнив, что там намечалось какое-то мероприятие по экологии, чувствуя себя неспособной сегодня нарисовать обычный эллипс, (в противном случае эту геометрическая фигура получилась бы слишком кривой, а позориться с таким рисунком её брату было без надобности), она быстро нашла выход из ситуации. И вспомнив о существовании своего кузена, которому, невзирая на похмельный синдром, надо было подготовить шпаргалки на собственный экзамен, Фекла решила взвалить свои заботы на его плечи, отчего сам Егор, ни живой, ни мертвый после вчерашней попойки, был не очень рад, не в состоянии ей отказать.
Оставить Айка без «Земли» в такой день, когда его одноклассники могли прийти туда с разрисованными на экологическую тематику ватманами, он не мог. Поэтому пообещав кузине поскорее справиться с поставленной задачей, превозмогая последствия похмельного синдрома, он таки взялся за это непростое дело, наплевав на собственный экзамен. Клавиатуру Алексу он уже рисовал. Значит, и с рисованием какой-то там Земли Айку тем более справится.
Умудрившись каким-то образом доползти до кухни, где в дальнем углу кухонного ящика хранилась аптечка, приняв обезболивающее, он уполз обратно к себе, тщетно пытаясь вспомнить, куда братец закинул остатки ватмана с набором акварельных красок, которые должны были у него оставаться после рисования клавиш.
Приняв позже холодный душ и выпив крепкого чаю, он почувствовал себя значительно лучше. И проклиная навязчивость Феклы на чем свет стоит, стоически превозмогая симптомы тошноты и головокружение, Егор вооружился циркулем, раскладывая на полу остатки ватмана, закрепляя его по краям книгами. Ради близкого родственника он был готов пойти и не такой поступок, за который ему, конечно же, вряд ли скажут «спасибо», воспринимая его помощь как само собой разумеющий факт.
«Ну, что я за человек, который не может ребенку «Землю» нарисовать на день Земли?!», — размышлял Новаковский, пытаясь начертить на ватмане более-менее ровный круг. И у него это почти получилось. Правда, с десятой попытки.
Все предыдущие разы нарисованная Земля получалась слегка кривоватой, и её постоянно приходилось подправлять, убирая попутно ластиком лишние контуры и кривизну, что почти характеризовало его как будущего отца, готового всегда прийти на выручку своим же будущим детям, невзирая на собственное состояние, если они, конечно, вообще у него будут.
«Главное, рисую себе, рисую, пытаясь максимально приблизиться к воображаемой картине, — позже делился он с одногруппниками своими впечатлениями об этой процедуре, — а тут ещё дед начинает мне звонить, отвлекая от работы… Приезжай, говорит, ко мне на дачу и помоги перебросить в дом какое-то барахло со двора, не понимая, что я тоже занят… Вечно всем от меня что-то надо, но никого не интересует, что нужно МНЕ! На прошлой неделе мы перевезли ему на мотоцикле холодильник от соседей. Что-то у него терморегулятор начал работать без отключения, так что надо будет наведаться к нему с Жекой и выяснить причину поломки…»
До университета он добирался на такси, выбросив на проезд последние отцовские сбережения. Прокатиться на общественном транспорте он уже попросту не успевал, чересчур увлекшись рисованием Земли, которая, сколько бы усилий он не прилагал, стараясь как можно ровнее держать в руках циркуль с карандашом, она все равно получалась слегка кривоватой.
Ввалившись в аудиторию с таким видом, будто за ним гналась свора собак, и, кивнув украдкой Елизавете Котофеевне, в чьем взгляде читалось: «С тобой я разберусь попозже», он бросился занимать свое место, располагаясь рядом с Харитоном.
В этот раз Новаковский выглядел уже не как амбассадор местного морга. На экзамен он пришел в черных брюках, белой рубашке, заранее подобрав под неё черный галстук. С неизменными кожаными напульсниками на запястьях, не в состоянии никак избавиться от этой неотъемлемой части своего гардероба. Елизавета Котофеввна таких вещей не одобряла, но в тот момент ей было уже не до разборок со студентом-неформалом. Главное, что он вообще попал на экзамен, иначе у неё самой бы возникли серьёзные проблемы, решать которые пришлось бы уже не на кафедре, а в кабинете декана.
Зачет по социальному страхованию закрыть у него получилось, порядочно помотав при этом нервы профессору с Харитоном. И будучи уже не рад перспективе выслушивать жалобы от парней, закрыв глаза на количество пропущенных ими практических занятий и лекций, Федор Никанорович поставил им за семестр баллы, которые они заслуживали, учитывая качество подготовленных ими в последний момент докладов. В противном случае допуска к зачету им было не видать как своих ушей.
«Я ничего не имею против, но и вы меня поймите, — возмущался преподаватель, принимая у них зачетки. — А то получается так, что я, как добропорядочный гражданин, отдал своей профессии тридцать лет, а потом меня поймает комиссия на том, что я пошел на уступки какому-то авантюрному мальчишке, предложившего мне свои условия проведения зачета…»
Никак не прокомментировав его опасений, Егор просто ждал, когда тот поставит им в зачетки долгожданные баллы. И ещё немного повозмущавшись для проформы, со словами: «Эх, попрут меня из-за вас, пацаны!…», — Федор Никанорович таки поставил им свой «автограф» напротив баллов, ничуть не жалея о своем решении, за который ему, как минимум, светили разборки у ректора, стань это действо достоянием общественности.
Книга 1. Глава 53
http://proza.ru/2022/01/30/1888